Отправлено: 11.04.10 09:07. Заголовок: Dollhouse

 Отправлено: 11.04.10 18:02. Заголовок: Вы когда-нибудь нена..

Вы когда-нибудь ненавидели? По-настоящему дико, надрывно, до боли в груди и пульсирующей злости в висках? Неистово, абсолютно иррационально? Ненавидели, не понимая, толком, кого и за что? Тогда вы понимаете Ченса. Понимаете, что он чувствовал, тогда, ещё в детстве, глядя на ту куклу. В их доме старая мамина кукла была единственным предметом, к которому нельзя было даже приближаться.
И иногда Мэри путала своих детей с этой куклой. Их наряжали, причёсывали и заставляли просто стоять. Например, на торжественном приёме. Стоять, в идиотском костюмчике «матросика» или какого-нибудь столь же нелепого, сдувая наколдованные кудри со лба, было противно. В сущности, он ведь был мальчиком, а не куклой!
А его сёстры? Они выглядели такими … ненастоящими. Стоя рядом с ними, Чес верил, что они просто игрушки. Но стоило ему, уже после приёма, начать с ними игру – как его наказывали. Тут, знаете ли, любой разозлится.
Роул давно вырос. И понимал, что его ненависть – глупое и совершенно не нужное. Ни ему, ни кому-то другому чувство. Понимал, что его ненависть – просто пережиток детских комплексов. Понимал, но каждый раз видя куклу, или просто светлые волосы девушки, готов был снова крушить и ломать. И нужно же было его родителям найти ему в будущие жены такую вот куколку!
Пожалуй, этот брак был бы выгодным. Пожалуй, они бы смотрелись хорошо вместе. Пожалуй, со временем она бы перестала его раздражать своей белобрысой макушкой. Пожалуй, со временем он бы перестал вызывать у неё иррациональный страх. О нём ведь столько историй ходит по школе. И почти все – правда.
Но сейчас, они были просто двумя подростками. Двумя слишком молодыми людьми, чтобы понимать какую-то «высшую цель». Для него, именно сейчас, она была очередной куклой, с которой ему не разрешат играть. Для неё, наверное, он был просто очередным однокурсником её старшей сестры.
Два разных человека. Слишком разных. Но им просто необходимо найти общий язык. Хотя бы создать видимость понимания. Видимость симпатии.
Ченс вздохнул. Их отправили «пообщаться» в малую гостиную. Или куда-то ещё. Он не запоминал ни дороги, ни названия. Зачем? Он же здесь жить не будет. Никогда не будет. И, вполне предсказуемо, здесь были куклы. Разные. Но все, все поголовно с такими же русыми волосиками, как и у их маленькой хозяйки.
Парню пришлось ещё несколько раз вздохнуть, прежде чем сердце более-менее унялось. Среди всех этих фарфоровых уродцев, Астория выглядела просто одной из них. Что, совершенно определённо, не прибавляло её красоты. В глазах Роула, конечно.
- А тебе не рано? – Он окинул взглядом всех безмолвных свидетелей из беседы. – Замуж. Не рано? – Это ведь не в куклы играть. Особенно, если твой муж порядочная сволочь. Типа меня.

 Отправлено: 11.04.10 19:56. Заголовок: Внешний вид: локоны-..

цитата:

Внешний вид: локоны-пружинки.; бледное, фарфоровое личико без румянца; старомодное пышное голубое платье, украшенное маленькими белыми розами и белым кружевом; на ногах маленькие голубые туфельки

