Поздний завтрак в семье Корнуэллов был обычным явлением. Впрочем, как и в домах любых аристократов, не придерживающихся старомодных правил поведения. Рия любила этот маленький обычай, собираться по утрам за большим овальным столом в столовой, лакомиться с любовью приготовленными блинчиками и смотреть сквозь зеркальные стены на ухоженный английский сад, гордость матери и предмет зависти всех её друзей... Любила потому, что в такие мгновения в полной мере ощущала себя частью небольшой, но крепкой семьи, где живет любовь и уважение друг к другу. И хоть подобные определения невозможно отнести к Корнуэллам, иллюзии порой тоже доставляют радость. Отложив вилку, девушка в который раз за утро бросила полный надежды взгляд на улицу и с горечью констатировала, что никакого солнца сегодня и в помине не будет. А еще вчера все они грелись под ласковыми солнечными лучами в доме прабабушки. Почти месяц все четверо гостили у Стефании Димакопоулос, родной бабушки Калеба по отцовской линии. Воспоминания об отдыхе принесли в душу Эванжелин смешанные чувства радости и печали. Непередаваемое удовольствие ей доставляли ежедневные походы с отцом в порт, где они либо сами ловили рыбу, либо выходили в открытое море вместе с наемными моряками. Возвращаясь только к полудню, Калеб и Эва устраивали себе сиесту и лишь к вечеру вновь отправлялись в город, чтобы удовлетворить «культурный голод». Поздние вечера же девушка проводила в компании бабушки, которая с упоением рассказывала ей об истории семьи Димакопоулос, древнейшего магического рода Греции. Четыре недели пролетели так быстро и незаметно, что когда настало время возвращаться домой, Рия этому тщательно противилась. Устроив громкий скандал, она в слезах уговаривала отца и мать остаться еще хотя бы на пару дней. Однако, услышав от Калеба твердое «нет», лишь шмыгнула носом, поцеловала Стефанию на прощание, взяла клятвенное обещание с Пандоры, троюродной тетки, что она обязательно приедет к ним на Рождественские каникулы, и только после этого шагнула в камин, отчетливо произнося адрес родового поместья. Сейчас, сидя по правую руку от Корнуэлла-старшего и по левую от Джульетты, Рия с тоской взирала на тонкую стеклянную перегородку, за которой раскидывался унылый серый пейзаж. Впрочем, это занятие надоело ей так же быстро, как и поедание блинчиков. Натренированным жестом отодвинув от себя широкую тарелку, она со вздохом откинулась на спинку стула и цепким взглядом оглядела присутствующих. Калеб как всегда углубился в изучение каких-то бумаг, Джули читала Оракул, и лишь только Колтон занимался непосредственно приемом завтрака. Накручивая длинную прядь темных волос на палец, девушка пристально наблюдала за братом, подмечая в который раз насколько он был не похож на ее обожаемого отца. Казалось, что он не унаследовал ни одну из фамильных черт Корнуэллов: ни темно-синих глаз, ни «греческого» носа, ни смуглой кожи, так не характерной для жителей Туманного Альбиона. Даже волосы Колтона были кучерявыми в отличие от локонов Рии. Однако, этот факт скорее радовал девушку, нежели огорчал. Она одна была похожа на Калеба, и это делало ее еще ближе к отцу. Довольно ухмыльнувшись, Эванжелин подалась вперед и вооружившись вилкой, стащила из тарелки брата последнюю дольку апельсина. Ей было даже все равно, что она терпеть не может цитрусовые в отличие от Колтона, однако вот такая вот мелкая детская пакость мгновенно подняла ей настроение. «Давясь» фруктом, Рия с вызовом взглянула на Калеба-младшего, характерно изогнув тонкую бровь. - Папочка, а мы поедем сегодня в Косой переулок? - как ни в чем не бывало, произнесла она, не давая брату даже возможности возмутиться. – Я хочу новую мантию, а Колтону кажется жизненно необходимы новые учебники. Правда, ma bon? Услышав звонкий голос дочери, Калеб отложил документы и взглянул на Рию. В глазах его явственно читалась печаль и сожаление. Уже зная, каким будет ответ отца, девушка невольно поморщилась и закусила уголок губы. - Прости, Тыковка, но я вряд ли сумею выбраться сегодня. К тому же, с такой важной миссией, как выбор наряда, тебе лучше поможет справиться мама. Вопросительно посмотрев на Джули, он замолчал, предоставляя жене возможность порадовать дочь.
Завтрак поздним утром – вполне хорошая и давно устоявшаяся традиция в этом доме, доме славного и чистокровного семейства Корнуэллов. Нельзя сказать, что лето прошло из рук вон плохо, но и слишком удачным его никак не назовёшь. Поездка к каким-либо родственникам отца, бредящим манией чистой крови и прочими аристократическими замашками уже не могла предвещать для Колтона ничего хорошего. Разумеется, он уважал свою прабабушку, равно как и остальных родовитых родственников (простите за тавтологию =)). Однако чем меньше он их видел в течение года, тем лучше становилось его отношение к ним, вплоть до самых нежных чувств. Да и Стефания куда больше тяготела к его сестре, нежели к самому Корнуэллу-младшему, впрочем, как и остальные родственники Калеба. Привыкшие обращать внимания на самые мелкие детали, а в особенности выискивать в своих отпрысках черты славного рода Корнуэлл, эти самые родственники, в том числе, и Стефания ничего подобного в Колтоне не находили, списав всё на сухое «а сын-то весь…в свою мать пошёл», а потом и вовсе теряли к парню какой-либо интерес. Рия действительно больше подходила на роль представительницы их рода, унаследовав гладкую, бархатистую и смуглую кожу, яркие синие глаза и прямые чёрные волосы. Поэтому всё время, пока семейство гостило у миссис Димакопоулос, Стефания не переставала охать и ахать, каждый раз приговаривая, насколько же её любимая правнучка похожа на Калеба. Колтон же, следил за этим всем с не слишком хорошо скрываемой скукой, желая как можно скорее «смыться» восвояси от своих дорогих родственников. Правда, пока воссоединившиеся Корнуэллы проводили большую часть времени в общении друг с другом, гриффиндорец мог спокойно проводить его в компании своей матери, Джульетты. Та, как показалось, тоже чувствовала себя слегка «не своей» в подобном окружении, и, несмотря на всю вежливость и дружелюбное отношение, старалась по возможности всю эту компанию избегать. По вечерам они часто прогуливались по тенистым греческим улочкам, наслаждаясь красотами античного города, где всё так и веяло дыханием старины… Колтон часто просил мать рассказать ему о своей жизни в Хогвартсе, какой она была, когда была молодой? Как познакомилась с его отцом и как они потом решили связать свои жизни законным браком? С первого взгляда они – идеальная пара, но на самом деле, порой казалось, что они такие разные… Только на все вопросы о Калебе и их отношениях ещё в Хогвартсе, Джули отвечала как-то коротко и слишком…стандартно? Трудно подобрать подходящее слово, но Колтону этого уже хватило, чтобы понять, что подобные разговоры лучше оставить… Уезжая домой, в отличие от Рии, парень ничуть не расстроился, состроив грустную гримасу на лице в большей степени для вида, и чтобы в очередной раз от отца не досталось за такое отношение к «великим предкам рода сего». Впрочем, против споров с Калебом, Колтон обычно никогда и не был, только сейчас было не слишком подходящее место и время для этого. Не дожидаясь, пока Рия вдоволь наобнимается и наплачется в кружевной платок прабабушки Стефании, Корнуэлл-младший первым решительно ступил в камин, кинув небольшую горсть летучего пороха, незамедлительно и чётко произнеся название их родового поместья. Зелёная вспышка пламени, и солнечная Греция осталась далеко позади… Сейчас, за завтраком, все, как ни странно, молчали. Калеб увлечённо читал какие-то бумаги, а Джули занялась изучением газеты, в то время как «послушные» дети занялись завтраком. Хотя, на данный момент им занялся, пожалуй, только Колтон, меланхолично тыкая вилкой в уже остывший блин. Только его вилка по привычке потянулась к последней оставшейся на тарелке, дольке апельсина, как сестрица изящным и едва уловимым движением руки опередила его, «захватив» своей вилкой цитрус себе. Причём, он-то прекрасно знал, насколько младшая Корнуэлл терпеть не может апельсины, лимоны и тому подобные фрукты, но вредность же – наше всё. Похоже, и сейчас она взяла вверх, что, впрочем, неудивительно. Вызывающий взгляд сестры Колтон вернул, пожалуй, ещё и с лихвой, приправив всё мягкой ухмылкой. Подобного рода улыбка, скорее кривая задорная усмешка всегда служила показателем, что парень что-то задумал. Нет, не пакость, скорее, шалость, назовём это так. А пока Рия не отводила от него взгляда (игры в гляделки ещё никто не отменял, а так как по упрямству этим двоим ещё соперничать и соперничать, то, разумеется, никто не хотел уступать), её дорогой братец осторожно приподнял свою тарелку за краешек, счищая на тарелку сестры все косточки и кожуру от своего апельсина. Маленькая шалость, а приятно. Такое они устраивали друг другу часто, особенно если на обед подавали французский суп-пюре с большим количеством варёного лука-порея. Вот радость-то была, скидывать всё это «добро» соседу в тарелку, а потом на этого соседа ещё и жаловаться, ибо тот в долгу ведь не останется. Как правило, Колтон жаловался Джули, а Рия Калебу, да по-другому и не могло быть. - Да, сестричечка, мне просто необходимы новые учебники для седьмого курса, - безмерно довольный собой, отвечал Корнуэлл, - А тебе, должно быть, тоже не помешали бы новые книжки, не всегда же преподавателям ставить тебе «П» за красивые глаза, может, почитаешь чего к экзаменам, вдруг пригодится, - довольно беззлобно, но с внушительной долей сарказма, продолжал он, легонько ткнув сестрицу в бок, - Да, мам, поехали с нами… А то Рия опять всё потратит на свои мантии, и я не знаю на что ещё, но денег на книжки твоему сыну точно не останется, - никак не прокомментировав слова Калеба, Колтон с всё той же задорной улыбкой предпочёл обратиться сразу к матери. Глубоко вздохнув, и отложив газету на край стола, Джульетта тоже подключилась к всеобщему обсуждению столь насущных проблем: - Хорошо, Колтон, я съезжу с тобой и Рией в Косой переулок, только желательно мы должны уложиться за два часа… - миссис Корнуэлл также не стала одёргивать озорного сына за не менее озорные выпады в сторону дочери, улыбнувшись одним уголками губ, и сделав вид, что ничего такого и вовсе не заметила, - И чем быстрее мы соберёмся, тем больше времени у нас останется на покупки, - с намёком на то, что дольше всех собирается юная мисс Корнуэлл, Джули посмотрела на дочь.
