Отправлено: 09.05.09 15:05. Заголовок: Fade to black

I have lost the will to live
Simply nothing more to give
There is nothing more for me
Need the end to set me free

участники: Devin Ashby & Theodore Nott
место действия: поместье Dead autumn, Шотландия, Оркнейские острова, Оркни, в предместье города Киркуолл.
время действия: 23 ноября 2000, поздняя осень.
события: в одной достаточно распространенной земной религии самоубицам обещают гиенну огненную. Они бы не задумываясь приняли бы эту веру, надеясь отогреться хотя бы после смерти.
suicide's music theme: Apocalyptica - Fade to black

 Отправлено: 09.05.09 15:31. Заголовок: Ноги глубоко увязают..

Ноги глубоко увязают в земле, такой мягкой, липкой, покрытой почерневшими полными воды листьями. Деревья, посаженные матерью, тревожно шумят, отпуская ветки дрожать в безумной пляске, устраемой ветром, дом, стоящей чуть на возвышении, смотрит на Теодора пустыми, давно не горящими окнами да почерневшими камнями. Бывший слизеринец стоит перед ним, как перед алтарем, задрав голову, рассматривая идущие по кладки трещины. Он медленно достает сигарету, снова начинает поджигать спички, которые ломаются в слишком цепких нервных пальцах. Как когда-то в Хогвартсе, черные кусочки дерева летят на землю с той же легкостью, с которой Нотт забирал жизни у людей. Одна зажглась и потухла, один вскрикнул и умер, подумаешь. Один ушел в расход, а в коробке так много похожих "братьев".
Как тогда, в Хогвартсе. Истории свойственно повторяться, Тедди давно это уяснил. Он медленно выдыхает дым через нос, закрывает глаза, прячет ладонь в кармане, устало трет переносицу, медленно поднимается на крыльцо, сбив ногой остатки фонаря, упавшего при очередном киркуоллском шторме:
- Иди в дом. - мягко говорит Нотт, туша недокуренную сигарету и поворачиваясь к Девин. Где-то за его спиной деревья зашумели, протягивая ветки-руки к небесам, стремясь утелеть в ввысь грязно-серого неба. Где-то наверху незакрытые ставни ударились о каменную кладку, словно крылья. Парень смотрит на белокурую девушку, кутающуюся в какую-то бесформенную вещь (Тедди с удивлением узнает в ней мамину любимую накидку, а потом медленно пробует это слово на вкус, повторяя про себя: "мамину". "Мама"), удивляясь той мягкости, которая неожиданно появилась в нем с ее появлением в этом доме. В этом сейчас уже абсолютно пустом доме. - Ветер сегодня северный. - поясняет темноволосый, небрежно открывая двери и пропуская Эшби вперед.
Ему должно было льстить, что под конец она все-таки пришла к нему. Ему должно было льстить, что из нее получился точно такой же монстр, как и он сам. Все-таки, от этой мысли должно было стать легче. Стало бы, если бы Теодору не было настолько все равно. Все равно: на свою жизнь, на то, что он убил отца, на то, что он не смог избавиться от Уилса, все равно на предательство Бейли, все равно на Лорда, все равно на Англию, все равно. Ключевое слово.
В гостиной, на плечиках на стуле, до сих пор весит плащ Шоуни, а на столе - раскрытая книга. Нотт на секунду замирает, проводя кончиками пальцев по мягкой ткани, заглядывает в открытую книгу. Больше всего хочется сейчас уткнуться носом в подкладку, вдохнуть знакомый запах знакомого тела, но бывший слизеринец только равнодушно закрывает фолиант и отворачивается от стола, повернувшись к белокурой девушке.
Тедди ломает. Неприятное, необычное и новое ощущение. Ломает без смеха темноволосой родственницы, без быстрых шагов по лестнице и без ее чуткого сна. Когда он сам отослал ее подальше от "Мертвой осени", Пожиратель и не предполагал, что будет так плохо:
- Ночью обещали шторм - информативно сообщает Нотт, притянув Девин к себе и уткнувшись носом в плечо, просто потому, что сейчас необходимо почувствовать чье-то тепло рядом. Это не любовь. Нет, давно уже. Просто чем-то похожие люди. Старое поместье - зал ожидания. А им, к сожалению или к счастью, попути:
- Бритва врезается в тело и оставляет отвратительные шрамы - вдруг негромко произносит Теодор, словно продолжая давно начатый разговор - А запах газа просто невыносим, а реки слишком глубоки для погружения. - Пожиратель выпускает белокурую из плена объятий, берет со стола какой-то пузырек - зелье от сердечных приступов, если будет совсем плохо. Чуть больше положенного - и сердце остановится, не выдержав. То ли лекарства, то ли той жизни. - А зелья вызывают судороги. Недолгие, правда.
Теодор ловко подбрасывает блестящий пузырек, ловит его холодными пальцами, вертит в руках. Сегодня обещали шторм. Похоже, последний в его жизни.

