Отправлено: 06.07.09 23:08. Заголовок: Самая страшная сказка [A]

 Отправлено: 09.07.09 21:27. Заголовок: Её находят случайно..

Её находят случайно, в каком-то подвале – немолодая уже женщина испугалась шума в подвале, и вызвала авроров, не рискнув сама спуститься вниз. Как потом рассказали Биллу, аврор О’Брайен узнал её сразу. Первые несколько дней Флёр провела в Сент Мунго, не приходя в сознание, а Билл сидел возле неё, как верный пес, сжимая в руках обнаруженную рядом с телом записку, на которой косые буквы будто бы смеялись над ним: «Празднуй победу Лорда, Уизли».
И когда все вокруг праздновали, веселились – Министр объявил всю неделю праздничной, - Уизли проводил целые сутки в Сент Мунго, сжимая хрупкую ладошку с аккуратными пальчиками, вглядываясь в бледное лицо, ожидая, когда же она откроет глаза. Но Флёр спала, и не слышала ни его, ни колдомедиков.
А потом она все же открыла глаза и попыталась что-то сказать, но Билл не смог понять ни слова – она говорила на французском, и так быстро, что бывший гриффиндорец не разобрал ни слова. Девушка только крепко сжала его пальцы, прежде чем впасть в очередной «сон». Тогда же он принял решение забрать её домой – так ему было бы спокойней, как тогда показалось Биллу. Колдомедики лишь развели руками – они не могли ничего сделать, чтобы вернуть белокурую в нормальное состояние.

Дом погрузился в полумрак, свет горел только в спальне, реже – в какой-то другой комнате. Билл прекрасно ориентировался и в полумраке, а Флёр приходила в сознание слишком редко. Мужчина часами сидел возле неё, так, как когда-то в Сент Мунго, только теперь вместо белых больничных стен вокруг были родные стены «Ракушки». Портреты на стенах тихо перешептывались, и Билл начал жалеть, что когда-то повесил их. Сейчас тихий шепот в коридорах только нагнетал и без того мрачную обстановку.
Иногда появлялась Молли, реже Джинни или Рон. Почти никогда Перси, только однажды, да и то он быстро сбежал обратно в Министерство – после падения Лорда работы было в несколько раз больше, чем во время второй магической войны. Молли обычно сидела в доме часами, приводя все в порядок – Биллу было не до бытовых забот, он питался легкими перекусами, а Флёр вообще держалась на одних зельях. Мать приводила дом в порядок, пополняла запасы еды, выбрасывала пустые бутылочки от зелий, которые присылали из Сент Мунго каждое утро.
Просыпаясь, Флёр будто хотела что-то сказать, но Билл не понимал ни слова, а если и понимал, то какие-то обрывки, не связывающиеся в единое целое. Больше всего на свете Уизли боялся, что она умрет, потому что тогда вся его жизнь в одночасье лишится смысла. Он не знал, как жить без неё, не умел и не собирался учиться. Джинни говорила, что все будет хорошо, обнимая его при этом неловко худыми руками и утыкаясь в плечо. Рон обычно сидел мрачнее тучи, зато Гермиона проявляла явную активность, чем-то напоминая при этом миссис Уизли. У мужчины даже сложилось впечатление, что они договорились о своеобразном графике дежурства.
А потом наступали ночи, холодные, которые согревал только кофе и едва ощутимое тепло её ладошки. Казалось, что она с каждым днем становилась все холоднее и холоднее, будто бы плоть каменела, превращалась в мрамор. И все же – Флёр будто бы спала, просто спала, и ей снились сплошные кошмары, которые Билл, к сожалению, не мог прогнать, а ведь он так хотел.

 Отправлено: 09.07.09 23:59. Заголовок: Мне снятся собаки мн..

цитата:

Мне снятся собаки, мне снятся звеpи, Мне снится, что тваpи с глазами как лампы Вцепились мне в кpылья y самого неба, И я pyхнyл нелепо, как падший ангел. Я не помню паденья, я помню только Глyхой yдаp о холодные камни, Неyжели я мог залететь так высоко И соpваться так жестоко, как падший ангел?