- Что же у тебя за важные дела такие, раз ты лимитируешь время общения с детьми двумя часами? Я всегда считал, что у человека, не занятого ничем, кроме собственного сада, свободный график. Голос отца, холодный и как не живой, раздался в комнате, словно гром среди ясного неба. В нем не было больше ни теплоты, ни внимания, с которым он обращался к дочери. Цепким взглядом Калеб изучал лицо жены, словно пытаясь понять, о чем она думает. Документы уже давно покоились на краю стола, благополучно забытые им, все внимание хозяина дома было приковано к сидящей напротив красивой женщине. Рия не видела отца таким. Только в редкие минуты, он вел себя подобным образом, не чураясь присутствующих и демонстрируя свою темную сторону. Ухмылка мгновенно исчезла с ее лица, а во взгляде темно-синих глаз мелькнул испуг. Не шевелясь, она наблюдала за тем, как Корнуэлл-старший откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. - Ну же, Джули… Уж не торопишься ли ты повидаться с нашими школьными друзьями и рассказать им о бытие? Право, я бы с удовольствием присоединился к вам. Для двух подростком, сидящих сейчас за столом, данный разговор не нес абсолютно никакой смысловой нагрузки. Откуда им было знать, что Калеб давно стал подозревать жену в предательстве. Работая под покровительством Темного Лорда, он вполне резонно мог опасаться за сохранность собственных секретов. Тем более зная про прошлое Джули и ее связи давно минувших лет. А совсем недавно Волдеморт потерял немало своих людей в результате стычки с Орденом Феникса. Он до сих пор горел желанием найти и покарать того, кто раскрыл его секреты Дамблдору и приспешникам. Будучи человеком не глупым, Корнуэлл понимал, что его обожаемая жена могла быть причиной всех тех бед, что творились сейчас в стане Темного Лорда. А следовательно, разобраться с ней следовало до того, как глава Пожирателей докопается до истины. Неотрывно «буравя» взглядом Джули, Калеб смял в руках салфетку, лежащую у него на коленях, и, бросив ее на стол, поднялся на ноги. - На твоем месте, Колтон, я бы сам засел за учебники, вместо того, что бы укорять в незнании сестру. Боюсь твоих знаний не хватит даже на то, что бы получить жалкую D на экзамене, – резко бросил он сыну, даже не удостоив его взглядом. - А теперь идите. Думаю в Косой переулок сегодня вы отправитесь вдвоем. Нам с вашей мамой надо обсудить важные дела. От грубых слов вздрогнула даже Эва. Судорожно вцепившись пальцами в белоснежную ткань платья, подаренного бабушкой, она с удивлением и в тоже время долей испуга, взирала на разворачивающуюся картину. Резкие перемены в настроение не были отличительными чертами ее отца. Скорее уж сама Рия могла закатить многочасовую истерику после пятнадцати минут безудержного радостного смеха. Не смея пошевелиться, девушка украдкой взглянула на Колтона, который, судя по всему, медленно, но верно наливался яростью. Зная его отношение к матери, можно было предположить, что он сейчас будет строить из себя героя и полезет на передовую играть в защитника. А тогда Калеба уже ничто не остановит. Только раз в своей жизни рейвенкловка видела, как отец ударил брата. Тогда она испытала почти ту же боль, что и он. Что было странно, учитывая, что особой любви между Колтоном и Рией никогда не было. Быть может в детстве, когда она прибегала к нему среди ночи, что бы спрятаться от чудовища, живущего в огромном темном шкафу, между ними и существовала духовная связь. Но сейчас, говорить о подобном было даже смешно. Когда они потеряли это, неизвестно. Возможно, виноваты были родители, разделившие между собой детей, словно игрушки, а может причиной всему были разные взгляды на жизнь, а следовательно и различные круги общения. У них не было ничего общего, кроме матери и отца, живущих по странным законам, но даже это не объединяло детей… - Вы не слышали что я сказал? Пошли вон, живо! Так Калеб мог разговаривать только с прислугой, но никак не с собственными детьми. Вздрогнув, Рия судорожно вцепилась в руку брата и, не давая тому выступить с гневной тирадой, вскочила на ноги. Она хотела сказать что-то вроде «Спасибо за завтрак» или «Удачного дня», как и учили всех культурных людей, однако в данных обстоятельствах подобное было бы лишним и прозвучало бы, не дай Мерлин, издевкой. Откуда в ее хрупком теле взялась такая сила, непонятно, но Эванжелин каким-то образом удалось вытянуть брата из столовой и даже дотащить до гостиной. Лишь после того, как дверь за ними закрылась, она наконец перевела дыхание и беспомощно опустилась на диван. Руки ее все еще тряслись, и что бы хоть как-то унять дрожь, Рия обхватила себя за плечи. - Как думаешь, что на него нашло? – тихо, словно их кто-то мог услышать, произнесла она. - Отец никогда не вел себя подобным образом.
- Помимо сада, у меня есть и другие увлечения, Калеб, - довольно холодно отозвалась Джули в ответ на слова мужа. Она прекрасно понимала, что его подозрения более, чем обоснованы и ещё могла бы стерпеть подобный разговор в другое время, но при детях – это был явный перебор. Пытаясь выглядеть как можно более невозмутимо, Джульетта одарила ободряющим взглядом Колтона, и куда более холодным – младшую дочь. Миссис Корнуэлл очень рассчитывала на то, что Калеб благоразумно оставит сей не слишком приятный, как уже начинало казаться, разговор на потом, но тот и не думал останавливаться, - Ты абсолютно прав, я хотела повидаться с Кейтлин, - всё с той же безукоризненной невозмутимой интонацией отвечала Джули, прекрасно помня, насколько посредственно мужчина относился к мисс Льюис. Посредственно – это ещё мягко сказано. Следовательно, именно поэтому женщина старалась говорить как можно более спокойно и вкрадчиво, чтобы её слова не могли пробудить совсем не нужных сейчас подозрений или расспросов. Правда, подозрения были на лицо уже сейчас… - Спасибо за совет, папа, я учту на будущее, - ответил отцу в свою очередь Колтон. Как правило, он вообще достаточно редко называл Калеба именно «папой», чаще произнося «отец». Но в таких ситуациях, когда молодой человек начинал медленно, но верно выходить из себя, словно бы нарочно, в противовес мыслям, с губ срывалось именно «папа», произнесённое скорее с сарказмом. Дело в том, что мистер Корнуэлл по обыкновению редко интересовался успехами Колтона, да и вообще жизнью своего сына, уделяя куда большее внимание дочери. Поэтому и сейчас парень считал, что давать такие советы, не зная толком даже оценок сына за последние экзамены, да и вообще его успеваемость, было уже слишком, - Помню, как ты внимательно изучал мои оценки за СОВ… - всё с теми же интонациями задумчиво протянул Корнуэлл-младший. Только продолжать эту тему уже никто не стал, в то время как отец ни с того ни с сего объявил, что они вдруг отправятся за покупками одни, по той простой причине, что у их родителей вдруг нашлись какие-то особо важные дела для обсуждения. Казалось бы, ничего такого Калеб вроде и не сказал, но только одни интонации, и необъяснимая жестокость, сквозившая в словах, что чувствовалось буквально кожей, чего стоили… Колтон никогда не мог терпеть, когда кто-либо позволял так грубо разговаривать с его матерью, и ему было глубоко всё равно, кто являлся этим «кем-то», даже если это был его отец. Руки парня непроизвольно сжались в кулаки, да с такой силой, что костяшки пальцев медленно начинали белеть. Несмотря на то, что Корнуэлл фактически прогонял детей из комнаты, Колтон пока и не думал никуда двигаться, из последних сил пытаясь держать себя в руках, и одновременно с этим ожидая решающих слов матери. Для него решающими всегда были именно её слова… Но Джули не успела и рта раскрыть, как столовую огласил крик Калеба: «Вы не слышали, что я сказал? Пошли вон, живо!» - Не смей так разговаривать с детьми! – раздался ответный крик Джульетты, послышался звон тонкого фарфора, разбивающегося об пол. Изящная белоснежная чашка как в замедленной съёмке соскользнула со стола от резкого движения руки миссис Корнуэлл, которая тут же поднялась на ноги. Колтон, вторя ей, тоже вскочил с места, но сказать нечего не успел – Рия уже потащила его к двери. Всё происходило так быстро, словно и вовсе во сне. Его руку сжимала холодная миниатюрная ручка его сестры, с упорством тянувшая его вслед за собой. И вот, они уже в гостиной… Эванжелин тут же опустилась на диван, но Колтон предпочёл остаться на ногах, в нетерпении расхаживая по комнате туда и обратно. - Зачем ты меня оттуда утащила? – тут же выпалил он, - Там осталась мама, и я просто должен был быть там, тогда как отец… Что на него нашло? Да откуда мне знать, в отношении меня, во всяком случае, он особым терпением никогда не отличался! – скептически заметил Колтон, неприязненно взглянув на сестру, словно это она одна была виновата в том, что Калеб любил больше дочь, а не сына. Впрочем, как только на глаза парню попалась такая напуганная, вся дрожащая Рия, его раздражение и мнимая суровость смягчились… В конце концов, комплекс Дон Кихота, защитника «сирых и убогих» всегда жил в Колтоне, а на данный момент его сестра уж очень походила на представителей этого класса, которых каждому уважающему себя, герою, стоило защищать. - Ну же…Рия, успокойся, - с больше наигранным недовольством, чем оно было на самом деле, произнёс молодой человек, - Вот, держи… - Колтон снял со своих плеч коричневый бархатный пиджак, и буквально укутал в него свою младшую сестру, накинув вещицу на её хрупкие плечики, - И вообще, одеваться надо по погоде, а не так, как ты обычно, - сварливо добавил он, - Я так понимаю, если мы собираемся идти в Косой Переулок, то лучше сделать это сейчас… Только я должен всё же вернуться туда… - всё-таки добавил Корнуэлл-младший, бросив взгляд на дверь. Он слишком переживал за мать, слишком любил её, чтобы так быстро успокоиться после всего произошедшего, а уж тем более не попытаться что-то сделать…
Голос Колтона успокаивал. Приносил умиротворение в ее разрозненные эмоции. Как человек тонко чувствующий, Рия каждую, даже самую маленькую неприятность, воспринимала в размерах личной драмы. Изломанная обществом, в котором росла и развивалась, она зачастую любила устраивать громкие скандалы, заламывать руки и судорожно рыдать, а так же эффектно падать в обморок и изображать вселенское горе. А вот ее брат… Он был не таким, отличался от тех молодых людей, с которыми девушка общалась, как в школе, так и за ее пределами. Как бы ни смешно это звучало, но в нем было нечто от тех средневековых рыцарей, которые жили по своему кодексу, защищая слабых и поддерживая обиженных. Ничего для себя, все для других. Даже не обладая хорошей фантазией, легко можно было представить, как Колтон одевает свои блестящие доспехи и мчится спасать какую-нибудь кроткую овечку, любовь всей жизни. В том, что он однолюб – Эванжелин была уверена так же, как и в том, что земля круглая. Ее брат не стал бы морочить голову какой-нибудь девушке, чтобы потом бросить ее и рассказывать друзьям об очередной победе на личном фронте. Эва даже представляла себе, какой должна быть та самая «единственная и неповторимая». Обязательно гриффиндор, обязательно безрассудная смелость, обязательно бесхитростный нрав и ангельская внешность. Идеальная пара. Что-то вроде Чипа и Дейла, живущих в соответствии со всеми этическими нормами и спасающими мир просто так, от нечего делать. Наверное, таких людей остались единицы на этом свете. И всех организованно собрали на факультете красных. Взять хотя бы того же Поттера. До чего Риа не любила этого очкастого выскочку. Но каждый год, как по часам, им всем объявляли, что Гарри опять спас их грешные души. Да, снова победил Того-Кого-Нельзя-Называть, в очередной раз сломал себе все, что только можно и нельзя, а теперь снова стоит в сторонке и ловит ртом мух. В смысле не желает казаться героем и изображает обыкновенного подростка с завитушкой на лбу. Ну чем не Супермен?.. Широкий пиджак Колтона почему-то пах корицей. Она куталась в него, наслаждаясь мягкостью ткани, и из-под полуопущенных ресниц наблюдала за братом, стоящим возле