 Отправлено: 30.05.09 16:58. Заголовок: Холодный ветер прони..

Холодный ветер пронизывает до самых костей, щекочет оголенные нервы. С каждым его порывом кажется, что вот-вот он собьет с ног. Поднимает в самое небо подобно пушинке. Оттого Девин хватается за перила. Она боится неба. Точнее боится узнать, что такое небо, ведь ее односторонний билет совсем не туда...
"Иди в дом" - тишину нарушает хриплый голос Нотта, он неожиданно отрывает девушку от ее мыслей, смотрит на нее как-то странно... с теплой. Наверное, это из-за накидки его матери, которую Девин нашла наверху и решила использовать. Под этим взглядом она чувствует себя немного неловко. Этот взгляд не для нее. Она предпочитает уйти от него, поэтому согласно кивает и проходит в открытую Теодором дверь.
Внутри, в вечном мертвом царстве, в этом пустом поместье уже не так страшна стихия. Все еще слышно, как завывает ветер, а из окна видно, как беспощадно он обходится с растерявшей все свои листья ивой. Девин на мгновение кажется, что также обращался с ней и Нотт... раньше... а теперь, он ищет чье либо тепло, как маленький, брошенный ребенок и обнимает ее, зарываясь носом. Девин запускает пальцы в его мягкие темные волосы, ворошит их, гладит по голове, шее, прижимает к себе крепче, но ей не подарить ему тепла. Кожа девушки также холодна, как и эта осень. Тедди понимает это, выскальзывает из объятий и продолжает старый разговор.
Он упоминает несколько вариантов, красочно описывает их действиям, а белокурая представляет все это на себе. Прикосновение лезвия и омерзительные шрамы на ее белоснежных запястьях на похоронах... кислоту газа, как будто вдыхает, пробует этот способ "на вкус"... затем представляет путы из водорослей, в которых запутаются их посиневшие тела. Так не красиво. Не эстетично. Бесследно. А ей всегда хотелось умереть под шум фанфар и фейерверки... Эшби переводит взгляд на Тедди играющегося со склянкой с зельем, он подбрасывает ее в руках, внимательно наблюдает, как переливается от края к краю бурлящая жидкость, а Девин наблюдает за ним.
До этого момента она все время молчала. Молча, соглашалась или наоборот отрицала предложения... когда она наконец-то решается заговорить, ей на миг кажется, что она забыла как это... голос хрипит.
- Веревка не всегда ломает шею, и приходится ждать, пока задохнешься. - Девин отходит в сторону, плавно опускается на подлокотник одного из диванов, наклоняет голову, смотрит куда-то в пол. Думая, она играет со своими волосами, перебирает их пальцами, но ничего не решив, пожимает плечиками, бесшумно выдыхает воздух и снова смотрит в окно. По стеклу начинают бить капли. Сначала они бесшумно стекают вниз, оставляя мокрые полосы, затем дождь усиливается подгоняемый ветром и начинает бесстыдно барабанить в окно. Он как будто бы просит впустить стихию внутрь. Перевернуть здесь все вверх дном.
- Иди ко мне, - вновь обращаясь к Тедди, зовет его девушка. Ей хочется чувствовать. А пока лишь этот холодный ветер, который затаившись в одежде и волосах, пробрался в дом и холодил теперь изнутри.

 Отправлено: 02.06.09 17:27. Заголовок: Теодор замолкает, мо..