Всё было слишком быстро и всё так походило на сон, что она не верила. Не верила до последнего. Не верила и пыталась проснуться, открыть глаза и прижаться к Биллу. Но она не находила его. Флер не видела его. Она видела только маски Пожирателей Смерти, только огоньки на концах палочек, она чувствовала только ощущение дежа-вю. Ведь это было, это было однажды, и это просто не могло повториться снова. Но ее схватили - вновь в Косом переулке, и вновь странное здание, и вновь странная комната, и вновь - боль. Гораздо сильнее. И никаких разговоров. Хриплый смех, красные лучи.
- Я прошу вас, я умоляю, я все сделаю, о Мерлин, - падала на колени, светлые волосы разлетались, поднимала глаза и видела эти черные маски, эти безумные глаза в прорезях. И они ничего не говорили. Они ничего не просили. Они просто мучали ее. Мучали так, как никто прежде не мучал. Делали так больно, как просто не могло быть, как не должно быть. Красные лучи со всех сторон, а хотелось - зеленые. Она мечтала, Флер просто грезила о зеленом луче, который прервет все её страдания. Ей не за что было держаться, она готова была отказаться от всего, что у нее было, от любви, от счастья, от надежды, от жизни, только чтобы избавиться от этой ужасной боли, что раздирала насквозь, вонзалась миллионами ядовитых игл в тело. И казалось, что тела уже не было, что ее изломали, что теперь она - лишь горсть переломанных костей, что не осталось даже крови, что ничего не осталось. Что была лишь эта боль - нескончаемая. Она так кричала, что не могла говорить, но губы шевелились, все пытались что-то сказать, разжалобить.
- Пожалуйста...перестаньте... Хватит! Я не могу больше!.. - дрожащий голос срывался на истеричный крик, на высокий и режущий слух визг, на улmтразвук, но никто не слышал, никто не реагировал, никто не опустил палочку. Она ничего не видела. Она больше не видела даже красных всполохов от заклинаний. Глаза были широко открыты, эти ярко-синие глаза, но перед ней мелькали не маски Пожирателей. Она видела родитилей, видела сестру, видела всех, кого любила, и сознание оставило напоследок весь смысл ее жизни: она видела рыжие волосы, она видела улыбку, она хотела потянуться к нему, но ее, словно марионетку, бросало и кидало. Невидимые нити, ужасные нити, нити боли опутали ее, и не было никакого выхода.
- Убейте меня, убейте, убейте, убейте... - все тише и тише, и уже она не может говорить. Она потеряла зрение от боли, она потеряла голос от боли, она теперь ничего не слышит, и только где-то внутри бьется сердце, еле слышно, а перед внутренним взглядом - Билл. Но он меркнет. Он исчезает. И она исчезает вместе с ним. И она уже не ощущает себя.