Что такое слёзы? это всего лишь вода, но очень печальная вода, немного солёная и очень прозрачная. Почему бы не бежать слезам по бледным щёкам, когда тебе шестнадцать и тебя выдают замуж за человека, о котором ты почти ничего не знаешь. Нет, не то, чтобы уже выдают, всего лишь обручают - дают обещание, что ещё совсем чуть-чуть пройдёт времени, а после малышку Асторию назовут чьей-то женой. И, когда тебе шестнадцать лет, то это кажется вселенской несправедливостью, родительской жестокостью и насмешкой судьбы. Поэтому в доме Гринграссов, даже если кто-то вдруг ночью и заглянул в комнату малышки Гринграсс, и увидел её плачущей в подушку, это кто-то позволил остаться её слезам в тайне, ведь им позволено литься. Малышка Тори плакала очень тихо. Она боялась, что её ночная печаль может кого-то потревожить, принести дурной сон или расстроить. Она плакала так тихонечко, что даже её любимые куколки, если бы умели слышать, не различили бы в тишине ни единого всхлипа. Но что там о помолвке, когда Асторию, маленькую преданную Асторию с её хрупким сердечком взяли и разлюбили. И это был не какой-то посторонний человек, а её дорогой Арчи. Её свет в окошке, который теперь померк. Он не приехал. И какое до этого было всем дело? Кажется, родители не брались спрашивать, куда запропал кузен, а Дафна тоже не кажется опечаленной. И только Астория, наверно впервые в жизни позволяет себе быть маленькой эгоисткой, которая плачет поздней ночью из-за того, что для её брата куда важнее ссора со старшей сестрой Гринграсс. Арчи не приезжает, он гордый, а по его гордости прошлись острым ножом. Он теперь не сможет доверять Дафне, да и маленькой Тори тоже, ведь она на стороне сестры, и это для него важнее. И едва ли Арчи знает, как маленькая слизеринца часами глядит на входную дверь и с замиранием сердца ждёт, что он придёт - возникнет на пороге дома, откроет дверь и зайдет в дом, чтобы поддержать свою маленькую сестру. Одна его улыбка, какая-нибудь шутка, пусть и совершенно непонятная для Тори, просто звук его голоса, взгляд его глаз, обращенный к ней, и она нашла бы в себе силы, чтобы справиться со всем. Но дни тянулись, как годы, и Арчи не появлялся. с каждым днём надежда угасала, а жизненные силы покидали маленькую Тори. Она теперь была похожа на привидение, такое бледное и отрешенное. Сегодня она долго гляделась в зеркало, но не потому, что была в восхищении. Она едва узнавал себя, и никак не могла понять, когда её лицо успело стать таким печально-взрослым. Астория осознала, что сегодня тот самый день, когда гости уже стояли на пороге. В неё не было ни капли удивления, ни крупинки протеста. Она плыла, куда её несло течение, делала то, что ей скажут, во всём слушалась старших и почти ничего не чувствовала. А потом их выслали из гостиной в комнату Тори. Астории не было страшно, ведь, даже если её жених захочет исправить такое недоразумение, как их помолвка, путём убийства маленькой Гринграсс, её спасут - старый домовик, один из живущих в доме, ни на шаг не отходил от малышки с самого её рождения, он всегда терпеливо сидел под дверью, если она оставалась в своей комнате, и не докучая ничем маленькой хозяйке, ожидал, когда может ей пригодиться. Маленькой сердечной Астории было всей душой жалко Ченса. Он ведь тоже совсем не мечтал жениться на маленькой слизеринке. Она ему совсем не нужна, она всего лишь обуза. И, конечно, ему было бы куда проще смириться, будь Тори столь же хороша, как и её сестра. Но она была всего лишь маленькой Асторией.
- Я младше всего на год, - шелестящим шёпотом возражает Астория. Она старается быть осторожной и ненавязчивой. Она не хочет, чтобы у Ченса были дополнительные поводы недолюбливать её. Хотя, куда уж больше? Она маленькая, страшненькая, глупенькая девочка, с которой хотят связать его жизнь. Ему, должно быть, сейчас так плохо, так плохо...

 Отправлено: 12.04.10 19:00. Заголовок: Парень хмуро смотрит..

Парень хмуро смотрит на свою невесту. Невеста. Чёрт возьми! Но в таком наряде, её легко спутать с очередной нелепой куклой! Розочки. Бантики. Оборочки. Кудряшки. Обладательницы всего этого таращились на Ченса со всех стен и поверхностей это комнаты. И даже надеяться, что малышка Гринграсс окажется разумной и зрелой девушкой, крайне-крайне глупо.
Так что на него смотрели очередные пустые глаза, очередной пустой девчонки. И от этого хотелось кричать. И рвать волосы этой очередной фарфоровой пустышки. А потом – разбить её. На миллион осколков. Чтобы она никогда-никогда уже не смогла собраться вместе. Чтобы в ней появилась хоть какая-то индивидуальность. Ведь невозможно даже две одинаковые куклы разбить одинаково. Никогда. Он пробовал.
Роул скептично ещё раз оглядел девушку. Его губы скривились в усмешке.
- Ты же симпатичная девчонка, Астер. – Это сокращение появилось как-то спонтанно. Сиюминутно. – Хорошенькая девушка. А выглядишь, словно пятилетка. – Он мотнул головой, в сторону многочисленных свидетелей. – Тебе самой, не противно? Или ты сама – маленькая? Просто маленькая девочка, которую засунули в тело взрослой девушки. – Парень закатил глаза, отворачиваясь от Астории.
Куклы. Их стеклянные глаза смотрели на него ото всюду. От этого взгляда нельзя было скрыться. Как ни старайся, но в этой комнате не было ни сантиметра, куда не смогли бы заглянуть их мёртвые, пустые глаза. И его это злило. Бесило, выводило из себя. Называйте, как хотите.
- Сколько тебе лет, Астер? – Да, теперь он будет её называть только так. И плевать, какие имена ей выдумывают прочие. – У тебя в голове, девочка, сколько тебе лет? Пять? Десять? – Где ты застряла, маленькая Гринграсс? И почему?
Обычно, слыша что-то подобное из уст Роула, девушки недоумевали. Пытались доказать, что уже взрослые. Охотно раздвигали ноги, только чтобы смыть с себя клеймо девочки. Но в их глазах было тоже выражение, что было в глазах любой куклы.
Все блондинки, даже его дражайшая сестричка, кроме светлых волос, ещё имели пустоту внутри. И эту пустоту, в отличие от цвета волос, не так-то и просто было изменить. Заполнить. Но мало кто действительно старался это сделать. Большинство просто штукатурили свою внешность, доводя её, сами того не понимая, до полного сходства с куклами. Пустыми, ненужными манекенами. Пародией на человека. Пародией на женщину.
Зачем нужны куклы, если с ними нельзя играть?
Чес подошёл к одной из полок и взял в руки одну из маленьких подружек тори.
- Как тебя зовут? Как её зовут? – Он качнул куклой, указывая на её соседку. – Расскажи мне, малышка. Нас ведь отправили сюда, чтобы мы узнали друг друга получше.