Теодор замолкает, молча глубоко дышит. Голос теперь часто не слушается его, срывается неловко, немного истерично, и бывший слизеринец морщится, пытаясь совладать с собой. Взять себя в руки. Он решает умереть. Это далеко не повод, чтобы сейчас впадать в безумие. Хотя здесь повсюду безумие. Повсюду, замуровано в стену, спрятано в спальне Валери и матери, ушло на портреты, за краи рамок, шелестит среди страниц в старых книгах:
- А мне нравится - неожиданно прерывает темноволосый блондинку, ставит аккуратно склянку с зельем на стол. Оно уже ему не понадобится, наверное. Тедди теперь много чего не понадобится - кислород, еда, питье, чья-то любовь, тепло, свет, солнце, интересные книги, волшебная палочка. Ящиками весь этот хлам можно сваливать на помойку, к крысам, которые растащат все по кусочкам. - Больно, наверное - задумчиво прикусив губу, говорит слизеринец, расстеряно проводя пальцами по лицу - Хотя, даже если я разрежу себя на кусочки, этого все равно будет мало.
Нотт замолкает, чуть опустив голову. Неподходящая случаю улыбка и туслый безэмоциональный смешок не меняют смысл сказанного, у них не получилось подсластить горькую пилюлю. Эшби сейчас должна понять, что Тедди только что решил, как уйдет. Эшби сейчас должна понять, что он имеет ввиду. Нотт стольких убил, не заслуживающих смерти и стольких, незаслуживающих жизни. Слизеринец мстил за собственную загубленную жизнь, но вряд ли Небесная Канцелярия возьмет это в качесте облегчающего вину обстоятельства:
- Я хочу, чтобы ты умерла красиво - спокойно говорит парень, отталкивается от стола, подходит к блондинке, заключает Девин в неожиданно теплые объятья. Вечный холод словно отступил на какую-то секунду, ветра Киркуолла сдались на милость победителю. Или побежденному? - И без мучений. В твоей жизни слишком много их было. - двое кружаться по комнате, Нотт не выпускает хрупкую из объятий, держит ее с особой, тщательной аккуратностью, словно она вся была из ломкого форфора:
- Если ты выпьешь залпом зелье, то проживешь еще двадцать вздохов. - темноволосому снова холодно от этих слов. Он был совсем маленьким ребенком, когда лед заполз в душу и бесполезно стало спрашивать мать, дергая ее за рукав мантии и заглядывая в глаза: "Мама, мама, а здесь всегда так холодно?" - И больно не будет, я обещаю.
Всегда. Холод в душах, сердцах, телах, в ветре, в камнях. Повсюду одно и тоже, повсюду стылый лед, и дело не в том, что это самая северная точка королевства, а дело в том, что от зверско убитых иллюзий веет могилой:
- Если хочешь, мы можем спуститься в деревню и попробывать это точно. Найдем какую-нибудь девушку... - предлагает парень, обнимая Девин посильнее, словно от ее поблекших, но все равно отливавших солнцем волос, Тедди сможет почувствовать тепло - Какая уже теперь разница.

 Отправлено: 18.06.09 17:15. Заголовок: Теодор выбирает самы..