Перед глазами мелькают то стены Святого Мунго, то стены дома, но она не понимает, что это - сон или явь. И Билл рядом с ней - она снова видит его, но он постоянно расплывается, постоянно исчезает, и она уходит без него в это черное небытие, где временами ее пронзает жуткая боль. Она не может кричать, но словно горит изнутри. Флер не может прийти в сознание, потому что и там - боль. Но что-то внутри напоминает, что есть в жизни очень важная вещь, что надо постараться, что надо вернуться, что там он, и там должно быть что-то еще. Очень важное. Очень нужное. И Флер приходит в себя. Боль тише, здесь спокойнее, чем там - во сне, в черной дыре, но это не главное. Билл рядом. Флер видит его. Так четко, что это не может быть сон. Но она все равно не верит...
- Билл, Билл, забери меня, я прошу тебя, скажи, пусть они меня убьют, пусть перестанут, - она шепчет, по щекам льются слезы, она не верит, что он спасет ее. - Любимый, помоги мне, я не могу без тебя, - ее сотрясают рыдания, она резко притягивает к себе его руку, Флер пронзает жуткая боль, но теперь она чувствует его тепло, она вцепилась в него так отчаянно, чтобы больше не уходить, но темнота накатывает, его лицо расплывается, она ничего не слышит, у нее нет сил бороться. Но она чувствует что-то теплое около сердца, она открывает глаза. Флер не знает, сколько прошло времени, но Билл все еще возле нее, почти в такой же позе, в которой он сидел, когда ее забрал обморок.
- Не уходи, - едва слышно, она теперь не двигается, боится, что любое ее действие вновь отправит ее туда, где нет Билла. А он ей нужен. Он очень ей нужен. Но она не может вспомнить, почему. Кто он? Зачем он ей? Почему Билл Уизли - единственное, что осталось у нее в памяти? Нет, она помнит. Она знает.
"Я знаю!" - хочется кричать ей, но Флер молчит, и большие испуганные синие глаза не отпускают из поля зрения лицо мужа.
- Я люблю тебя, - одинокая слеза, но она боится моргать, боится, что Билл исчезнет. - Я помню это, слышишь?.. - она пытается улыбнуться, но очень больно, все болит, а где-то там, внутри, мечутся мысли, которые она не может понять. Эти мысли стучатся и стучатся, они не дают ей покоя, но Билл рядом, и единственное, что она может - забыть обо всем и держаться за реальность.

 Отправлено: 25.08.09 02:57. Заголовок: Колдомедик отводит г..

Колдомедик отводит глаза, листает какие-то бумаги, и Билл понимает –правды не будет. Этот мужчина напротив, едва ли старше его самого, сейчас ему соврет – со врачебным спокойствием на лице, привычно. Скольким родственникам умирающих людей он уже сказал, что шансы есть? Страшная, страшная цифра, в которую лучше не вдаваться, не вдумываться.
- Она должна прийти в себя вскоре, мы сделали все возможное, и теперь остается только ждать, - он не смотрит ему в глаза, и Билл не знает, можно ли верить. Хочется, раздери его дракон, хочется верить каждому слову – что пройдет какое-то время, и его светловолосая фея откроет глаза и посмотрит на него осмысленно. Что страшные сны останутся в прошлом, а в будущем будет та жизнь, которой она заслуживала.

Ему всегда нравилось смотреть на неё, когда она спит. В лучах утреннего солнца это превращалось в волшебную картину и приобретало какую-то нереальность. Наверно, умей Билл рисовать, он бы обязательно её нарисовал – именно такую, с серебристыми локонами, раскиданными по подушке, будто бы светящейся кожей и умиротворенным выражением на прекрасном лице. Она была похожа на ангела, его маленькая Флер. Она с самого их первой встречи была для него ангелом, сошедшим с небес на грешную землю, будто бы стремясь напомнить людям о чем-то великом, возвышенном, о том, чего уже не осталось, по сути.
Она даже в полубезумном забытьи была для него ангелом. Просто мир оказался сильней, мир оказался страшнее и жестче. Мир победил, и ей пришлось сдаться.

Потом ему рассказали, что один из схваченных недавно Пожирателей признался в том, что принимал участие в её «наказании». Он назвал это развлечением, сказал аврор, занимавшийся этим делом, а у Билла внутри все похолодело. Нежность, любовь, тепло – все это осталось ей, а ещё матери, сестре и, пожалуй, непутевым братьям. В тот момент в нем подняла голову ненависть, черный, страшный зверь, поедающий души людей. Если Билл и знал это чувство – по-настоящему знал, - то тогда оно не могло сравниться с тем, что было сейчас. Если бы у него только была возможность добраться до этого мальчишки, если бы она только была – он уверен, что тогда Пожиратель позавидовал бы мертвым, пожелал бы пойти за ними.