нее. Странное ощущение близости с ним буквально поставило девушку в тупик. Хотелось протянуть руки, обнять его и уткнуться носом ему в шею, как делают маленькие дети, когда желают убежать от проблем. Но разве могла она позволить себе такую слабость? Особенно тогда, когда Колтон так непочтительно отзывался об их отце. Он вновь защищал Джульетту, не думая о том, что, возможно, у Калеба были причины для подобного поведения. Девушка знала отца, более того, у них не было друг от друга секретов, они понимали друг друга с полуслова. И потому она сознавала, что просто так, из-за дурного настроения, глава семейства не стал бы выражать свою агрессию столь явно. Даже будучи человеком эмоциональным, отец умел скрывать все свои чувства, закрываясь от окружающего мира, словно невидимым щитом. На свете было всего несколько человек, которые знали его настоящего. Избранные, которым он раскрыл душу и разрешил увидеть куда больше, чем видели остальные. И Рия была одной из них. Будучи полностью преданной Корнуэллу-старшему, она боготворила его, слепо верила каждому его слову и не смела ставить под сомнение любое его действие. Девушка любила отца и готова была насмерть стоять за него и его доброе имя. Потому сейчас, даже подсознательно понимая, что брат возможно прав в какой-то степени, она не собиралась прощать ему его слов о Калебе. Он обвинял его в невнимательности и предвзятости, а отец вовсе не был таким. Скорее уж мать, вечно возводящая сына на пьедестал, но никак не ее папа. Обида за самого близкого человека с головой охватила девушку. Поднявшись на ноги, она демонстративно передернула плечиками и скинула ставший уже почти родным пиджак. Всего одно движение и чувство близости, возникшее так внезапно, куда-то пропало. - Вернуться и сделать что, Колтон? Будешь бить себя в грудь и играть в спасителя? – слова прозвучали куда более агрессивно, чем хотелось бы Эванжелин. Но отступать было поздно. Никто не защитит Калеба кроме нее. Стоя почти вплотную к брату, она с силой тыкнула пальцем в его плечо и с иронией продолжила. – Мерлин, ты что, и вправду думаешь, что папа позволит себе что-то… Хм… Что-то, что может причинить боль матери? Словно он какое-то вселенское зло! Это же смешно, Колтон. Он твой отец, человек, давший тебе жизнь, а ты ведешь себя, как неблагодарная скотина! И Остапа понесло… В общем не давайте девушке увлекаться, если она находится на взводе и нашла объект, на который можно выплеснуть все бушующие эмоции. А пока молодое поколение выясняло кто прав, а кто виноват в гостиной, за закрытой дверью в столовой голоса их родителей становились все громче и яростней. - Кейтлин, говоришь?.. – сердитый бас Калеба холодил кровь и не предвещал ничего хорошего. – Все никак не расстанешься с этой плебейкой? Что только она способна выдержать твое нытье о своей печальной судьбе? Ухмылка, лишь подчеркивающая презрение в его взгляде, появилась на красивом аристократичном лице. Они стояли напротив друг друга, словно два непримиримых врага на поле боя. Долгие годы совместной жизни не сплотили их, не удалили из памяти события юношеской поры, боль от которых до сих пор терзала каждого. Их жизнь была похожа на ту чашку, которую по неосторожности разбила Джули. Разбитая на сотни мелких осколков и никому не нужная, склеить которую было уже невозможно. - Что, cara mia, думаешь я настолько слеп и глух? Я прекрасно знаю о тебе все, как и много лет назад. Знаю о чем ты думаешь, о чем мечтаешь. Знаю, о ком ты плачешь, и по кому страдаешь. Знаю, что ты делаешь, и могу предугадать каждый твой шаг на два хода вперед. Думала тебе все сойдет с рук? Думал вновь отделаешься малой кровью? Только не в этот раз, дорогая. Ярость, такая неприкрытая и пугающая, была отчетлива видна в темно-синих глазах взрослого мужчины. Он еле сдерживал себя, что бы не ударить стоящую перед ним женщину, как всегда холодную и неприступную. Казалось, ей даже не было дела до всего того, что он сказал. Она не боялась его и это еще больше выводило Калеба из себя. С каким-то внутренним рыком, он одним резким движением дернул белоснежную скатерть, и весь столовый сервиз с оглушающим грохотом оказался на полу. Но и этого оказалось ему мало. Что бы хоть как-то выпустить пар, Корнуэлл схватил стул за высокую спинку и, что было сил, кинул его в стену.
Своеобразная минута молчания, когда ни Колтон, ни Рия не находили слов, которые бы желали высказать друг другу, привносили некоторое спокойствие в уже и без того напряжённую обстановку. Молчание для Корнуэлла-младшего на данный момент более того было шансом умереть свой пыл и ещё раз взвесить все «за» и «против», а уже только потом отправляться на рыцарские подвиги. Действительно, отец, по большому счёту, на вряд ли мог нанести матери какой-то ощутимый вред. Ссоры бывают у всех, а когда взрослые кричат друг на друга – это вполне нормальное явление, во всяком случае, точно не из ряда вон выходящее. Иногда Колтону как раз не хватало именно вот этих нескольких секунд, чтобы удержать себя от совершения необдуманного поступка, продиктованного юношеской горячностью и подчас уж слишком сильной тягой к справедливости всегда и во всём. - Нет, Рия, просто я подумал… - довольно спокойно начал было парень, но сестра не дала ему договорить, продолжая и дальше гневную тираду в защиту своего обожаемого отца. В чём-то юная мисс Корнуэлл оказалась права, Колтон ведь действительно вёл себя ни чуть не лучше, чем какая-нибудь «неблагородная скотина». Как ни крути, но Калеб подарил ему не только жизнь, но и обеспечивал, взращивал и вскармливал своего сына все семнадцать лет. Были и ссоры, был один раз, что отец и руку на него поднял, но ни одна семья не может всегда жить только в мире и согласии. Колтон, в принципе, не упускал случая лишний раз поприпираться с младшей сестрой, тем более, если уж тема попалась действительно спорная и он чувствует свою правоту, но когда справедливость на другой стороне, уже стоит задуматься… А последние слова девушки в действительности смогли задеть парня за живое. Причём, задеть до такой степени, что он стал корить и стыдить себя за то, что вообще посмел так подумать о родном отце, не говоря уже о своей глупой идее вмешиваться в дела родителей, причём столь кощунственным образом, - Просто ты должна понимать, что у меня были основания хотя бы на минуту, но думать так о нём. Ты и сама ведь согласишься, что то, что творилось сегодня за завтраком – отнюдь не нормальное состояние нашего отца, - чисто инстинктивно молодой человек легонько провёл рукой по плечу, в которое только что ткнула его сестрица, словно поправляя несуществующие вмятины на ткани его футболки, - Да, не люблю это признавать, но, пожалуй, ты права, - натянуто улыбнувшись, добавил он. Существует определённая категория людей, которым просить прощения всегда сложно, не зависимо от того, правы они были или нет. Колтон не относился к таким, если он понимал и осознавал свои ошибки, то с лёгкостью мог извиниться со всей душой и лёгким сердцем. Но сейчас на сердце было почему-то тяжело. Корнуэлл и сам корил себя за все эти сомнения и мучительные подозрения, но насчёт матери где-то в самом удалённом уголке его души укрылось беспокойство. Он гнал его всеми силами, призывая на помощь здравый смысл и всевозможные аргументы, но, к сожалению, это чувство было куда сильнее рациональных доводов. А между тем, Колтон молча протянул руку и осторожно коснулся миниатюрной ладошки своей сестры, украдкой смотря на неё исподлобья – «мол, мирись, мирись и больше не дерись?» И всё бы хорошо, если такой трогательный миг перемирия не прервал резкий треск и звон разбивающегося дорого фарфора… На секунду снова всё стихло, как вдруг послышался удар… Разумеется, не сам удар, а его отзвуки, позволяющие о нём судить…
- Не смей так говорить о ней! – вслед за словами Калеба послышался ответный крик Джульетты. «Привычка свыше нам дана – замена счастию она» - так гласит старая пословица. Безусловно, привычка очень многим помогала Джули, но никогда она не смогла воссоздать в этой семье то, чего так не хватало – любовь. Наученная горьким опытом, миссис Корнуэлл прекрасно умела терпеть, скрывать свои настоящие эмоции на людях таким образом, что со стороны они с Калебом могли показаться вполне успешной парой. Разумеется, для той же самой Кейтлин, лучшей подруги Джульетты, это выглядело куда более очевидно, но незнакомые люди ведь не привыкли смотреть вглубь, предпочитая оценивать «книгу» по её «обложке», если выражаться фигурально. В действительности, и сам Калеб, и она, прекрасно знали истинное положение вещей. Живя с человеком против своей воли, и не в силах что-либо поменять, Джули предпочитала жить воспоминаниями, лелея с каждым днём чувства давно минувших дней. В конце концов, она жила ради сына, с его взрослением видя в нём всё больше и больше…Сириуса. Об этом человеке у неё ровным счётом не осталось даже фотографии, ничего, кроме не угасающего чувства, запрятанного в самом дальнем, заветном уголке её сердца, и сына, их сына. Судьба отобрала Сириуса Блэка у Джульетты ещё давно, а позже, и смерть отобрала его у этого мира. Разумеется, Калеб знал, по кому она страдает, знал, чьё имя она произносит во сне и чью смерть она видит в самых страшных кошмарах. Знал, чьё отражение она видит в глазах сына… Но и изменить что-то, увы, было также не в его силах. - Да, ты знаешь, о чём я мечтаю, о чём думаю, и это медленно гложет тебя изнутри. Возможно, иногда ты бы и предпочёл этого не знать, ты пытаешься сделать всё, чтобы искоренить это из нашей жизни, из моих воспоминаний. Но это знание – навсегда твоя власть и боль. Хочешь вспомнить грехи прошлого? Это твоё право, мне нечего скрывать от тебя. Ты не заслуживаешь моего страха, и, как и много лет назад, мне не остаётся ничего другого, кроме, как сказать: мне жаль тебя, Калеб, - уже не повышая голоса, тихо и спокойно произнесла Джули. В её глазах не было страха, не было боли – лишь отчуждение и усталость. В такие минуты она действительно чувствовала себя уставшей, уставшей как никогда, желая только одного – поскорее бы всё это закончилось. От резкого звука бьющегося стекла она непроизвольно моргнула, отводя от мужа взгляд, и с безразличием глядя на осколки дорогого фарфора у себя под ногами. Следующим на очереди был стул, с глухим стуком ударившийся о стену. Джульетта сделала пару шагов назад, с открытой неприязнью глядя на Корнуэлла. - Отец!.. Ма… - с треском распахнулась дверь, и в столовую пулей влетел Колтон. Отчётливый стук сердца всё ещё пульсировал в висках, а тёмно-серые глаза сразу же нашли Джульетту, стоявшую чуть поодаль от двери, и ещё, похоже, не пришедшую в себя от такой неожиданности. С ней всё было в порядке, это главное… Услышав этот глухой удар, источником которого и послужил вышеупомянутый стул, Колтон забыл обо всём. Выпустив руку сестры, он, не заботясь о последствия и не думая ни о чём, побежал в столовую… Рия следовала за ним, он слышал её шаги, но не оборачивался, только сейчас заметив девушку, так и застывшую на пороге комнаты. - Если ты посмеешь…сделать ей больно, морально или физически… - грозно начал Корнуэлл-младший, сделав размашистый шаг вперёд, и оказавшись лицом к лицу со своим отцом, закрывая собою Джульетту, - Я обещаю, это не останется без ответа, - бесстрашно и отрывисто произнёс он. Любовь к матери, желание помочь и защитить настолько затмевали собою всё, что банальное понимание хотя бы того, насколько Калеб сильнее, отступало далеко на второй план. - Колтон… Калеб…не надо, - тихо, но отчётливо произнесла побледневшая Джули, положив руку на плечо сына. Но было поздно, Колтон не желал отступать. Его руки непроизвольно сжались в кулаки, так, что побелели костяшки пальцев. Бесстрашный взгляд, готовность жертвовать всем – как он сейчас был похож на отца, на своего истинного отца. Конечно, сам парень этого понимать и знать не мог, но это мог заметить Калеб, могла украдкой увидеть Джульетта. И сейчас в её глазах застыл немой страх. Страх не перед мужем, а страх за него, за Колтона.