Теодор выбирает самый болезненный способ самоубийства, но девушку это не удивляет. Она знает, что он чувствует и оправдывает его выбор тем, что он, должно быть, хочет заставить себя испытать большую боль, чем та, что стала его верной подругой. Он не хочет искупить все грехи, но он хочет заплатить по счетам. В последние мгновения свой жалкой жизни испытать что-то, что поможет ему забыть об убийствах, предательствах, об этом холоде и Девин его понимает. Она бы даже разделила его решение, если бы не ее страх перед смертью. Она в какой-то степени даже не хочет умирать, но жить ей больше незачем. Ее существование на этом свете перестало иметь смысл тогда, когда она узнала, что Теодор убил ее мать. Она прекрасно понимала, что никогда не сможет ответить ему тем же, отомстить за нее, а от того впустила к себе в душу пустоту и чувство безвыходности. Светловолосая попала в замкнутый круг. Уперлась в стену и ей не преодолеть ее. Она жила этой жаждой мести. Ради нее просыпалась каждый день. Она продала даже душу самому дьяволу, но в итоге не смогла убить того, кого хотела. Но зато оставила за собой так много бессмысленных жертв, которые каждую ночь тянули к ней свои руки, заставляли кричать, задыхаться, бояться вновь, закрывать глаза. Это были ее личные демоны, от которых Эшби надеялась избавиться после смерти. Это был Фентон, который стал рабом ее красоты и решил однажды ею воспользоваться. Это был также и Джагсон, который подарил ей знания, силу, а в итоге стал слишком навязчивым и просто надоел. Также это был и ее отец, Сэмминг, тот которого все долго считали мертвым… ему Девин отомстила за то, что он подарил ей жизнь.
Когда Теодор отталкивается от стола, снова подходит к ней и заключает ее в удивительно теплые объятия, девушка поддается ему и позволяет закружить себя по комнате. Она вдруг кажется такой нежной, беззащитной, подвластной только ему. Как будто он кукловод, а она его особенно удачная кукла. Красивая, изящная, у которой правильно вшиты нити и ею так легко управлять. Кружа Девин по комнате в каком-то безумном танце Теодор, должно быть, чувствует, что она принадлежит ему. Он подарил ей жизнь, не убив ее однажды, хотя ему столько раз выдавалась такая возможность. И он имеет полное право ее жизнь у нее забрать. Однако советуется. Предлагает. Скажи-ка девочка, а как ты хочешь сегодня умереть?..
- Двадцать вздохов? - Девушка вдруг нарушает своим вопросом эту волшебную, почти, что сказочную тишину, когда на какое-то время стихла стихия и буря угомонилась, кажется, что и в душе. - Мне это кажется, слишком долго… для обреченного на смерть этого так мало, а для того, кто хочет обрести покой невыносимо долго. Вот смотри… один… два… три… - светловолосая немного отстраняется от Теодора и делает один за другим глубокие вдохи. Она отсчитывает время, измеряет своим дыханием новую единицу. - Так много мыслей успеет пробежать в моей голове. Так много мучительных криков тех, кто навсегда в ней поселился. Можешь ли ты обещать мне, гораздо более быструю смерть? - Блондинка совсем отстраняется от парня, но не отходит, она стоит затаив дыхание и смотрит ему в глаза. - Тедди… - нерешительно произносит она и подносит к его лицу руку. Бережно касается его лица. Проводит холодными пальцами по губам. Смотрит заворожено, как будто представляет, как по ним стекает ядовитая жидкость, - я устала страдать. - Заключает она.

 Отправлено: 28.06.09 22:22. Заголовок: Давай потанцуем. Нот..