Она снова говорит, и Билл крепче сжимает тонкие пальцы. А вдруг, вдруг сейчас ей станет лучше, речь – осознаннее, и слова будут складываться не в обрывочные предложения, а в целые куски осмысленного текста.
- Я здесь, - шепчет рыжеволосый, - я с тобой, с тобой.
Слова разбиваются о преграду, появившуюся между их мирами; она не слышит его. Сердце предательски щемит. Билл подносит маленькую аккуратную ладошку к губам и мягко касается кожи. Это только в сказках принцессы просыпаются от одного поцелуя, только в сказках поцелуй вырывает принцессу из векового сна, и она живет счастливо, пока смерть не разлучает её с принцем.
Здесь все было иначе, не сказочно. Поцелуи не пробуждали ото сна, а монстры не становились людьми, скорее, наоборот.
- Я больше никому не позволю тебя обидеть, слышишь, никому, - ему хочется прервать её мучения, хочется, чтобы она наконец-то проснулась от этого сна. – Ты только проснись, Фло.
Но ею владеет сейчас сон, сон, в котором ему, Уильяму Уизли, места не было.

 Отправлено: 11.09.09 22:10. Заголовок: Когда-то они были де..

Когда-то они были девочками и мальчиками, а теперь - искалеченная девушка и несчастный парень, муж и жена. Такие молодые. Но почему-то никто об этом не подумал, когда белокорую фею, совсем ещё девочку, пытали и мучали, когда писали издевательскую записку рыжему рыцарю, когда подло разрушали их жизнь. Такое хрупкое и такое невозможное теперь счастье. Надежда на жизнь, просто жизнь, рушилась с каждым прерывистом вздохом Флер во сне, с каждым бессознательным сжиманием пальцев мужа, который держал её за руку. А они ведь правда всегда держались за руки, так мило и так по-семейному, а теперь это становилось их единственной связью, потому что только тепло рук сейчас могла воспринять Флер, в этом глубоком полусне, в этом безумном кошмаре, где лишь иногда, словно свет и радость, возникало лицо Билла. Сколько это длилось, она не знала. Она никогда не узнает, сколько лежала в этом состоянии. Просто потому, что никогда не придет в состояние, когда сможет воспринимать цифры, когда будет понимать что-то кроме слов Билла. Раньше так было потому, что Флер не могла думать больше ни о ком, как об Уизли, она была влюблена без памяти. Теперь же так было потому, что она умирала. И любила. Завядающий цветок, как мало она успела. Но в памяти что-то бьётся, не дает покинуть этот мир. Люди живут, пока у них есть что-то важное, очень важное. Но жить долго лет ради самого важного - Билла - ей было не дано. У Флер было лишь несколько дней, и они подходили к концу.
- Мой муж... оставьте меня с ним... хоть ненадолго, - вырывается из губ девушки, она ворочается на кровати, сквозь задернутые шторы проникают лучи солнца. Раньше она казалась видением на свету, теперь она стала ещё более эфемерна, ещё более прозрачна, словно призрак, словно тень, кожа стала ещё белее, и тоненькие синие вены ниточками выделялись на руках. Голубая кровь, но какими красными каплями она стекала по коже Флер, когда ту привезли в больницу Святого Мунго... И этот красный цвет будто бы показывал, что есть жизнь, что есть надежда. А теперь - бледные руки, голубые вены и синие, самые синие в мире глаза. Флер внезапно поняла, что вокруг опять реальность, что совсем рядом Билл, и вдруг стало отчетливо ясно, что осталось немного, что, пожалуй, ещё пару раз посмотреть на море рядом с их коттеджем, прикоснуться губами к лицу Билла, и ещё сказать, что-то вспомнить, что-то очень важное... Флер хотела жить. Но сложно было не понять, что она больше жить не будет. Тогда почему так больно где-то там, внутри, будто она о чем-то жалеет? Ей ведь не о чем жалеть. Она была честной и доброй, она любила, она делала, что могла. Флер умрет, и ей будет всё равно. Поэтому она должна, должна насладиться последними моментами. Но в уголке недействующей и почти отказывающей памяти, где всплывает только лицо Билла и их жизнь, да пару воспоминаний из детства, что-то бьётся, настойчиво, не дает сосредоточиться на рыжих волосах и веснушках. Флер моргнула.
- Билл, - неужели это говорит она, неужели это её голос сейчас слабее, чем крики чаек, там, за окном? - Любимый, - Флер говорит это ещё тише, но он услышит, конечно, он услышит, он сердцем почувствует, как она сейчас ощщуает его дыхание и сердебиение - удар за ударом. Долго ли он проживет без неё?
- Я хочу увидеть море. Наше... с тобой, - слова даются с трудом, но это сейчас неважно, совершенно, потому что осталось так мало, потому что солнце невечно, и она умрет ещё до заката. Но она хочет умереть там, на воздухе, где соленый ветер, где на террасе их домика стоит маленький диванчик, где они так любили сидеть по вечерам и смотреть, как раскаленный огненный шар погружается в волны моря. Как скоро погрузится в небытие она сама, светлая и сияющая. Гаснущая.