Было неожиданно слышать из уст Колтона такие простые слова. «Ты права», сказал он и посмотрел ей в глаза. Его чистый, не замутненный враньем и интригами взгляд поставили ее в тупик. Когда это они успели подружиться? Когда преодолели барьер недоверия и неприязни? Еще вчера Рия готова была при любом удобном случае наябедничать на брата, а он бы не раздумывая положил лягушку в ее туфлю, после чего они бы долго выясняли кто прав и кто виноват, и так ничего и не решив, разошлись бы по своим комнатам и до утра следующего дня строили очередные козни друг против друга. То была их жизнь, среда их существования, к которой они оба адаптировались за долгие годы. Иногда, очень-очень редко, когда отец уезжал по делам, и Риа тяжело переживала свое одиночества, она уходила в сад и сидя там, под одним из огромных многовековым деревом, вспоминала рассказы Сойера о его маленькой сестре и о том, как весело они проводят время вдвоем. Лучший друг с такой нежностью рассказывал о малютке, что у девушки не оставалось ни крупицы сомнения, он любил ее так же сильно, как и родную мать и отца. В такие моменты Эва действительно сожалела, что ее отношения с Колтоном оставляют желать лучшего. В глубине души, где-то очень глубоко, настолько, что она даже сама себе в этом не желала признаваться, ей тоже хотелось, чтобы брат с такой же гордостью рассказывал друзьям о ее многочисленных талантах, чтобы гордился ею и поддерживал в трудные минуты. Совсем как сейчас. Оставался единственным надежным человеком, способным найти слова утешения в минуты, когда привычный мир начинал рушиться. - Я всегда права, если ты еще этого не заметил. – по-доброму усмехнулась Риа, не зная, что еще сказать. Она неотрывно смотрела брату в глаза, потому едва заметно вздрогнула, когда его рука коснулась ее ладони. Непроизвольно сжав пальцы, девушка сжала его руку и улыбнулась уголками губ. Казалось, они впервые в жизни пришли к консенсусу и даже поняли друг друга. Теперь поездка в Косой переулок не представлялась Эве такой уж плохой. У нее даже мелькнула мысль, что они, возможно, вполне неплохо проведут время вместе, гуляя по узким улочкам и покупая все, что требовалось к поездке в Хогвартс. Грохот, донесшийся из столовой, испугал Рию. Резкий звук, словно выстрел из пушки, пробудил в ней все потаенные страхи. Дернувшись, она отступила назад и с выражением паники на лице посмотрела на брата. Он думал о том же самом. Это было отчетливо видно по плотно поджатым губам и по ставшим почти черными глазам. Руки Колтона сжались в кулаки и он бросился вон из гостиной. Бесполезно было пытаться остановить его, но она все равно пыталась. Оклик, полный мольбы, так и остался не услышанным. Рие ничего не оставалось, как кинуться вслед за братом. Она знала, в какой гнев приведет отца их поведение. Знала и чувствовала, что добром все это не закончится. Дыхание ее сбилось, преодолев короткое расстояние за рекордно короткие сроки, девушка влетела в столовую и буквально замерла на пороге. Мать стояла возле стены, напротив нее возвышался разгневанный Корнуэлл-старший, а между ними, посередине, вклинился Колтон. Не смея молвить и слова, Риа молча ждала, что будет дальше, готовая в любую минуту встать на сторону отца.
Калебу было глубоко наплевать на сервиз, как и наплевать на старинный коллекционный стул. Откровенно говоря, ему было плевать на всех и вся уже довольно давно. Семнадцать лет… Подумать только, это ведь почти целая вечность. Годы юности, годы счастья. Он все отдал ей. Свое имя, свою молодость, свои деньги, себя, в конце концов. А она отплатила ему черной неблагодарностью. Он терпел, когда она шептала «Сириус» в больной горячке. Терпел, когда она плакала в подушку глубокой ночью, считая, что ее никто не слышит. Терпел, когда она раз за разом заявляла ему, что никогда не полюбит его и что ее сердце навсегда отдано одному единственному человеку. Он даже молчал, когда к ним в дом приходили те, кого он искренне ненавидел и презирал. Пожимал руку, поддерживал ничего не значащие разговоры и скрипя зубами выслушивал про их похождения в годы учебы. Все ее друзья как один вспоминали про нескончаемые приключения, где главными героями, как известно, были Блэк и МакДениэл. «А какой они были замечательной парой на выпускном вечере», без устали твердила Редвуд, словно раззадоривая его и сознательно доставляя боль Корнуэллу. Он терпел, молчал, стоически выносил все испытания, лишь чтобы иметь возможность хоть иногда обнять свою законную жену и почувствовать аромат ее кожи. Но она не позволяла ему даже этого, ссылаясь то на головную боль, то на плохое самочувствие, то на занятость. Но сейчас Джульетта перешла всякие границы. Шпионить за ним, докладывать о его действиях членам Ордена, и тем самым подвергать опасности не только их жизни, но жизни их детей… Что угодно, но потерять родную дочь Калеб не мог. Это было его воплощение, его плоть и кровь, его наследница. Только она была верна ему, любила его таким какой он есть и не требовала взамен ничего, кроме внимания. А у него было слишком много свободного времени, что бы отказать Рие в такой мелочи. Фактически Корнуэлл сам воспитывал дочь, не подпуская к ней Джули. Он боялся, что жена заберет у него еще и ее, как забрала когда-то его сердце и душу. Заберет и растопчет, за ненадобностью. А этого он позволить не мог. Стул в оглушающим грохотом разбился о стену, но Джули не повела и бровью. Она словно превратилась в статую, которую не волнуют земные проблемы. И тогда в глазах Калеб потемнело. Ему уже было все равно, к чему приведут его действия. Главное – растормошить ее, заставить проявить хоть какие-то чувства. Он уже готов был занести руку для удара, как дверь распахнулась и в комнату вбежал Колтон. Словно цепной пес, он вновь встал на защиту матери, ограждая ее от Корнуэлла. Смысл слов сына не сразу дошел до Кэла. Он угрожал ему. Это было настолько смешно, что он даже хмыкнул. Однако веселье главы семейства прошло так же быстро, как и на смену ему пришла дикая ярость. Глядя поверх головы сына в глаза Джули, Калеб уже знал, что спор разрешится в его пользу. Он никогда не прибегал к такому грязному способу воздействия, но сегодня она сама вынудила его на это - Как ты смеешь, щенок, врываться сюда и угрожать мне? – сквозь стиснутые зубы прошипел Корнуэлл-старший, хватая Колтона за рубашку и притягивая к себе. В руках отца молодой человек был словно игрушкой. Уступая ему в росте и комплекции, он явно не мог противостоять яростному напору. – После всего того, что я сделал для тебя! Твое место в сточной канаве, проклятый выродок. Удар, хлесткий и болезненный, пришелся Колтону по лицу. Всю свою боль, все свое отчаяние и весь свой гнев к Джульетте, Калеб вымещал на приемном сыне. Он пытался не ненавидеть его, но каждый раз глядя на него, он словно видел перед собой Блэка, молодого и как всегда ухмыляющегося. Этого он ему простить не мог. И потому пытался держаться на расстоянии, что бы, не дай Мерлин, не нарушить условия сделки и не рассказать сыну Бродяги, кто он есть на самом деле. Он обещал МакДениэл, что будет молчать, что даст ее ребенку свою фамилию и никогда не выйдет за рамки приличия. примет его, а за это она обещала ему себя. И сдержала слово, так же как и он. Калеб до последнего не поддавался эмоциям. Он хранил их тайну, ни единой душе не поведав о том, кто был настоящим отцом их старшего сына. Потому что приоткрой он завесу тайны, и в одночасье Колтон превратился бы из перспективного молодого человека в отпрыска убийцы, предателя и заключенного. Именно им был для общественности Сириус Блэк. А яблоко от яблони, как известно…
Зажмурившись, Рия едва сдерживала слезы, глядя на разворачивающуюся у нее перед глазами драму. Она чувствовала гнев отец, видела выражение страха на лице матери. Нужно было оставить родителей наедине, дать им разобраться между собой. Ее брат совершил роковую ошибку, когда полез на рожон. Словно в замедленной съемке девушка наблюдала, как Калеб схватил Колтона. Внутренне содрогнулась от несправедливых слов и не смогла сдержать вскрика, когда хлесткий звук удара повис в воздухе. Не думая о последствиях, она кинулась вперед не в силах смотреть на то, как ее отец избивает ее брата. - Папа, папочка… Не надо, стой… - слова сами срывались с ее губ, когда она подлетела к отцу и повисла у него на руке, пытаясь оттащить того от Колтона.
Ожидать мирного разрешения сложившейся ситуации было просто глупо, и это понимали все находившейся сейчас в этой комнате. Джули лишь судорожно ловила ртом воздух, моля небеса только об одном: чтобы Колтон одумался, отступил, чтобы всё закончилось также внезапно, как и началось. Но она знала, что её сын не такой. Что он никогда не отступит, никогда не устрашится боли, оскорблений, любых последствий, какими бы они ни были. Что будет отстаивать свою мать до последнего, чего бы это ему не стоило. Также миссис Корнуэлл прекрасно понимала, что не отступит и её муж. Бесполезно умолять, просить, пытаться воззвать к здравому смыслу или хотя бы той малой крупице человечности, что ещё осталась в нём. Когда Калеб входил в раж, когда не гнушался любыми средствами для доказательства своей правоты, любые просьбы оказывались бесполезными – более того, они только усугубляли положение. Оставалось только ждать…ждать, и верить, и надеяться. Хлёсткий удар разрезал повисшее, гнетущее молчание. Джульетта только слабо охнула, словно почувствовав на себе отголоски той боли, что сейчас испытал её сын. По спине пробежала неприятная, липкая дрожь… Женщина поднесла дрожащие руки к ставшему мертвенно бледным, ещё молодому лицу.