Давай потанцуем. Нотт двигается удивительно в ритм - то и ли в ритм ее негромкого голоса, то ли музыки, звучащей откуда-то сверху, очень мелодичной и звонкой, похожей на фарфоровый колокольчик. И они танцевали. Кружились по комнате, не расцепляя объятий и не отпуская переплетенных ладоней, раз-два-три, раз-два-три, а может быть все дело и не в музыке, а в ритме сердец? Тук-тук перекликается с раз, сердце замирает на два, пропускает аж три удара на три. Все рассчитано, шаги четкие, движения на удивления слажены. Мастер и кукла слились в едино. Мастер запутался в нитях и сам стал такой же куклой. Только кто управляет Тедом? Провидение? Высшая сила? Внутренний едкий голос, столь похожий на свой собственный, который шепчет - и обвиняет, обвиняет, обвиняет, выносит приговор, как самый беспристрастный и неподкупный судья. Это сейчас и страшно - Нотт сам себе вынес приговор. Расписал наказание, зная, что его не хватит даже на сотую долю своего греха. Поставил подпись. Закрыл папку. У него еще есть время прочитать все, а пока - раз-два-три.
Танцуй, Девин, ты только танцуй. Темноволосый сейчас опасно уверен - если блондинка сделает шаг и остановится, прекратит их вальс, то сердце, наверное, точно не выдержит. И тогда не нужен план, и не нужно двадцать вздохов, и веревка останется целой, ее не придется резать, когда снимут его тела.
Танцуй, Девин, куколка, ты только танцуй. Они вальсировали, без музыки, с врожденным ритмом и ощущением, что все кончено. Баста, фенита ля комедия, они дошли до своего рубежа, за которым, как оказалось, нет ничего. Остался только танец - и сейчас под их ногами с удивительной щедростью судьба разбросала чужие жизни. Тедди чувствует, как под ногами что-то хрустит, похожее на мелкую крошку стекла. Это наверняка Чарли, который обязательно сломается и поддастся отцу, отдаст ему свою Золушку и отойдет в тень. Что-то оглушительно бьется - Фентон так до смешного жить любил, пусть и не умел этого совершенно, занимаясь бессмысленным прожигательством:
- Бедная моя девочка - шепчет Теодор на ушко Эшби, мягко опаляя ее кожу теплым, даже горячим, дыханием. Ад теперь внутри, и всегда рядом. Поселился в теле, сжег внутренности дотла и разрастается. - Я понимаю, я все понимаю. Но двадцать вздохов - не так уж и много. Зато ты навсегда останешься такой же красивой, как сейчас. Сейчас ты прекраснее, чем когда-либо. - Нотт не кривит душой, говорит чистую правду. Смысла лгать уже нет.
Парень осторожно расцепляет объятья, протягивает руку, берет пузырек и аккуратно вкладывает в ладошку Девин, заставляя сжать ее пальцы в замок. Когда они убивали, все казалось простым и правильным, они убивали, наказывая, и наказывали, убивая. А теперь время пришло наказывать своих... вершителей судеб, ха:
- Ты хочешь быть первой? - с легкой улыбкой спрашивает Нотт, потирая переносицу и рассматривая Эшби с внимательностью человека, которому осталась пара часов - Или... подождешь, пока я...?

 Отправлено: 19.07.09 15:34. Заголовок: Окончен бал, а вы ещ..

Окончен бал, а вы ещё танцуете,
умолк оркестр и свечи не горят,
а вы танцуете, ногами вальс рисуете,
рисуете который день подряд.

Бал давно окончен, но им отчаянно хочется еще немного потанцевать. У них не так много времени, пока еще горит свет, поэтому они отчаянно пытаются уловить последние мгновения. Земля как будто уходит у них из-под ног, и они парят. Кружатся в своем последнем танце пока светловолосая не нарушает тишину, и не возвращает их на землю.
Теодор жалеет ее, обжигает своим дыханием, шепчет ей что-то нежное на ухо. Он так прекрасен в свои последние часы. Так изменился с того момента, как понял, что все уже кончено. Единственное, что в нем не изменилось, так это холодные руки. Такая же холодная кожа, как и у нее самой, но кажется, что даже адское пламя не согреет, не обожжет их тела из абсолютного льда.
Теодор уверяет, что яд - это лучший для нее способ. Самый безболезненный, быстрый, он не повредит ее тело, идеальную работу мастера. Оставит ее такой пока белую кожу не испачкает черная-черная земля. Девин соглашается. Сомнений нет, выбор сделан, она боится, но не отступится никогда. Светловолосая смущенно улыбается, принимая пузырек, смотрит на свою руку крепко сжатую в руке Теодора и мечтательно закрывает глаза представляя себе как просто все должно стать после этих двадцати вздохов. Девин открывает глаза снова лишь тогда, когда что-то нарушает тишину, кажется, что за окном снова проснулась стихия, она барабанит тяжелыми каплями по стеклу, гремит гром, все собрались и ждут завершения дела. Стихия беснуется, хлопает в ладоши, прогибая упругие ветки деревьев, она хочет крови сейчас. Хочет, чтобы кто-то заплатил за все те тела, которые без вопросов приняла в себя матушка земля всегда стоявшая на стороне этих двух Богом забытых детей. Сейчас, оглядываясь назад, действительно, кажется, что весь мир молча позволял Теодору и Девин совершать свои ошибки, никто не сказал им «стоп». Все это проделки судьбы, которая давала им отсрочку или же мир действительно так жесток и ему безразлично?
- Лучше первой… - вдруг неуверенно улыбаясь, отвечает девушка. - А то я боюсь что… - испуганно, очень тихо говорит она, - боюсь, что сделать эти двадцать вдохов без тебя будет слишком тяжелым для меня испытанием.
С этими словами светловолосая откидывает густые светлые волосы на спину и откупоривает дрожащими пальцами пузырек с зельем. Широко распахнув свои удивительные, бирюзового цвета глаза, она внимательно смотрит на жидкость и затаив на мгновение дыхание в три глотка осушает сосуд и бросает его на пол. Под звон бьющегося стекла на который бывшая хаффлпаффка тут же ступает, на глаза ее проступают слезы, а алые губы не впопад растягиваются в широкой счастливой улыбке. Она сделала уже вдохов пять, и у нее осталось всего пятнадцать. Она успевает сказать Теодору, что, кажется, это совсем не страшно и у нее их остается десять. Она обнимает его за шею, в последний раз проводит пальчиком по щеке, в последний раз страстно целует его губы и их уже пять. Она закрывает глаза и улыбается, не смотря на то, что внутри что-то защемило. Четыре… три… два… последний глубокий вдох и отравленный воздух проникает в легкие. Что-то внутри замирает. Останавливается механизм. Кукла обмякла в руках своего мастера, а на лице у нее блаженное спокойствие и ничего не отличает ее более от самого настоящего ангела.