Знаю, умру на заре! На которой из двух,
Вместе с которой из двух - не решить по заказу!
Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух!
Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!

Пляшущим шагом прошла по земле! - Неба дочь!
С полным передником роз! - Ни ростка не наруша!
Знаю, умру на заре! - Ястребиную ночь
Бог не пошлет по мою лебединую душу!

 Отправлено: 20.09.09 20:14. Заголовок: И что мне от любви о..

И что мне от любви осталось ныне?
Только имя...

Можно было бесконечно долго звать ей по имени и понимать, что она тебя не слышит. Повторять это «Флёр, Флёр, Флёр», но в ответ получать только молчание. Он делил собственную жену с её кошмарами, и понимал, что с каждым днем проигрывает. Эта битва вообще была заранее проиграна – ещё в тот момент, когда он только увидел её, покалеченную, израненную, а колдомедик отводил глаза. Билл вспоминал Лонгботтомов; когда-то давно Аластор Грюм – Мерлин, где теперь он? – рассказывал ему о Фрэнке и Алисе, которых четверо безумных Пожирателей подвергли пытке. Не добившись ничего от Фрэнка, они пытали Алису. Билл вспомнил старое фото, которое показал все тот же Грюм. У той молодой улыбчивой девушки тоже были светлые волосы. Значило ли это то, что его Флёр ждет та же судьба – вечное забытье, в котором не будет уже его, Билла? Думая об этом, он даже завидовал Лонгботтомам – у них было одно забытье на двоих, они даже там были вместе. Они же с Флер были разлучены – и у них у каждого был свой кошмар.
Если раньше она светилась, сияла, то теперь – тлела. Билл понимал это с какой-то обреченность, но отказывался принимать. Ещё недавно он был так счастлив, и, казалось, ничто не сможет нарушить той маленькой идиллии, царившей в Ракушке. Полтора месяца назад он и не думал, что вскоре его белокурая волшебница будет умирать практически у него на руках, а он не сможет сделать ничего, ни-че-го. И сейчас ему оставалось только спрятать её от солнца – Билл не хотел делить её ещё и с ним, - убрать все часы, заунывно отсчитывающие оставшиеся им минуты. Когда они били, отмечая очередной прошедший час, это звучало, как набат, и сводило его с ума. Часы исчезли из их дома, равно как исчезала отсюда жизнь, замолк смех, перестало светить солнце. Даже море – море, такое привычное, такое родное, их только море, - даже оно чувствовало все происходящее, а потому постоянно штормило, бились о берег огромные волны. Море тоже хотело получить её.
- Я с тобой, с тобой, - он произносит это в миллионный раз, если не больше. Он шептал ей это бесконечно, эти слова перемежались с признаниями в любви. – Здесь больше никого нет. Их нет.
Он сталкивается с синевой её глаз. Такая привычная и родная, сейчас она была подобна хмурому осеннему небу, светло-серому, готовящемуся обрушить на сметных, бренных людей дождь. Небо знает – люди проходят, становятся пеплом, прахом, пылью, а оно – вечно, оно видело уже несчетное количество этих смешных созданий, кажущихся ему муравьями, и все они исчезли уже. А оно будет всегда – и не важно, настоящее ли то небо или отражение в глазах любимого человека.
Билл ничего не говорит. Только подхватывает её на руки – Мерлин, она стала ещё меньше, ещё тоньше, - и несет на террасу, к маленькому диванчику. Они так часто сидели здесь – счастливые, опьяненные своей любовью, - а теперь пришли – потерянный Билл и умирающая Флёр. В грохоте прибоя весь остальной мир стерся, остались только они вдвоем на маленькой терраске да бушующее море, которое сейчас показалось рыжеволосому мужчине настоящим воплощением смерти. Над морем парили чайки, сопровождая свой полет протяжным плачем, от которого неожиданно начало щемить в груди.
Сидя сейчас на диванчике, прижимая к себе самое ценное, что у него было, Бил думал о том, сколько им осталось. Срок исчислялся им от месяца по убывающей. Скоро она, подобно маленькой Русалочке, превратится в морскую пену, и тогда ничего уже не останется.
- Не уходи, - шепчет Билл, зажмуриваясь и целуя её в макушку и замирая в этом положении. Не уходи, Флёр, он без тебя не сможет.