 Отправлено: 12.04.10 22:38. Заголовок: - Прости, что не дел..

- Прости, что не делаю происходящее легче для тебя, - произносит Астория, тихонько сутулясь, словно стараясь стать меньше и незаметнее, - если бы я только умела, я бы постаралась стать кем-нибудь другим... человеком, который бы не был тебе так противен.
Тори хочется успокоить Ченса, но единственный известный ей способ в данной ситуации совершенно неуместен. Астория дотрагивалась только до действительно близких людей. Именно поэтому она всегда отчаянно сторониться знакомых, любящих хватать, кого попало за руки - после их грубых, случайных прикосновений кожа будто горит. И маленькая слизеринка уверена, что её касание только разозлит Роула. Но с жалостью Гринграсс совладать не в силах. Астории кажется, что она приложила ухо к стене и теперь отлично слышит, что происходит за ней - за стеной, разделяющей их с Ченсом. Он, должно быть, так раздосадован, рассержен и, наверно, даже ненавидит её, и Астория понимает его. Ченс зачем-то говорит, что она симпатичная, а это ложь. Она знала, что с рождения некрасива - этакий гадкий утёнок. На статную, красивую Дафну, на которую заглядывается весь её курс, Тори не была похожа ни лицом, ни осанкой, ни изяществом. Младшая Гринграсс оставалась серенькой, невзрачной. Она не любила смотреть на себя в зеркала, ведь так тяжело отмечать каждый раз, что она ни капли не стала похожа на Даф. Хотя, по правде говоря, Астория боялась стать девушкой. Она не хотела привлекать ничьих взглядов, не желала кокетничать, флиртовать, проводить случайные ночи с каким-нибудь Долоховым, как это было у её сестры. Подобные мысли не укладывались в её голове и вызывали лишь животный страх. Нет-нет-нет, лучше тогда навсегда оставаться в мире фарфоровых кукол - в своей собственной большой и красивой коробке, затянутой розовой ленточкой. Только из рук брата и сестры, которые обожали возиться с Асторией, как с пятилетним ребёнком, её вдруг забирают и отдают Роулу. Тори ещё не может смириться с этой странной мыслью, что в её жизни будет человек, которого она не называет на свой конфетный манер "мой милый" или "мой дрогой". Это был совсем чужой человек, из жалости к которому трещало по швам её сердечко.
Новое имя резало слух малышке. Едва ли она могла осознать, что её можно назвать подобным образом. "Астер" звучало совсем не так, как "Тори", резче и взрослее, а от того совсем по-чужому.
- Скарлетт, - представляет Астория одну из своих любимиц. У шестикурсницы дрожат губы. Почему-то происходящее вызывает у неё только слёзы и обиду на весь мир, особенно на брата с сестрой, за то, что вырастили её такой инфантильной, кукольной девочкой. Ей нечем парировать нападки Ченса - она такая, именно такая, глупая игрушечная пятилетка. И она не будет изображать того, кем не является.
- Скарлетт - это Ченс. Поздоровайся с ним, - проговорила Тори, упорно игнорируя собственный сбивчивый голос и слёзы в глазах, - у Скарлетт зеленые глаза и несносный характер. Она лю... любит нести всякий вздор.
С запинками Тори заканчивает знакомство и затыкает собственной ладошкой ротик, прежде чем вдруг захнычет в голос.

 Отправлено: 14.04.10 19:31. Заголовок: Единственное, что бы..