Ухмылка на лице отца не предвещала ничего доброго или весёлого… Во всяком случае, если сейчас Корнуэллу-старшему от чего-то стало весело, то это означало, что другим в ближайшее время весело уж точно не будет. И действительно, Калебу ничего не стояло резко ухватить приёмного сына за края футболки, и словно ничего не стоящую, надоевшую игрушку бесцеремонно притянуть его к себе. Нет, Колтону не было страшно. Подчас и вовсе могло показаться, что инстинкт самосохранения как таковой у парня отсутствует напрочь, если хватает ума лезть в такие передряги… Но ради Джульетты он был готов на всё и всегда. И не важно, кто был его противником, не важно, что его ожидало после. Внизу живота что-то неприятно ёкнуло, словно земля вдруг внезапно ушла из-под ног. Такое случается либо от сильного волнения, либо в силу каких-то более, скажем, «физических» причин. Например, когда едешь на автомобиле, и тот вдруг преодолевает небольшую горку, то в этот крохотной момент мнимой «невесомости» ощущаешь сходное чувство. И ведь действительно, на какую-то долю секунды Кэлл приподнял Корнуэлла-младшего над полом, только продлилось это так мало, что молодой человек толком и осознать ничего не успел… А потом последовал удар. Хлёсткий и болезненный. Причём даже не столько боли он приносил, сколько обиды, отвращения. Колтон не мог себе позволить проявить слабость… Если выражаться более просторечно, то от отцовского удара «искры из глаз» точно бы «посыпались», во всяком случае, в первую секунду от неожиданности и всего этого действа в целом захотелось хотя бы вскрикнуть. Но как говорилось выше, этого позволить было нельзя. Колтон лишь на мгновенье прикрыл глаза, с силой стиснув кулаки и закусив нижнюю губу, да так, что во рту уже чувствовался знакомой, неприятный солоноватый привкус крови. Но сами слова, произнесённые Калебом, ранили ещё сильнее. Нельзя сказать, что молодой человек любил своего отца, это было бы ложью, и он сам это понимал. Колтон уважал главу семейства, всячески был ему благодарен за свою жизнь, за её дальнейшее обеспечение, одним словом – за всё, что тот для него сделал. Причём, Корнуэлл-младший отнюдь не считал, как многие дети, всё это родительским долгом, чем-то самим собой разумеющимся, прекрасно осознавая, сколь подчас тяжёлой и хлопотной является родительская доля. Как только под ногами снова почувствовалась опора, Колтон без колебаний был готов снова ринуться в бой. Интуитивно, не отдавая отчёта в своих действиях, он моментально замахнулся в ответ, но вовремя подоспела Джули. Одному Богу известно откуда у хрупкой женщины, да ещё и в таком состоянии взялись такие силы… В самый последний момент она успела схватить сына за руку, и что было силы, потянуть её назад, не давая совершить удар. Разумеется, парень на этом не остановился, пытаясь вырваться, но Джульетта тут же схватила его и за вторую руку, также отведя её назад и придерживая чуть выше локтя. В силу своего возраста и комплекции, Колтон безусловно был намного сильнее матери, и потому если бы не её тихое «Пожалуйста, не надо, я тебя прошу… Ради меня», Джули было бы его не удержать. А так, эти слова имели для него своеобразную магическую силу. Слово матери для Колтона всегда было законом, тем, чему он был готов подчиниться окончательно и беспрекословно. Джульетта, к своим годам уже прекрасно понимала, что иногда не хватает именно одного – вовремя остановиться. И пускай даже Калеб был тысячу раз не прав, но все дальнейшие споры ни к чему хорошему не приведут. А если не дай Бог, пострадает её сын, а она всё это видела и не могла его удержать, не могла это предотвратить, она себе никогда подобного не простит… Вдох-выдох, вдох-выдох… Колтон отчаянно пытался успокоиться, прийти в себя, стараясь пока не смотреть в сторону отца. Сейчас в его взгляде могла появиться в лучшем случае – неприязнь, что пробудило бы в Калебе очередной поток негативных эмоций в отношении сына, который теперь мог закончиться ещё более плачевно, чем предыдущий. Стоило что-то ответить, попытаться как-то разобраться и отстоять свою точку зрения, а не лезть сгоряча с кулаками в ответ. - Отец, - раздался уверенный, чуть сбившейся от тяжёлого дыхания, голос Колтона. Он пытался изо всех сил говорить спокойным, обычным тоном, но как только перед глазами вновь вставало лицо матери, осколки посуды у неё под ногами, и уже было замахнувшейся на неё, Корнуэлл-старший, все старания шли насмарку. Возможно, парень слишком не привык лгать, предпочитая всегда придерживаться правды, и не умея её скрывать, поэтому и сейчас неприязнь и непонимание оставались на поверхности, сквозя в каждом слове, в каждой его интонации. – Я уважаю то, что ты сделал для меня. Я всегда был благодарен тебе за всё, но… - от обиды и несправедливости потихоньку начинало трясти, и становилось всё сложнее и сложнее обходить стороной колкие и грубые слова, которые так и норовили сорваться с языка, - Но я не могу видеть, как ты обращаешься с мамой. Она не заслуживает этого. И ни чувство благодарности, ни моё уважение к тебе, не твои удары не заставят меня молчать! – последние слова прозвучали уже на повышенных нотах, сказанные куда более дерзко и непреклонно, чем этого хотелось, - Извинись перед ней… - спокойнее, но также твёрдо и уверенно попросил Колтон. Хотя, на просьбу это мало походило, скорее являясь именно утверждением или, не побоюсь этого слова, указанием. - Не стоит, Колтон, мы с твоим отцом ещё поговорим об этом потом… - тихо проговорила Джульетта, всем сердцем надеясь, что хотя бы её слова смогут каким-то образом, если не переубедить, но остановить сына. Её взгляд украдкой остановился на дочери, заставляя сердце, в который раз за эти минуты, непроизвольно сжаться. Да, между ними уже много лет существовала словно непроницаемая стена, то ли отчуждения, то ли непонимания… Возможно, всё так именно по тому, что негласно Калеб всегда сам занимался воспитанием младшей дочери, стараясь по возможности не подпускать к ней Джули, что рано или поздно могло обернуться такими последствиями. Быть может, и сама Рия всегда напоминала ей мужа, того человека, ненависть к которому она смогла пронести все эти семнадцать лет, пускай и надёжно её скрывая. Но сейчас юная Эва была для неё не отпрыском жестокого супруга, не Рией Корнуэлл, а просто её дочерью, которой сейчас было также больно, как и её старшему сыну. - Посмотри, какую боль ты причиняешь своим детям! – не выдержала и вскрикнула Джульетта, а в глазах уже начинали блестеть слёзы. Колтон невольно повернул голову в сторону сестры, и впервые за всё это время, снова встретился с ней взглядом… Зачем она только пришла сюда вслед за ним? Останься Рия в гостиной, она бы не увидела всего этого, не испытала такого шока, а главное, такой боли… И казалось, что сейчас, при одном только взгляде на неё, слыша её мольбы, призванные остановить отца, Колтон чувствовал и её боль, которая сейчас становилась куда чётче, куда ощутимее чем его собственная, физическая. Внезапный порыв – хотелось бросить все эти споры, сорваться с места и обнять её, прижать к своей груди, коснуться её шелковистых, тёмных волос и сказать только одну фразу: «Всё будет хорошо…» Закончился бы весь этот ужас, словно никогда и не было всех этих криков отца, слёз матери… И действительно всё было бы хорошо…
Дай себе лишь одну поблажку и ты уже не сможешь остановиться. Словно животное, Калеб готов был наносить один удар за другим, пока не сотрет своего приемного сына с лица земли. В эту секунду он мечтал об одном, положить конец роду Блэков, уничтожить последнего их представителя, избавиться от этого проклятья, тяготеющего над ним с юношеской поры. Если бы не Джульетта, чудесным образом оттащившая собственного отпрыска, он бы не остановился на одной слабой оплеухе. Отныне, раз и навсегда, он преступил черту и уже не видел пути назад. Тяжело дыша, Калеб исподлобья смотрел на свою жену, сдерживающую сына. Словно не прошло семнадцати лет, словно он опять вернулся в школу и в очередной раз столкнулся с Сириусом. Сколько раз они стояли вот так, друг напротив друга, готовые отправить противника в преисподнюю. Бывший слизеринец по одну сторону и гриффиндорец по другую. Они были равны практически во всем, за одним лишь исключением. За спиной Блэка всегда находилась Джули, готовая в любой момент кинуться вперед и растащить дерущихся. Совсем как сейчас. Даже тогда, будучи еще совсем юной и неопытной, девушка понимала, что насилие не поможет им разобраться между собой и уж тем более не научит ни одного из них «уму разуму». Потому каждый раз, как два заклятых врага встречались, рейвенкловка вставала между ними, не желая быть причиной раздора. Ненависть к Сириусу Корнуэлл пронес через всю свою жизнь, бережно храня и лелея ее, словно самый ценный из даров. Это сжигающее изнутри чувство давало ему силы для борьбы. Другой бы на его месте давно бы опустил руки и нашел другую. Женщину, которая бы любила его и боготворила. Женщину, которая бы не держала его на расстоянии вытянутой руки, не позволяя даже прикоснуться к себе. Женщину, способную понять и принять. Но помимо своей воли, он не мог полюбить другую. Сколько бы ни искал, как бы ни старался… Ища утешения на стороне, Калеб каждый раз шептал одно и тоже имя, даря всю нерастраченную нежность и страсть случайным любовницам. Все они были одноразовыми игрушками, временными заменами, приносящими кратковременное удовольствие. Ни в одной из них он не мог найти даже одной десятой доли того, что было у МакДениэл. Жалкая замена, второсортная подделка. Само собой, никто другой просто не мог занять место его жены. Потому он терпел. Неспособный расстаться, ненавидел ее и в тоже время любил больше жизни. Окольцевав ее, Корнуэлл фактически провозгласил себя хозяином. Он безраздельно правил в своей семье, но при этом никогда не выходил за установленные Джули рамки. У них было мирное соглашение и обе его стороны не стремились нарушать правила сделки. До этого момента. Сын, так похожий на своего настоящего отца сумел все же вывести его из себя. Но более того, он еще и требовал извинений. Жалкий незаконнорожденный подкидыш смел ставить ультиматум тому, кто дал ему свое чистое имя, фактически обеспечив беспроблемное будущее. Этого Калеб уже не мог стерпеть. - Не стоит лезть в разговоры старших, Колтон. Кто знает, к чему это может привести. Поверь мне, последствия бывают необратимыми, – практически сквозь зубы выдохнул он, не сводя многозначительного взгляда с жены. Они оба знали, что Корнуэлл был в одном шаге от того, чтобы поведать всю правду. Рассказать стоящему напротив молодому человеку все от начала и до конца. Более того, он желал выложить тому прямо в лицо то, что он был сыном узника Азкабана, отродьем человека, считавшегося убийцей, как в мире магглов, так и в мире волшебников. И сейчас ему ничего не стоило сделать это. Джули оступилась, связавшись со своими старыми друзьями, пошла наперекор мужу и фактически собственноручно расторгла существующую между ними договоренность. Так что винить женщине было некого, кроме как саму себя. Уйти она от него не посмеет. А если даже и наберется храбрости, то единственный путь для нее будет – в могилу. Не настолько Калеб был щедр, чтобы отпустить ее на свободу. А все лучше чем смерть, даже золотая клетка. Глубоко вздохнув, Корнуэлл отступил на шаг назад, и нетерпеливо встряхнул правой рукой, грубо и бесцеремонно отталкивая от себя Рию, что продолжала тянуть его за рукав пиджака.. Поднеся пальцы к волнистой шевелюре, он ленивым жестом провел пятерней по волосам, приглаживая растрепавшиеся локоны. Расслабленные мышцы лица, аккуратно расчесанные волосы, безукоризненный стиль… Он вновь выглядел достопорядочным и благополучным мужчиной средних лет, и уже ничто не говорило о той ярости, что буквально несколько секунд рвалась из него наружу. Короткий взгляд на родную дочь, молчаливо застывшую рядом, и полный отчуждения голос. - Я, кажется, просил тебя покинуть комнату, Риа. Дважды. Не думал, что ты страдаешь глухотой в последнее время.