 Отправлено: 18.10.09 22:06. Заголовок: Теплые руки мужа сжи..

Теплые руки мужа сжимали её, не давая рассыпаться, сжимали крепко, но не крепче тех белых и костлявых рук смерти, которая явилась, чтобы забрать её у Билла - навсегда. Будто в бреду Флер виделись капюшоны, а под ними уже не Пожиратели - нет, под ними сама Смерть, ухмыляется и скалит зубы, показывает пальцами число часов, которые осталось жить Флер. Жаль, она не видит, потому что крепко зажмуривает глаза, пряча лицо на груди у Билл. Она слышит, как стучит его сердце - громко, и совсем не слышит звук своего собственного. Он целует её, и она чувствует его губы, но не знает, есть ли у неё силы самой дотянуться до лица. Пожалуй, нет. Флер никогда не признавалась себе в том, что она недостаточно сильная. Она искала резервы внутри себя, выворачивала себя наизнанку, но всегда жила. И тут вдруг раз - сил не осталось, нет их даже на самое простое и желанное действие, на самый невинный поцелуй, потому что Смерть, издевательски смеясь, держит хладными руками белокурую головку молодой миссис Уизли. Слеза вытекает из-под туго сжатых ресниц, и соленая влага, текущая по коже, чувствуется реальнее всего - морского порывистого ветра, света заходящего солнца, теплых рук мужа. И осознание того, что она плачет, выдергивает Флер из рук Смерти - ненадолго, но она сможет, ведь правда? Потому что она обещала себе, что он, именно он, самый заботливый и самый любимый, никогда не увидит её слёз и никогда не окажется в том беспомощном положении мужчин, могущих лишь утирать слезы, текущие градом из полуприкрытых глаз. Синие глаза широко открыты, в них нет ни тени слез, только огромная любовь, и такая мука, такая обреченность читается во взгляде. Глупо на что-то надеяться, безумство - верить в жизнь на пороге смерть. И Флер только тянется к его губам, к бесконечно любимому лицу, отвоевывая каждый миллиметр у смерти, отбирая каждый вдох у воздуха, даря его измученным легким, которые просто скоро откажутся работать. Его руки помогают ей, его лицо всё ближе и ближе - ещё немного, Флер, ну давай же. Прощальный поцелуй - это глупо и патетично, это не то, чего ты хочешь, и ты вкладываешь в прикосновение к его губам всю благодарность за недолгое время, прожитое вместе, но самое счастливое. Этого недостаточно, Флер, недостаточно! Плевать на слабость и то, что сердце уже бьётся нехотя - она находит в себе страсть, отчаянно целуя его, как в первую ночь вместе, и это уже не благодарность за любовь - это сама любовь, неистовая и обреченная. Вся жизнь перед глазами? Как бы не так, кому нужна вся жизнь, эта дурацкая жизнь до него, до её Билла, там не было смысла, там не было его. Только недавно всё исполнилось любви и нежности, заботы и страсти, только недавно вдруг появилось будущее и теперь оно исчезало, но прошлое не сотрешь, и оно мелькает в памяти Флер, возвращаясь всё отчетливее с каждым движением губ Билла. Фейерверк из обрывков любви - их первый поцелуй в маленькой светлой комнате, их долгая прогулка по ночному Лондону, и только ветер был рядом, да летящие листья, знакомство с его родителями и