Единственное, что было правдой во всех слухах, коими обросла его фигура – его короткое терпение. Единственное, в чём он был по-настоящему виноват, то, что он очень быстро выходил из себя. Буквально мгновенно закипал, и его злость, его ярость моментально и бурно выливалась на окружающих. Точнее, на тех, кто его до этой точки довёл.
И сейчас всё это – куклы, помолвка, сама Астория – очень быстро подводило его к черте. К черте, за которой он уже переставал быть просто слизеринским старшекурсником Ченсом Роулом. За этой чертой он уже становился агрессивным и социально-потенциально опасным. За этой чертой его не стоило видеть таким кукольно-конфетным девочкам, какой была малышка Гринграсс.
Это могло повредить её детской, неокрепшей психике. Это могло повредить их будущей семейной жизни. Это могло ещё много что испортить в его и в её жизни. Только вот с каждой секундой, в окружении этих пустых глаз, этих плоских душ, терпение Чеса истончалось. Утекало, как песчинки в старых песочных часах. И он прекрасно знал, что произойдёт потом.
- Противен… – Роул смотрел на свою маленькую невесту. Его обычное презрение к таким вот куклам достигло своего апогея. Он буквально находился в центре бескрайнего моря. Белые локоны кукол душили его. Их фарфоровые, слишком белые руки тянулись к нему, чтобы окончательно утопить. А их глаза, круглые, разноцветные, с пушистыми ресницами, смотрели равнодушно. Мёртво.
- Ты думаешь, ты мне противна, малышка? – Он рассмеялся. Коротко, зло. Продолжая сжимать в руках маленькую Скарлетт. – И ты понимаешь почему ты мне противна? – Роул начал надвигаться на Асторию. Медленно, плавно. Словно гигантская змея, он сжимал вокруг неё свои кольца. Глядя прямо в глаза, он подчинял своей воле. У него это получалось и с более строптивыми девицами.
- Почему ты мне противна, Астер? Расскажи мне. Я хочу знать, что творится в твоей маленькой головке. – Юноша остановился в полуметре от неё. Он знал, что со стороны они выглядят нелепо. Даже – извращенно. Он знал, что наверное не сможет сломать эту девушку. Даже если бы захотел.
- Думаешь, что став кем-то другим, ты была бы более привлекательной? – И снова смешок. Колючий, словно ветка терновника. – Окончательно став одной из этих кукол, ты стала бы мне больше нравится?
Неожиданно, в его руках затрещало. Фарфоровое тельце Скарлетт не выдержало его жесткой, своенравной любви. На пол хлынули осколки погибшей куклы.
- Мальчики. Не. Играют. В. Куклы. – Роул разжал ладонь. Красивое платье, утяжелённое головой с зелёными глазами, упало, звонко расколотив последние фарфоровые части.
- Мальчики. Ненавидят. Куклы. – Он смотрел в глаза невесты, и его зрачки были расширены. Адреналин бежал по венам, лишь слегка разбавленный кровью.

 Отправлено: 14.04.10 22:33. Заголовок: Умом Астория отдалён..

Умом Астория отдалённо понимала, что уже давно ей следовало бы разрыдаться и убежать прочь из своей комнаты. Испугаться, сбежать, прижаться к Дафне и долго говорить ей, что зря она старалась убедить сестру, будто бы Ченс славный мальчик. Но Ченс подкупал тем, что не играл в игры. Во всяком случае, в те игры, которые знала младшая Гринграсс. Её близки и друзья повадились играть с ней в прятки. Правила были предельно просты: они закрывают глаза и считают. И, пока они считают, Астория должна спрятать всю свою печаль и боль и, чтобы к тому времени, как будет названа последняя цифра, перед ними стояла снова счастливая и улыбчивая малышка Тори с подобострастным огоньком в глазах. В глазах Ченса не было ни доброты, ни заботы, ни нежности. В его тёмных глазах, казавшихся Тори почти чёрными из-за широких зрачков, была только извращенная жестокость. А ей все так же не хотелось убегать. Потому, что Ченс смотрел сейчас прямо на неё. Не за спину, не сквозь Асторию, как бы понимая, что тут есть живое существо, но не уделяя ему ни крупицы внимания, а именно на неё, на младшую Гринграсс. Будет ли Ченс теперь доктором, внимательно выслушивающим излияния маленькой, глупой девочки? Астория давно уверена, что всё, что творится у неё внутри, все её потаенные мысли, никому не интересны. Поэтому, поделиться ими? Это не составит особого труда. В ней нет ничего примечательного, занимательного, привлекающего внимание.
- Не одной из них, - сделав глубокий вдох, произносит Астория и качает головкой, - не ими... Я противна потому, что не похожа на Дафну. Я люблю Дафну...
Астория запинается. Есть вещи, в которых сложно признаваться, кому бы то ни было, не важно, знаешь ты человека всю жизнь или пару минут. Вынуть из души самое сокровенное, вырвать с корнем и выставить на общее обозрение - это ужасно. Тяжело. Особенно для маленькой Тори, ставшей могильником собственных больших и скучных тайн, среди которых было слепое обожествление сестры и та самая первая, нежная, лёгкая влюблённость в собственного брата. Всё это было там, внутри. Оно росло, оно болело, оно пускало корни и паразитировало на хрупкой маленькой душе, разрушая её медленно и старательно. Результат был бы не так скор, но в итоге от Астории осталось бы не больше, чем от Скарлетт, упавшей на пол грудой фарфоровых черепков. Какая нелепая смерть.
- Ты любишь Дафну? - спрашивает она как-то отстранённо и, не дождавшись ответа, безапелляционно заявляет, - Все любят Дафну... никто не любит Асторию.
Последние слова тают на языке, на них не хватает сил. Астория переключается на Скарлетт. На то, что осталось от Скарлетт. Как будто она присутствовала при убийстве, при жутком убийстве, и в душе плещется океан ужаса, но она всё равно не винит Ченса.
- Тебе отчего-то больно? - спрашивает Астория, не поднимая глаз. Кукол не убивают из праздного удовольствия. Кукол не ненавидят просто так. Если Ченс поступает подобным образом, наверно, ему больно, невыносимо больно. Тонкие пальчики начинают механически собирать осколки Скарлетт с пола. Астория не замечает, как режется осколками и на белой коже следом за тонкими красными полосами проступают капли крови. Ею движет только одна мысль: надо собрать остатки Скарлетт. Собрать, чтобы похоронить. Она так отвлекается на это занятие, что не сразу вспоминает, что Ченс ещё тут.
- Если тебе станет легче, ты можешь ударить меня, я не кричу и не жалуюсь, - тихо говорит она, когда из чистых её потухших глаз капают первые слёзы.