Так унизительно девушка не чувствовала себя давно. Дважды моргнув, она все же сдержала слезы, готовые вот-вот заструиться по щекам, и даже нашла в себе силы посмотреть в глаза отцу, тем самым сдержав удар. Лучше бы он накричал на нее или дал ей пощечину. Даже физическую боль было перенести легче, чем полный разочарования взгляд Калеба и его голос, в котором явно читались интонации, с которыми он обычно обращался к не угодившим ему людям. Всю свою жизнь Эванжелин билась, словно рыба об лед, всячески доказывая, что она достойна любви отца. За семнадцать лет ни разу не пошла ему наперекор, ни разу не сказала грубого слова, в точности исполняла все его указания и готова была до последнего стоять на его стороне, не боясь ни Бога, ни Черта, ни советской власти. Для нее не существовало человека роднее, а вот Корнуэллу-старшему не нужен был больше никто, кроме Джульетты. Даже родная дочь, его плоть и кровь, не значила в его жизни столько, сколько значила его жена. Жаль, что Эва не знала этого. Открой она для себя эту простую истину и тогда, возможно, такая бы боль, не терзала ее сердце. Коря себя за явный проступок, девушка уже не считала, что поступила правильно, кинувшись спасать брата. Кем он был для нее? Просто кровным родственником, живущем в соседней спальне. Ни больше, ни меньше. А Калеб? Он воспитывал ее, дарил свое внимание и заботу, никогда не оставлял в беде, помогая преодолевать препятствия с высоко поднятой головой. Глупо было совать свой нос, куда не просят. Стоило послушаться приказа отца и пережить тягостные мгновения, закрыв уши ладонями. И все же, не смотря на доводы разума, где-то глубоко внутри Рии росла и крепла уверенность в правильности своего поступка. В поисках подтверждения, она осторожно взглянула на Колтона и совершенно неожиданно натолкнулась на его взгляд, полный сочувствия и поддержки. Можно было сделать вид, что она ничего не заметила. Отвернуться и смиренным голосом попросить прощения у папы, вновь вернув тем самым себе его расположение. Вот только делать этого Эве не хотелось.
Show me what it's like To be the last one standing And teach me wrong from right And I'll show you what I can be
Ухмылка, как отличительная черта всех чистокровных потомком Корнуэлла, появилась на лице девушки. Сложив руки на груди, она теперь уже с любопытством взглянула на главу их скромного семейства и с только ей характерными интонациями, произнесла: - Я буду рада, если мне по генам передалась лишь глухота. Все лучше, чем безумие... Театральная пауза была многозначительней многих слов. Сейчас Риа не защищала брата, не кидалась спасать достоинство и честь матери и не хотела выпятить собственное "Я" на первый план. Она просто платила отцу той же монетой. Он обидел ее до глубины души, и закрывать на это глаза было бы неправильно. «Мстить за себя», такому правилу ее учил Калеб. И пускай его удар был во сто крат болезненнее, она все же не смогла позволить себе сказать большего. Уважение к этому сильному и волевому человеку заставили ее прикусить язык почти сразу же. Но и одной фразы оказалось достаточно. Глаза Корнуэлла-старшего недобро сузились. Окинув долгим взглядом обоих подростков, он тихо, но отчетливо произнес: - Извинитесь оба, немедленно. Пожалуй, самым страшных был тихий гнев. Когда человек смотрит на тебя вот таким вот «тяжелым» взглядом, в котором явно читается опасность. Он не крушит мебель, не бьет антиквариат о стены, не кричит грязные ругательства. Он просто смотрит и шипит, словно змея, готовая ужалить смертельно в любую секунду.
Всех детей учат с детства уважать своих родителей и никогда не встревать в разговоры старших. Эти простые истины ребёнок впитывает буквально с молоком матери, и в последующем их нарушение всегда происходит, как правило, абсолютно сознательно. Всё это прекрасно знал Колтон, и более того, несмотря на натянутые и не самые лучшие отношения с главой семейства, никогда не выходил за рамки дозволенного. Ещё в детстве он очень сильно нуждался в отце… Но вся сознательная жизнь Корнуэлла-младшего начиналась в его понимании и памяти уже тогда, когда на свет появилась его сестра, Рия. Впрочем, даже несколько позже, примерно, когда ему было года три-четыре, а Эве, соответственно, на год меньше. Так вот уже тогда, всё внимание отца было целиком и полностью отдано своей маленькой дочурке, а сын не удостаивался и самой маленькой толики той заботы и любви, которую Калеб неустанно дарил Рие. Что бы Колтон не пытался сделать, как бы себя не вёл, положение вещей от этого не менялось, что всё больше и больше вело к отчуждению сына от своего отца. Но всегда присутствовало уважение. Парень мог огрызнуться, мог не слишком вежливо, порою, ответить, но Калеб в его глазах всегда являлся очень уважаемым и почитаемым человеком, и фактор их не самых лучших отношений здесь ровным счётом никак не отражался. Однако сегодня всё поменялось… Он перешёл за дозволенные границы, причём совершенно осознанно. - Спасибо за такое заботливое предостережение, папа, - сквозь зубы произнёс Колтон, и руки его снова непроизвольно напряглись, как будто в ожидании нового удара. Джули всё ещё не отпускала сына, продолжая всё также крепко придерживать его за предплечья, в любую минуту готовая встать между ним и Калебом, сделать всё возможное, только чтобы предотвратить то, что могло произойти дальше… Одного взгляда мужа уже оказалось достаточно, чтобы она прекрасно поняла, о чём шла речь. Хотя бы одно неверное действие, хотя бы одно неверное слово, и Корнуэлл находился на волосок оттого, чтобы поведать «сыну» правду. А кто для него Сириус? Человек, которого он ненавидел всю жизнь, которого в лучшем случае, он мог представить Колтону как убийцу, отъявленного негодяя и совершенно падшего человека, коим на самом деле Блэк никогда не являлся… Но откуда это знать семнадцатилетнему парню? Более того, общественное мнение уже давно сформировало у него некое представление об этом человеке, которого он уж никак не помышлял своим отцом, да и откуда бы взяться подобным мыслям. Единственное, что показалось Колтону странным, так это реакция Рии на слова отца. От Калеба он ничего хорошего ожидать не привык, хотя такое обращение с любимой дочерью тоже сразу бросилось в глаза, но вот чтобы Рия позволила себе так разговаривать с отцом… На его памяти, она не то, что не дерзила, да даже слова поперёк никогда не говорила почтенному родителю. Конечно, можно сказать, что младшего Корнуэлла подобное поведение сестры ни чуть не удивило, или он и вовсе не обратил на это внимания, но такое утверждение – откровенная ложь. Даже забыв про то, что он вроде как пытается вырваться из рук матери и всё ещё доказать, кто прав, а кто виноват, гриффиндорец на мгновенье и вовсе замер, не сводя взгляда с девушки. На его лице, совсем но под стать напряжению ситуации, возникла улыбка. Нет, не ехидная или насмешливая, и не усмешка, а простая открытая улыбка, искренняя и суть которой и сам Колтон не мог объяснить. Возможно, хотя бы просто интуитивно, где-то на подсознательном уровне, он поддерживал Рию, и так, молчаливо, без каких-либо слов показывал своё отношение и свою оценку её действий. Однако, уже спустя каких-то пару секунд, как гром среди ясного неба послышались резкие и холодные слова Калеба, снова повисшие в тишине. Он не кричал, не повышал голоса, но один взгляд, один только тяжёлый долгий взгляд вызывал желание поскорее уйти, испариться из этой комнаты, только чтобы этот разговор поскорее закончился. Даже ненависть, с которой отец смотрел на сына минутами раньше, была не такой леденящей, не такой вязкой и неприятной, как это «что-то», что читалось во взгляде главы семейства сейчас. Колтон напряжённо сглотнул, во рту как-то сразу пересохло. Он знал, что молчать нельзя, но и просить прощения не желал. Джульетта едва ощутимо сжала плечо сына, как будто безмолвно прося того хотя бы теперь не лезть на рожон, не продолжать ссоры… Впрочем, гриффиндорец и не собирался этого делать. Хватит криков, хватит разборок, просто хватит. - Если тебе действительно так нужна эта формальность: «прости меня», - бесцветным тоном изрёк Колтон, холодно смотря в глаза отца. Только по одной формулировке фразы, по его голосу и манере уже было ясно, что прощения просить он не собирается, да и о каких извинениях может идти речь? Молодой человек не считал, что не прав, а следовательно, и не собирался просить прощения. Если это так нужно, получите и распишитесь, что называется. И не дожидаясь ответа Калеба, Колтон сорвался с места и решительно зашагал к двери, не оборачиваясь ни на кого из присутствующих. Намеренно близко пройдя мимо мистера Корнуэлла, парень почти задел его плечом, но почти – всё равно что «чуть-чуть», а, как известно «чуть-чуть» не считается. Джульетта тяжело вздохнула, провожая взглядом сына, но ничего так и не сказала, старательно избегая смотреть на мужа. У самой двери Колтон остановился, как-то нерешительно взглянув на сестру, но, так и не найдясь, что сказать, быстро схватился за дверную ручку, через секунду уже исчезнув в тёмном проёме, вдобавок ко всему «не нарочно» хлопнув дверью. - Кажется, у меня снова начинается мигрень… Я буду наверху, - всё тот же холодный и безразличный тон вернулся к Джули, и уже ничто в её лице не напоминало о той боли и тех переживаниях за сына. Спокойно, и больше не проронив ни единого слова, миссис Корнуэлл второй покинула столовую… Поднимаясь по лестнице, Колтон толком не отдавал себе отчёта, куда идёт, зачем и что собирается делать дальше… В голове роились десятки бесполезных мыслей, а между тем ноги сами довели своего обладателя до второго этажа, и собственно до его комнаты. Устало пнув дверь ногой, Корнуэлл-младший буквально ввалился вовнутрь, бесцеремонно взгромоздившись на кровать. Как раз напротив, на неком подобии прикроватного столика, в ажурных старинных рамках громоздилось несколько фотографий. На самой первой и самой большой расположилась вся семья, но даже здесь, на этом снимке они не выглядят счастливыми… Колтон и Рия тогда долго спорили и ругались, что в итоге гриффиндорец так и получился на фотографии с непроницаемым каменным лицом, а его сестра – обиженной и рассерженной на брата, с высокомерной и лёгкой улыбкой на губах. Джули как всегда безучастная и уставшая, а Калеб – спокойный и важный, настоящий глава семьи. На другой фотографии они с сестрой лишь вдвоём… Рия уютно устроилась на плече старшего брата, а Колтон искренне и счастливо улыбается ей в ответ… Жаль, что такого почти никогда не было в жизни. И вдруг, внезапный звон разбивающегося стекла и… Всего лишь какой-то минутный порыв, но молодой человек не смог себя удержать… Одно резкое движение руки, и все рамки с фотографиями, все предметы, что сейчас «населяли» этот крошечный прикроватный столик с треском попадали вниз, а Колтон, вдобавок ещё и зло пнул столик ногой, понуро опустившись обратно на кровать. Почему всегда всё так? Почему они никогда не были, и не смогут стать настоящей семьёй?..