 Отправлено: 20.07.09 20:04. Заголовок: А небо серое-серое. ..

А небо серое-серое. А дни короткие-короткие. А стены холодные-холодные.
А трава пахнет сла-адко. Перед смертью особенно. (c)

Они не танцуют, и Теодору жаль их размеренного ритма, их неуловимых шагов по давно покрывшемуся пылью паркету, ему жаль сейчас ту, которую он держит в руках. Девин сияет сейчас изнутри, как самая настоящая святая, его маленький ангел мести, раздавленный, уничтоженный, опаленный, посланный в ссылку с самих небес. Нотт смотрит на нее другим зрением, под другим углом, и видит, как на аккуратной коже растекаются чернильные подтеки - удары судьбы. Не веря себе, проводит по точеному плечику, но тепла не чувствует.
Эшби делает все слишком быстро, и слизеринец неожиданно начинает паниковать, ему хочется схватить девушку за руки, зацепиться за саму возможность жизни, предложить сбежать, все изменить, исправить, "с чистого листа" начать, но они давно сожгли все мосты, и остались не на той стороне.
Теодору страшно. Страх - единственное, что не растаяло, что не исчезло. Парень считает вздохи синхронно с ней, про себя, и на каждую новую цифру сердце бьется болезненно о стенки грудной клетки, а потом и вовсе начинает истерично замирать, словно плача. Нотт разжимает пальцы на "три", уже падая, наверняка, Эшби досчитала до нуля. Тонкая линия, оставленная нервным карандашом на предсмертной записке с текстом, привычным и родным каждому самоубийце.
Пожирателю кажется, что нужно сделать так, никак иначе. Теодор знает все с такой точностью, словно умирал уже сотни раз, на разные лады. И умирал, наверное, каждую ночь. Бывший слизеринец замирает над ее уже бездыханным телом, сумерки бросают отблески на лицо, проникают сквозь окна в узорах, отбрасывают длинную тень. Нос становится острее, глаза впадают, в отличие от белокурой, Нотт будет выглядеть куда хуже - длинной шее суждено будет вытянуться в петле еще сильнее, серые глаза впадут невероятно глубоко. А бывшая хаффлпаффка красивая такая, на ангела похожая, пусть с неестественно выгнутыми руками, с разметавшимся по полу волосами и в сползшей с точеного плечика накидке матери.
Парень закрывает дверь в гостиную с величайшей осторожностью, словно Девин не умерла, а спит, просто заснула, как та Красавица из сказки, которая ожидала своего принца. Эта не та история, спаситель будет висеть в петле, принцессу никто не разбудит, Бог им судья.
Засовывает руки в карманы, делает первый шаг, поднимаясь по ступеням, сначала медленно, а потом быстрее - совсем как шестилетний мальчишка с еще живой матерью, с маленьким братом, с улыбающимся дядей, тот самый маленький Тедди Нотт, которому не суждено было ни жить, ни умереть, ни любить. В детстве он бегал по коридорам, дразня Чарли, висел на шее у дяди Рида, а потом смерть надела на ноги кандалы, положила тяжелую руку на плечо. И вот, почти через двенадцать лет, Тедди снова бежит по лестнице, вверх, перепрыгивая через несколько ступенек, чувствуя, как приятно теснит в груди, как неожиданно легко стало. Он поднимается, насвистывая песенку, с каждым шагом только укрепляясь в своем решении, он не думает трусливо о "спасении" - для таких, как бывший слизеринец, оно не предусмотрено в пакете дополнительных услуг. Он бежит, перепрыгивая через свою жизнь, с каждым новым шагом отдаляясь от всего того, что он лишился, еще дальше - он не будет целовать самую потрясающую женщину на свете перед алтарем, не скажет "да", его ребенок никогда не родиться, и он не сможет теперь сказать Чарли как он им гордиться, и Эшби никогда не оденет белоснежное подвенечное платье, мертвые не восстанут из могилы и его не простят.