 Отправлено: 15.04.10 17:14. Заголовок: Он рассмеялся. Корот..

Он рассмеялся. Коротко. Зло. Его смех царапал слух и ему самому. Этот смех не был показателем настоящего, бескорыстного веселья. Нет, совсем нет. Это был очередной выплеск агрессии и ненависти.
- Мне на вас обеих наплевать было, малышка. И с Дафной мы грызёмся, как кошка с собакой. - Ему не хотелось убедить эту маленькую дурочку, что она прекрасна. И даже куда прекраснее её сестры. Потому что она, оказывается, не смотря на всю эту кукольную обёртку, внутри реальная. Живая.
- Так что выбрось из своей головы эту чушь. Гринграсс вовсе не золотой галеон, чтобы её любили все поголовно. Ясно? - Парень смотрит на остатки кукольного тельца и ему становится лучше. Словно он слабил тугой галстук, мешавший нормально вздохнуть. Одной пустой, плоской душонкой стало меньше.
Он смотрит, с каким сосредоточеньем его маленькая невеста собирает фарфоровые осколки одной из своих маленьких защитниц. Сейчас Роул понимает, что да, эти куклы, они в первую очередь её защитницы. Он, словно щитом, закрывался от мира своей ненавистью, а она оборачивалась во всепрощающую любовь, словно в саван.
Они оба были разными сторонами одной монеты. Любовь нельзя сохранить, не умея ненавидеть. И нельзя ненавидеть, ни разу не познав, что такое любовь. Как тень не способна жить без света, любовь не может жить без ненависти.
И все, кто убеждают вас в обратном - просто лгут. Лгут вам, лгут себе. Лгут, толком не понимая, что всё, во что они так слепо верят, просто очередная порция самообмана. Губительного, душащего.
Ченс злится. На себя, за то, что «размяк». За то, что его щит даёт течь из-за какой-то сопливой пятилетки. Но ведь теперь это его пятилетка. Его головная боль.
Парень садится на корточки, невольно сглатывая. Кровь на женской коже всегда действовала на него … гипнотически. Нет, он не впадал в транс и не начинал бегать кругами или говорить глупости. Просто багряные капельки притягивали к себе внимание. Заставляли смотреть и смотреть. Наверное, это было семейное.
- Дай руку. Ну что ты как маленькая? Свет клином не сошёлся ни на твоей Дафне, ни на твоей Скарлетт. Что ты будешь с ней делать, крошка? Положишь в коробку, перевяжешь атласной ленточкой и закопаешь под деревом в саду? - Так всегда делала мать, когда Ченс разбивал куклу. Почему её нельзя было починить, отец не понимал. А Роула-младшего такое нежное отношение к пустым оболочкам только бесило.
- Ты забыла, что мы - маги? Забыла, что нам подвластно практически всё? Даже смерть можно остановить. - Парень кривится. Ему противно. От того, что эта малышка Гринграсс такая жертвенная.
Он закатил глаза, резко поднимая девушку, схватив её чуть повыше локтей. Ему очень хочется встряхнуть её, чтобы все шестерёнки в её голове заработали как надо. Нестерпимо хочется и её разбить. Уронить на пол, чтобы потом заново собрать. Но уже не такую, какой была. Даже магическая склейка оставляет маленькие, незаметные трещинки. И ничто уже не остаётся прежним. Оно становится - уникальным.
- Я. Не. Бью. Глупых. Маленьких. Девочек. - Я бью только взрослых, пустых кукол. Чтобы они стали уникальными. Настоящими.