Они все ушли, оставив ее один на один с разъяренным отцом. Презрительное «прости меня» в исполнении сына не могло удовлетворить Калеба. Он не просил, а требовал извинений, принесенных с осознанием чувства вины и полным раскаянием. В ответ на это Колтон попросту выдавил из себя несколько слов и посчитал, что этим все и ограничится. Как только он едва ли не бегом направился к двери, Риа поняла, что отдуваться придется ей. Она даже не обернулась вслед брату, неотрывно глядя в стену напротив себя. Но когда вслед за сыном комнату покинула Джули, девушку даже передернуло от разочарования. Как ее родная мать могла оставить ее одну, как могла уйти, не оказав никакой поддержки? Ведь это она стала причиной гнева главы семейства. Именно из-за нее они с Колтоном влезли в ссору старших. И только по этой причине Рия надерзила отцу. Сейчас, единственный раз в своей жизни, встав на сторону Джульетты и брата, она не ожидала, к чему все это приведет. В одно мгновение все вновь встало на свои места. Что бы она ни делала, как бы не поступала, чью бы сторону не поддерживала, любви и заботы мамы Эва все равно никогда не добьется. Горькая правда, на которую она всегда закрывала глаза и которую не желала видеть, принесла с собой лишь боль и разочарование. Девушке всегда казалось, что соверши она что-то из ряда вон выходящее, Джульетта обязательно обратит на нее внимание и полюбит так же сильно, как и Колтона. Она жила с этим уверением и была абсолютно довольна своим существованием, упиваясь заботой отца и считая, что в любой момент сможет получить от матери все, что ей причитается. Строить иллюзии, находиться в неведении… Пожалуй именно это предпочла бы Рия, вместо того, что бы испытывать такое мучительное разочарование. В такие минуты ее обычно успокаивал Калеб. Обнимал и молча давал понять, что он здесь, рядом. Ей тогда казалось, что они вдвоем на всей земле. Две родственные души. Отец и дочь, понимающие друг друга без слов, всегда готовые защитить и поддержать друг друга. Но после ее жестких слов, все это могло разрушиться. Подумать только, одна фраза, сказанная в запале, и твой мир превращается в огромную черную дыру. Зачем только была вся эта бравада и праведный гнев? Ради сочувствующего взгляда Колтона и полного безразличия матери? Оставим сей факт без комментариев. На глаза навернулись слезы. Обида словно прожигала изнутри и сдерживать эмоции уже не представлялось возможным. Одна слеза превратилась в две и какое-то мгновение спустя она уже прятала мокрое лицо в ладонях. Ей было стыдно за то, что она рыдает у отца на глазах, за то, что она лишний раз показала свою слабость, но остановиться Эванжелин уже не могла. Ее хрупкие плечи подрагивали от разочарования, дыхание сбилось, и каждый вздох давался ей с невыразимым трудом. Когда Калеб обнял ее, девушка даже вздрогнула. Не веря в происходящее, она с опаской взглянула на отца и лишь убедившись в том, что это действительно он, позволила себе разрыдаться в голос и обессилено повиснуть на шее у мужчины. Он бережно гладил ее по спине и волосам, медленно «возвращая к жизни». Лишь когда она немного успокоилась, Корнуэлл-старший усадил дочь на один из уцелевших стульев и, сев рядом, вкрадчиво произнес: - Не плачь, девочка моя. Помнишь, что я говорил тебе? Никто не достоин твоих слез. Никто, даже… - он не договорил, но и так было понятно, чье имя должно было находиться в конце фразы. Согласно кивнув, девушка дрожащими пальцами провела по мокрым от слез щекам и, тяжело вздохнув, попыталась улыбнуться Калебу. Она была безгранично благодарна отцу за то что он сумел простить ее. Словно тяжелый груз упал с души. Не зная, как выразить всю свою любовь к нему, Рия сжала его руку в своей и, запинаясь, пробормотала. - Папочка, я даже не знаю, как могла сказать такое… Прости меня, если сможешь.
Калеб внимательно смотрел на дочь, пытаясь понять, что чувствует в этот момент. Она словно дала ему пощечину и даже не своими словами, а тем тоном, каким они были сказаны. В то мгновение его малютка словно превратилась в Джули, какой ее помнил слизеринец еще со времен Хогвартса. Он не думал, что подобное когда-нибудь произойдет и потому не был готов к этому. Его застали врасплох, будто напали со спины. Он не успел защитить себя, обезопасить. Злость и высокомерие в словах дочери подкосили его. Корнуэлл воспитывал ее как свое подобие, доверял ей полностью, и потому даже в мыслях допустить не мог, что когда-нибудь Эванжелин сможет нагрубить ему или встать на сторону матери. Все это было неправдоподобно, из области фантастики. Но, как оказалось, жизнь горазда на сюрпризы. Вначале Калеб хотел как следует отчитать ее и заставить все оставшиеся до Хогвартса дни провести в ее комнате. Но Джули сделала всю грязную работу за него. Его изломанная жизнью и обстоятельствами жена на деле продемонстрировала, как мало значит для нее кто-либо, кроме Колтона. Его-то она точно не оставила бы один на один с разгневанным мужем. Это, в общем-то, ничего не значащее действие или скорее бездействие, так обидело Рию, что она попросту разрыдалась посреди столовой. То было хорошим уроком. Довольная ухмылка появилась на лице главы семейства, пока девушка прятала свои слезы, боясь показаться слабой. Мгновенно изменив решение, он подошел к дочери и просто обнял ее, давая понять, что даже не смотря на ее грубость, он всегда будет рядом. Корнуэлл был превосходным стратегом, лишь благодаря этому своему дару он сумел выжить, когда Лорд пал и начались массовые гонения Пожирателей. Он всегда просчитывал все на шаг-два вперед и только поэтому смог не попасться в руки «толпы, жаждущей зрелищ». Сейчас, глядя на дочь, Калеб знал, что ему нужно делать. Человек обиженный, чувствующий себя угнетенным, поддается влиянию лучше, чем кто-либо другой, это он знал наизусть. - Тыковка, все уже позади. Я понимаю тебя. Ты хотела лишь помочь, но все вышло не как задумывалось. – отеческая улыбка, полный понимания взгляд. Его актерским способностям мог позавидовать любой. – Понимаешь, у нас с твоей матерью сейчас тяжелые времена. Она ведет себя недостойно, ставит под угрозу благополучие нашей семьи. Поверь, малышка, я терпел до последнего, но порой сдерживать эмоции становится практически невозможно. Я действительно переборщил сегодня. Повысил голос на тебя, на Колтона. Вы этого не заслужили… Он видел, как в глазах дочери загорается огонек негодования, видел как она судорожно сжимает пальцы в кулаки, испытывая к матери сейчас не самые теплые чувства. Еще бы, Калеб вновь герой дня, а Джули кто-то вроде провокатора, инициатора скандала. Он не испытывал чувства вины, настраивая Рию против жены. Это было все равно что набрать добровольцев в свою армию. Дело благородное и полезное.
- Нет, нет, ты был прав. Мы оба были виноваты, ослушавшись тебя. – поспешно выговорила Эванжелин, боясь вновь увидеть раскаяние на лице отца. – Не стоило нам обоим лезть в вашу ссору. Я уверена, что чтобы не случилось, ты все равно прав. Тепло улыбнувшись сидящему напротив мужчине, девушка резко поднялась на ноги и порывисто обняла его, прижимаясь холодной щекой к его широкому плечу. Она была рада, что все осталось позади. Тишина вновь окутала их большой и неуютный дом, и только осколки разбитого фарфора говорили о том, что еще несколько минут назад здесь происходило. Поднимаясь по лестнице к себе в комнату, Рия вновь и вновь мысленно возвращалась к разговору с отцом. Теперь она знала и понимала куда больше. Разумеетя отец не пришел бы в негодование, если бы не внешние факторы. Он не был агрессором и не хотел разрушать то зыькое спокойствие, что царило в их семье. Не совсем понимая, что делает, девушка вместо того, что бы пройти к себе, без стука распахнула соседнюю со своей спальней дверь, и зашла внутрь. Колтон сидел на кровати, пол возле которой был усеян рамками с фотографиями, каким-то фигурками и прочей мелочью, что раньше заселяла прикроватный столик. Обведя взглядом разгром, она хмыкнула и сложила руки на груди. Первой на глаза ей попалась их совместная фотография. Темноволосый юноша с плотно поджатыми губами и усмехающаяся девушка, так довольная тем, что смогла вывести брата из себя. Удивленно изогнув бровь, она посмотрела на Колтона и с иронией произнесла: - Ты решил сделать ремонт? Или просто тебе надоело смотреть на мою осточертевшую физиономию?