в зеркале в "Норе" видны они - идеальная пара, счастливые лица, помолвка и тонкое старинное кольцо на пальце, а потом его лицо так близко, такое прекрасное, заседания Ордена Феникса, и Билл под столом сжимает хрупкие пальчики невесты, бой в Хогвартсе, и Билл ранен, а Флер яростно посылает заклятия вслед только одному - Фенриру Сивому, огромный шатер и поцелуй на глазах у всех приглашенных на свадьбу - их связали вечными узами, так и получилось, они были вместе до самой смерти, смерти Флер, длинные счастливые дни и ночи в "Ракушке", рядом только небо и море, тихие пробуждения в объятьях друг друга от луча солнца, отразившегося от волос Флер, и то последнее утро, когда она была так счастлива - и это был последний кусочек мозаики, вот что Билл ещё не знал, вот что билось в уголке её истерзанной памяти! - и потом тот длинный день, состоящий из одной сплошной боли.
Дыхание Билла Флер чувствовала щекой, но, кажется, сама не дышала, и мука в синих глазах сталкивалась с нежностью, и будто теплые ноты во взгляде смешивались с ледяными осколками отчаяния.
- Я беременна, - шепчет она, одна её рука лежит на плече Билла, а вторая зажата между его телом и её, чтобы как можно меньше воздуха оставалось между ними. Тонкие пальцы сжимают ткань кофты на животе, медленно, и горьким, безысходным тоном Флер добавляет: - Была.
Она никогда не показывала ему свою боль, только иногда подходила, садилась рядом и крепко прижималась к плечу, бормоча "не спрашивай, я у тебя сильная", а потом рассказывала всё, потому что не могла иначе. Он знал о ней всё. Он единственный знал её всю - от утреннего взгляда до последнего изгиба.
- Я их ненавижу, - говорит она, не отрывая взгляда от глаз Билла. Теперь он знает, что она умеет ненавидеть - люто, отчаянно, за их несбывшееся "жили долго и счастливо".
- И тебя я люблю. И ты это помни, Билл, помни, сколько будешь жив, - шепчет она дрожащим голосом, вдруг ясно понимая, что это и называется прощаться. Навсегда. Потому что от неё останется только морская пена. И Флер не уверена, что сможет быть рядом с Биллом хоть водой, хоть ветром. Потому что что-то внутри знает, что он не проживет без неё долго. И она совсем об этом не жалеет - она не святая, не святая, не ангел, она просто отчаянно любит.
- И ты не люби никого кроме меня, пожалуйста, - последнее прикосновение губ, Флер дышит его теплым дыханием, она хочет, чтобы последнее, что она чувствует - были его руки, последнее, что она вдыхает - воздух, где каждый атом наполнен им. Легкие застывают, и взгляд синих глаз меркнет - Флер закрывает их, чтобы Билл не видел неживого оттенка в них, чтобы помнил о искре, живущей в Флер и всех её движениях. Белокурая голова клонится на плечо, и ветер отступается от длинных волос. Всё безжизненно, и начался отлив, и море отходит от места, где им, двум самым влюбленным, приказано было расстаться навсегда. Тонкая рука на животе расслабляется, всё тело Флер становится легче на 21 грамм - теперь нет души в невыносимо прекрасном облике. И будто ничего теперь нет. Ни криков чаек, ни света солнца, ни соленого ветра. Ни даже пены морской.