 Отправлено: 19.04.10 01:12. Заголовок: Астория глядит на Че..

Астория глядит на Ченса внимательно, будто бы он своеобразный предмет искусства. Она глядит на него, пытаясь понять, от чего с его губ сорвалось маленькое неуместное слово, совершенно не сочетающееся ни с видом Роула, ни со всем прочим, что он пытался сказать. Неужели, оно соскользнуло само, помимо воли, словно скрытый секрет, который обнаруживается внезапно и так легко, словно бы никто и не прилагал всех свои усилия, чтобы его скрыть. Это слово "было". Такое маленькое, глупое словечко. Он него пахнет нафталином, от него веет прошлым, но оно беспощадно, как ножницы, режущие тонкую нить, связывающую настоящее с прошлым. "Было". Многое было. "Было" - это значит существовало когда-то, значит, осталось в прошлом и в настоящем его нет. И почему Ченсу было плевать? Астория не ожидала, что услышит это слово и куда спокойнее, куда надежнее и уютнее было бы знать, что слизеринцу всё так же плевать на маленькую Асторию, на её семью, на её кукол. Одно неосторожное слово - как камень, брошенный в колодец. Он уже упал, но от каменной кладки всё ещё отражается эхо, по воде бегут круги, ударяясь о камни стен, а со дна поднимается песок.
- Почему грызётесь? - вдруг спрашивает Астория. В её душу закрадываются нехорошие, приятные подозрения, которые она старается отогнать. Зачем, ну, зачем Дафна говорила, что Ченс хороший? Разве, если бы он был таким замечательным, они бы тогда ругались. Разве могла Дафна обмануть Асторию, которая ей слепо доверяла? разве могла солгать, когда на неё так преданно смотрят нежные глаза сестры? А, если смогла, если на самом деле соврала, то как часто вместо правды получала малышка Тори хорошо замаскированную ложь? А говорили ли ей правду? А что, если всё, что ей когда-либо говорили - это ложь. Стараясь укрыть от внешнего страшного мира, Асторию каждый день поили украшенной, усовершенствованной правдой. Красивой, как кукольный домик, в котором есть всё, но ничего настоящего. Но такого не может быть. Близкие не могут так поступить. В мире Астории родные люди не станут обманывать тех, кто им дорог, если, конечно, дорог. Но, что, если всё на самом деле обман? Тогда получается, что Роул здесь для того, чтобы открыть Астории глаза. Не в маленькой комнате Астории, а в её жизни, сейчас, сию минуту. Ведь его раньше не было. Раньше он был просто не нужен. А сейчас он появился, как будто какой-то книжный злодей с таким ужасающим смехом, от которого по тонкой коже бегут мурашки, но со странной добродетелью, призванной открыть глаза и душу. Как будто каждое его слово - пощечина, за которой скрытое: "ты что, не видишь, дура?" И, оглядываясь по сторонам, внутри себя, внутри своей жизни, внутри этой оболочки, в которой протекало её существование, она видела, будто страшные чудовища выбирались из тёмных углов. Раньше их не было видно. Раньше они прятались за фарфоровыми личиками, холодными улыбками, но теперь медленно становились самими собой. Это - настоящее. Это - правда. Горько, да, малышка?
- Я не забывала, - качает Астория головой, в такт которой качаются и её завитые локоны, - Всё должно быть по-настоящему. Ты убил её, её надо похоронить. Сколотить гробик, засыпать останки и похоронить. Любой мертвый заслуживает быть похороненным, - говорит Астория, глядя сверху вниз на черепки куклы, - Никто не восстаёт из мертвых. Дамблдор умер, Седдрик умер. Они не вернулись, они не ожили. Я не хочу, чтобы в моей комнате жили мертвецы.
Это печально. Печально смотреть на то, что когда-то напоминало человека, пусть только и внешней оболочкой. Пусть Скарлетт никогда не говорила, никогда не двигалась и не чувствовала. Внутри голов маленькой Гринграсс, её кукольная подружка когда-то была живой. Астория только сейчас замечает кровь на пальцах и торопливо прячет руки за спину. Малышка не жалуется. Даже если разобьёт коленку или обнаружит вечером мигрень - она никогда не жалуется. И сейчас она не будет переживать из-за пары порезанных пальцев. Это её кровь, ей самой решать, сколько она потеряет её сегодня, только ей самой.
- С руками всё в порядке, - немного упрямо говорит шестикурсница, она не любила чрезмерную заботу, она не любила, когда о ней начинали печься, будто бы ей в самом деле пять лет. Её это раздражало, вызывало желание топнуть ножкой, сверкнуть глазами и сказать что-нибудь дерзкое, но только не Ченсу, которого она едва-едва узнала, но даже ему не позволено печься об Астории. Она для него никто, он для неё никто, ему ведь было плевать, ведь было же. Девочка делает вдох и поднимает на Роула серьёзные глаза. Она растягивает слова, как-то, не жалея, по-взрослому, как будто не она сейчас плакала, как будто не она прятала руки, - Может, стоило бы их бить? Вдруг стало бы легче?