Походка, легкие движения, кажется, что Теодор ни идет, а танцует. Но замирает, как проклятый, проходя мимо окна с выходом на сад. Зрелище завораживает, и Тед жадно, до дрожи, всматривается в сумерки, в закат, в переплетенье веток деревьев, это кажется ему самым невероятным зрелищем, что когда-то наблюдали его глаза. Яркость, контрастность, цвет, парень распахивает настежь окно, и пускает ветер играть со темными волосами, поднимать вверх тяжелые пыльные шторы, разносить по дому бумаги со стола кабинета, свистеть в безвременье, свистеть в его жизни.
Нотт закрепляет петлю, проверяет, надежный ли узел, а потом медленно одевает ее на шею, раскачиваясь на носках на самом краешке стула. Серые глаза обводят глазами спальню Валери, вечно закрытое, священное место, обитель той, в чью славу принес свою жизнь Люк Мальсибер. Тедди кажется это символичным - умереть в этой спальне, в этом доме. Поместье стало братской могилой для всех надежд, страхов, мечтаний, идей, здесь погибло множество людей - пусть даже и пока они живы, это место станет последней отправной точкой в жизни двух людей, и бывший слизеринец с готовностью закапывает и свою надежду тоже, прячет в половицы под ногами, а потом делает шаг, в пустоту, в пропасть, в темноту...
Ему после смерти хочется покоя. Раскрашивать тени у ног госпожи Тоски, возвращать украденные краски из своей собственной жизни, быть тем шестилетним мальчиком, не боящимся смерти, у которого руки не в крови, и который не прокурил насквозь свою душу. Шестилетний мальчишка с яркими серыми глазами, мечтавший стать колдомедиком и спасать людей, сама Печаль в человеческом обличье, бестелесный, несуществующий дух прошлого встает перед глазами в последний раз, как дернулось тело, сведенное предсмертными судорогами. Это был единственный раз, когда Теодору Нотту казалось, что сделав шаг, он не упадет, а полетит.
Чарли Нотт появится в этом склепе только через четыре дня, поднимется наверх, ведя рукой по перилам, и, кажется, еще чувствуя тепло ладоней Теодора, под аккомпанемент раскачивающейся мерзкой петли и рвущего портьеры ветра. Конверт, подписанный недрогнувшей рукой Тедди, завалится под оторвавшийся кусок обоины, и там сгниет, вместе с сухим и четким объяснением, но парень поймет и так. Что не поймет, то почувствует. Что не почувствует, то просто примет.
Их похоронят не вместе, не в один день, и даже не в одном месте. Покосившийся крест уже не хранит имени Девин Эшби, чья могила вынесена на окраину кладбища, а семейный склеп Ноттов провалится при очередном наводнении под землю, прямо в Ад. Но долго будет судачить молва о том, что кто-то слышал на кладбище по ночам плач, местные жители рассказывают друг другу истории о том, как отец утянул сына в могилу, и о том, как кто-то хохочет постоянно, радостно, заливисто, искренне хохочет, пока новый день не начнется, пока новая жизнь не придет.