 Отправлено: 25.04.10 19:13. Заголовок: Когда ему было пять,..

Когда ему было пять, он грохнулся с дерева в саду, ободрав кожу с плеча о шершавую поверхность коры. Потом он приземлился, весьма неудачно, подвернув ногу. Было больно. Очень. И от этой боли на глазах появились непрошенные, позорные слёзы. Но он был мальчиком. И даже в пять лет он не имел права плакать от боли. И звать маму или отца, только потому, что на ногу нельзя было наступить. И он не позвал никого. Посидел, под тем самым деревом, поджидая, когда же утихнет пульсирующая боль в лодыжке. А когда почти стемнело, но боль так и не прошла, практически попрыгал домой.
Так что он понимал не желание выставлять свои ссадины и ранки напоказ. Понимал, что каждый человек, каким бы идиотом он не казался, имеет право переживать всё в одиночку. Понимал, что он далеко не единственный на свете, кто лучше удавится, чем попросит о помощи. Или скажет, где больно.
Парень чуть дёргает плечом. Сложно понять чего именно больше в этом жесте. Раздражения или усталости.
- Я в няньки не нанимался. – Он поворачивается к окну, смотрит на расплывчатую линию горизонта, потом срывается с места и подлетает к подоконнику. Ему хочется отвлечься. Дистанционироваться. От этой ситуации вообще. От этой кукольной малышки в частности.
Продолжая смотреть вдаль, парень убирает руки в карманы. И чувствует на самом дне одного из них гладкость атласа. Понимание и злость на самого себя накатывают одновременно.
Когда-то давно, ещё в детстве, Роул читал книгу о старинных обычаях. И в его память врезался старый магический обряд. Парень, попросив у девушки руку и сердце, давал ей голубую атласную ленту. Если девушка соглашалась выйти за него, ленточка становилась «чем-то голубым» из свадебного наряда. Если же нет, парень мог на этой ленточке повеситься. Шутка. Она просто возвращала ему ленту.
И сейчас в его кармане лежала атласная ленточка. Голубая. Почему он взял её с собой? Наверное, просто этот устаревший обычай казался ему … красивым. Как ни странно, Роул, при всей своей суровости, был довольно сентиментален.
Вытащив злосчастный лоскут из кармана, Чес расправил его на подоконнике. Голубой цвет. Цвет чистого, радостного неба. У кукол всегда такие чистые и пустые глаза.
- Любишь голубой цвет? – Его мысли скачут галопом, куда-то вдаль. Лишь бы подальше от прошлой злости. – Если нет, можешь закопать вместе со Скарлетт. – Резко повернувшись, он протягивает Астории ленту.
Его рука не дрожит, и глаза упрямо и строго глядят на маленькую невесту. Это просто очередная глупость. Очередная его сумасбродная выходка. Почему бы не делать то, что хочется?
- Девочек не бьют. Их любят. О них заботятся. – Ченс усмехается. Как бы он не любил Пайпер, он готов был о ней заботиться. Другой вопрос – она никогда не приняла бы от него помощи. Или заботы. Ей всюду виделась усмешка.
- Покупают кукол…

 Отправлено: 10.05.10 03:12. Заголовок: В глазах Астории заж..

В глазах Астории зажигаются звезды, когда она бросает взгляд на сувенир, так небрежно преподнесенный женихом. Это слово оставляет неприятный осадок в душе девушки. Сможет ли она когда-нибудь называть Роула своим женихом, при этом избавившись от чувства, будто она играет чужую роль, под которую не подходит. Ченс тоже играет роль, достаточно своеобразную, глубокую и интересную, но Астории гораздо важнее знать, что будет у них после антракта, когда наступит время для второго акта? По крайней мере, одна мысль в голове Тори застревает прочно - она уже чья-то невеста или играет роль невесты - что дно и то же, тут не важно, хочет она этого или нет. Даже если бы она была совершенно другим человеком - человеком, который сражается за собственное будущее, был бы у не иной выход из этой ситуации, кроме как рано или поздно смириться с положением вещей? Для маленькой Астории, свято верившей в сказки, где в итоге все жили долго и счастливо до конца своих дней, не существовало другого исхода. Она ни на секунду не допустила мысль о том, чтобы выйти из игры самым безобразным и чудовищным из всех способов - приняв яд или повесившись. Кажется, вариантов для подобного исхода предостаточно, только для младшей Гринграсс это не вариант. Она бы, разве что, согласилась бы сбежать, если бы её уговорили, а маленькая Астория всегда легко поддавалась на любого рода уговоры. Побег с человеком, обещающим ей звезду с неба, был бы романтичен, даже если бы в итоге их поймали бы и убили или наказали. Просто этой мысли не было места, ведь шестикурснице не с кем было сбегать, правда? Кажется, вокруг было всегда немало людей. Они кружились рядом, шуршали яркими словами, как фантиками, говорили о любви, заботились, а теперь вкруг оказался вакуум, в котором невозможно было сделать ни вдоха. Кто-то выкачал вес воздух, кто-то забрал из груди сердце, кто-то строго заглянул в душу и велел немедля взрослеть. Взрослеть не так красиво, будто распускаясь, подобно бутону цветка, чьи раскрывающиеся лепестки вызывают у свидетелей маленького чуда восторженные вдохи, а взрослеть, ломаясь, как стекло, на котором решили станцевать чечетку. Слышен треск под каблуками. Ничего страшного, просто душа. Никто ведь и не заметит, если пара кусков души, такой живой, маленькой и милой, вдруг омертвеют и отпадут - ничто в мире не вечно, всё обновляется. Взамен старой чешуйки у ящерицы вырастает новая. Она выглядит почти так же, и только сама ящерица может знать, что это уже совсем не та чешуя, что была раньше. Кусочек, за кусочком - перемены глубинные происходят постепенно, но, что куда страшнее, их невозможно остановить. А они уже начались, Астория это чувствовала, это было странно. Сейчас, нет, даже сегодня, на этой неделе, в этом месяце, Ченс был единственным живым человеком, который оказался рядом в вакууме. Он был настоящим, он не прятал глаза, глядя на Асторию, пытаясь её убедить, что их брак - это большая Удача. Наверно поэтому, в какой-то мере, Астория сейчас тянулась к нему. А на кого ещё ей было смотреть? Медленно угасая, исчезая из её жизни, вы всё ещё хотите, чтобы эти глаза глядели на вас? Астория - это маленькое зеркальце, в котором вы увидите себя, только если будете в него смотреть. Сейчас в её глазах отражался лишь Роул. Человек, который умел удивлять. Чаще всего малышке Тори подарки дарили только близкие люди: её родные, да ещё Итан с Эмалет. Их она всегда благодарила крепкими объятьями и множеством восторженных слов, которые непроизвольно слетали с её губ. Иногда подарки вручали гости отца, серьёзные люди, которых девочка скромно благодарила и делала книксен. Она не решилась бы даже притронуться к своему жениху в эту минуту. Он для неё не просто человек, оказавшийся в маленькой детской комнатке волею судьбы, слизеринец нечто большее - словно дверь в другой мир. В мир, куда малышка Тори пока очень боится попасть. Поэтому, совершенно растерянная, она не знала, как правильно поблагодарить Ченса за этот неожиданный, такой скромный сюрприз, который казался Астер жестом на редкость элегантным, достойным восхищения. С комом в горле она сглатывает все невысказанные восторженные слова, понимая, что в глазах её жениха они покажутся очередной глупостью, которых в маленькой Гринграсс и без того предостаточно.
- Люблю, - отвечает она очень тихо, понимая, что едва ли Ченс ждёт ответа на поставленный вопрос. Ему наверняка не интересно, что она любит, а что нет, его едва ли волнует, оставит ли она ленту себе или всё же закопает с черепками.
- Спасибо, - Астория робко берет ленту в ладошки, чтобы не запачкать атласную ткань некрасивыми кровавыми пятнами, это будет слишком пошло и несправедливо, портить такой прекрасный цвет. Не в силах оторвать взгляд от ленточки, Астория качает головой на последнюю фразу Роула.
- Мне точно не стоит покупать кукол... или что-либо другое. Это слишком... - девушка теряется, не зная, как ей лучше выразить свои мысли. Ведь на любой подарок просто необходимо чем-то отвечать. И, когда для тебя именно для тебя, без повода вдруг что-то покупают, то это очень сильно тебя обязывает, сковывает по рукам и ногам. Малышка Астория даже не представляет, насколько большой должна быть привязанность чтобы отплатить, к примеру, тому же Ченсу, если он вздумает купить ей куклу. Её слова так и остаются незавершенными, когда в дверях появляется домовик с сообщением от мамочки, просящей спуститься Ченса и Асторию обратно к родителям.
- Я не буду её закапывать, - сообщает Астория, когда они с женихом уже спускаются по лестнице вниз. Ей хочется, чтобы молодой человек знал - она не будет пренебрегать его подарком.