- Разумеется, стучаться в дверь тебе уже не пристало, - вместо ответа на вопрос, не соизволив даже развернуться, глухо откликнулся Колтон. Хотя чему собственно здесь удивляться? Рия всю его сознательную жизнь не имела привычки стучаться в его дверь, прекрасно зная, как это раздражает старшего брата, так почему же сегодня должно стать исключением? Как раз-таки, напротив. – Вижу, вы уже успели помириться?- недобро усмехнувшись, заметил гриффиндорец, наконец, повернувшись к сестре лицом. На её губах играла такая привычная, лёгкая усмешка, в то время как на щеках ещё не высохли следы от недавних слёз. Колтон сделал вид, что и вовсе этого не заметил. В его понимании Рия скорее всего слёзно выпрашивала прощения у почтенного отца семейства, а ему даже в своём воображении не хотелось представлять эту сцену. Разумеется, Калеб сразу же сменит гнев на милость и простит любимую дочь, чего ему, Колтону никогда не видать. То было тихое напоминание о забытой детской обиде и ревности, чувстве вопиющей несправедливости от такого разного отношения отца, казалось бы, к своим обоим родным детям. Корнуэлл-младший никогда не понимал, чем он настолько хуже сестры, чем он успел так провиниться ещё, похоже, при рождении, что заслуживал только такого отношения со стороны Калеба. А попросту сказать, не заслуживал никакого… В большинстве случаев глава семейства пытался игнорировать сына, и только в особых ситуациях, либо одёргивал, либо кричал, как бы тем самым уча того уму – разуму, а то любящая мать давала ему уж слишком много поблажек. И смотря на тех же самых Уизли, где мать и отец одинаково любят как Рона, так и его старших братьев, так и его самую младшую сестрёнку, Колтон просто не понимал, почему у него всё по-другому? Быть может ещё даже пару лет назад, молодой человек думал, гадал, как же это можно исправить, ведь безвыходных ситуаций не существует, главное, было бы желание и силы. Но вот теперь всё перегорело, ушло. Человек привыкает ко всему, а потом когда перед тобой открывается вид на вполне привычную и по всем критериям нормальную жизнь, ты начинаешь понимать, что и бороться-то вроде как и не за что. Живи себе спокойно и принимай всё как должное. - Ну, что ж, отлично. Что касается фотографий… Ты знаешь, нет. Ремонт в конце лета затевать слишком хлопотно, и если бы ты, Рия, не была зациклена везде и во всём только на себе, то возможно, увидела, что здесь не только твоя фотография. Я бы даже сказал – наша фотография, только как-то странно звучит. Куда привычнее: твоя и моя, - Колтон развёл руки в разные стороны, изображая то самое разграничение, которое между ними существовало всегда и во всём. Действительно, никогда не было «мы», было только «ты» и «я», и это тоже стало неотъемлемой частью их жизни, её уклада. Рывком гриффиндорец поднялся с кровати и не менее резким движением буквально вывернул нижний ящик прикроватной тумбы, с силой дёрнув золочёную ручку. Часто парни хранят в подобных «последних» ящиках много чего интересного, если не сказать «компроматного», но ящик Корнуэлла-младшего был девственно пуст. Неаккуратно бросив его вниз, и не обращая ни малейшего внимания на Эву, словно её и вовсе тут не существует, парень принялся сгребать остатки массивных керамических рамок, битого фарфора и прочей мелочи туда. С подчёркнутой небрежностью он бросил следом за расколотыми настольными часами их общую фотографию, на которой оказалась запечатлена вся их семья. От удара и так пострадавшее стекло протяжно звякнуло, покрываясь новыми трещинами, а от искусной фаянсовой рамки осталось лишь жалкое напоминание. Следом полетел и их портрет с сестрой, сопровождаемый уже характерным и даже привычным после всех сегодняшних ссор, звоном разбивающегося стекла. Когда на полу остались только совсем мелкие осколки, Колтон всё также, невозмутимо вернул ящик на место, пренебрежительно пнув его ногой, даже не соизволив нагнуться, чтобы его закрыть по-человечески. - А, ты всё ещё здесь? – якобы удивлённо спросил гриффиндорец, когда его взгляд снова наткнулся на сестру, - Кстати, ты вообще чего пришла? Ты извини, что я так не гостеприимен, но мне просто не передалось столько «хороших» качеств от отца, сколько их передалось тебе. Например, спокойствие, сдержанность, терпимость, так что… - парень безразлично пожал плечами, тут же направившись к шкафу. Там он принялся искать свои школьные принадлежности, решив начать со мантий, видимо, с целью выявить, что всё-таки потребуется купить. Как никак, но изначально они собирались в Косой Переулок за покупками. На первый взгляд, в его поступках просто не было логики, и вёл себя Колтон чуть ли не как самый последний умалишённый, которому судьба прямиком в больницу Святого Мунго. Впрочем, в определённый момент он действительно был близок к помешательству. Ссора в столовой, слова отца, такая непривычная реакция сестры, но её скорое примирение с Калебом…всё это выводило из равновесия, причём до такой степени, что хотелось что-то ломать, крушить, кричать – дать как-то этому всему выход. Хотя, конечно, доминирующими сейчас оставались их противоречия с отцом и всё, связанное, с этим… Колтон злился, не понимал, презирал себя за свои же извинения перед ним, но между тем, ничего не мог сделать по-другому. И вот поэтому, даже сейчас, нужно было себя хоть чем-то занять, чтобы просто-напросто не сорваться. - И…на самом деле, я хотел бы поблагодарить тебя за… Я не думал, что ты когда-нибудь скажешь или сделать что-то против его воли, и тем более сделаешь это из-за меня. Хотя, я и сейчас сомневаюсь, но мне приятнее думать, что это так, - слова уже были произнесены, когда гриффиндорец, видимо найдя разбирание шкафа занятием скучным, вновь направился в другую сторону своей комнаты, в который раз попутно наткнувшись на сестру, остановившись подле неё. – Но, чёрт возьми, никогда ничего не изменится! В отношениях родителей никогда ничего не изменится, в наших отношениях никогда ничего не изменится!.. Меня ненавидит отец, и я не понимаю за что, но это уже воспринимается как данность. Наверное, слишком давно мы потеряли друг друга, что так забавно, когда меня спрашивают, есть ли у меня братья или сёстры, я ещё долго думаю, прежде, чем ответить. Как мы дошли до этого? И я не хотел терять хотя бы тебя, но нет шанса вернуться назад, - вполне спокойно, каким-то даже не своим голосом говорил Колтон. Неожиданно его пальцы ласково дотронулись до щеки девушки, стирая почти высохшую влажную дорожку. Считанное мгновенье, почти невесомое и неощутимое, и Корнуэлл, словно опомнившись, резко отдёрнул свою руку назад, на этот раз уже намеренно пытаясь принять такой же мрачный и отстранённый вид, что и минуту назад.
Теплый прием, ничего не скажешь. Само собой Рия не ожидала, что встретят ее хлебом-солью, а так же танцами-плясками, но и представить не могла, что услышит такой холодный и отчужденный тон. Хотя почему, спрашивается, Колтон должен был быть рад ее видеть? Давно надо было уяснить для себя одну простую истину: они по разные стороны баррикад в этой «войне Роуз». - Мне выйти и постучать? Так ты будешь чувствовать себя увереннее? – с приторной улыбкой на губах, поинтересовалась она. Но не успела девушка развить эту душещипательную тему, как он произнес фразу, расставившую все по своим местам. Само собой Колтон догадался, что она успела помириться с отцом, и это, по всей видимости, не вызвало у него особой радости. Ну а как иначе? Эва даже не прикладывала никаких усилий, что бы Калеб простил ее. А вот ее брату при всем желании не добиться этого. Сегодня он «сжег все мосты», похоже навсегда попав в немилость к Корнуэллу-старшему. – Само собой. Не думал же ты, что сегодняшнее…хмм… происшествие, назовем это так, могло тенью лечь на наши отношения с папой? На самом деле, девушка, так же как и ее брат, не понимала, почему глава семейства с таким пренебрежением относится к своему сыну. Ведь если вдуматься, именно Колтон должен был быть его наследником, как старший из детей. К тому же он был не каким-то третьесортным подростком, на котором можно было смело поставить клеймо «Позор семьи». Скорее наоборот., В их семье именно он был своего рода гением. Свою врожденную болезнь из недостатка он смог превратить в главное достоинство. Обладая нетрадиционным видением реальности, Колтон подмечал те детали, которые были скрыты взгляду обычного человека. Благодаря этому он был одним из первых на курсе, слывя среди однокурсников знатоком всех точных наук, таких как нумерология, зелья, трансфигурация… Превосходная память всегда помогала ему в истории. Пожалуй только ее брат мог с ходу назвать дату первой войны Гоблинов и имена всех, кто в ней участвовал. При этом учтите, что столь «полезную» информацию все они получили еще на первом курсе и благополучно забыли после лета, как страшный сон. А он помнил. Порой девушке казалось, что его голова взорвется от такого количества знаний. Хотя чего кривить душой, Рия искренне завидовала брату. В отличие от него она не могла запомнить даже точную дату Дня Святого Эндрю. Хотя ей это было и не надо. В их роду шотландцев отродясь не было... Пока Риа размышляла над несправедливостью в жизни, Колтон успел вскочить на ноги и даже засунуть все разбитые фотографии в нижний ящик прикроватной тумбы. Было грустно смотреть на то, как трещины разбегаются по стеклу рамок, уродуя их семейные фотографии. Как никак, именно они были главным свидетельством того, что Корнуэллы – это семья. Такая благополучная с виду, и такая несовершенная внутри. Муж и жена, красивые, богатые и, казалось бы, так дополняющие друг друга, сын и дочь, юные, талантливые и воспитанные. Идеально разыгранная пьеса для благодарных зрителей.
The stranger sang a theme, From someone else's dream
Но если заглянуть за кулисы, то вся неприглядная правда выплывет наружу. Каждый из них четверых был по-своему несчастен. Кому-то не хватало отеческой заботы, кому-то материнской ласки, кто-то страдал от неразделенной любви, а кто-то просто не мог найти душевное успокоение. Скрываясь за фасадом благополучной семьи, они прятали внутренних демонов, ища забвения друг в друге. Колтон был безраздельно предан матери, а Рия не доверяла никому, кроме отца. Между ними почти никогда не происходили громкие ссоры, они все были предельно вежливы друг к другу, но разве это называется семьей? Язвительная реплика вернула девушку к реальности. Моргнув, она поймала на себе взгляд брата и невольно поежилась, заметив в нем неприкрытую злобу. Рейвенкловка молча слушала его излияния, понимая, что ему необходимо выговориться. Она не прокомментировала его едких шуточек в сторону отца. Кивком ответила на своего рода благодарность, не собираясь разуверять брата в том, что ее замечание касательно Корнуэлла-старшего было вызвано желанием защитить его. И даже не собиралась реагировать на его яростную речь об их взаимоотношениях, если бы не его странное поведение. Смотря гриффиндорцу прямо в глаза, она и не пыталась скрывать своего удивления. Ей вдруг стало отчетливо ясно, что это были не пустые слова. Он говорил от чистого сердца, и вправду желая изменить хоть что-то. Они не могли примирить родителей, не могли навязать им себя или свое внимание. Все что им оставалось, найти подход друг к другу, каким-то образом воскресить родственные узы, чтобы одиночество не казалось таким удручающим. Осторожно, словно боясь, что он оттолкнет ее от себя, Рия дотронулась губами до щеки Колтона и на мгновение сжав его руку в своей, произнесла: - Так уж сложилось. Есть ты, есть я, и нет ничего общего, кроме одной фамилии. Что тут поделать? Горькая усмешка исказила ее миловидное лицо. С рождения они жили словно на разных планетах и тем не менее, в детстве умели найти общий язык. Вот только растеряли этот навык взрослея. Словно разглаживая невидимые складки, она провела по его рубашке пальцами, не зная что сказать еще. Все это было тяжело и давило на потаенные струны души, заставляя ее ныть. Легче всего было скрыться за привычной маской безразличия, что она и сделала. Пройдя к письменному столу, Рия взглядом пробежала по всему, что на нем находилось и нашла к чему «прицепиться». Взяв в руки толстую книгу по нумерологии, она с интересом перелестнула несколько страниц и, делая вид, что ничего не произошло, с усмешкой поинтересовалась: - Как ты можешь читать такое во время летних каникул? Мерлин, вам с Гренжер надо открыть свой собственный клуб знатоков. Признайся, Колти, маленькая мисс всезнайка и есть твой идеал девушки? Ее намеренно отчужденный тон, обращение к брату по уменьшительно-ласкательному варианту его имени, все это было направлено на то, что бы вызвать в нем очередной приступ раздражения. Пускай лучше злится или ругается на нее. Потому что перенести это было куда проще. Не долго думая, Эва присела на самый краешек стола и, скрестив ноги, внимательно уставилась на Колтона, ожидая его реакции.
Иногда неожиданная концовка, к которой ты абсолютно не был готов, является гораздо приятнее, чем ожидаемое завершение задуманного. Есть люди, которых, в принципе, легко застать чем-то неожиданным и непредсказуемым врасплох, которые слишком сильно привязываются к привычному жизненному укладу и ходу вещей. Колтон? Нет, пожалуй, он отнюдь не принадлежал к этой категории, скорее наоборот – всегда ждал нестандартных решений и стремился к ним. Однако поцелуй сестры, всего лишь лёгкое прикосновение её бархатистых губ к его щеке было настолько нелогичным по его мнению в этой сложившейся ситуации, настолько мало ожидаемым, что тут действительно непроизвольно диву даёшься. Только кто сказал, что всё это произвело неприятное впечатление? Отнюдь. Пожалуй, даже слишком, что стоило об этом задуматься… И в мыслях гриффиндорец даже не помышлял о том, чтобы оттолкнуть девушку от себя, демонстративно показывая, что примирение сторон в ближайшее время не ожидается. Напротив… Вопреки обыкновению, Колтон даже не стал задумываться над словами Рии, честно пропустив их мимо ушей, и сейчас прислушиваясь скорее к себе. Внутренний голос услужливо молчал, но по спине пробежала лёгкая волна колючих мурашек, волнующих и одновременно не то что неприятных, а попросту неожиданных. Как правило, редко испытываешь нечто подобное от обычного родственного поцелуя в щёку, но почему-то в нашем случае это «что-то» каким-то загадочным образом имело место быть. Возможно, всё объяснялось одним, до неприличия простым, и на первый взгляд очевидным фактом – Корнуэлл-младший, просто-напросто не воспринимал Рию как свою сестру, уж так уж сложилось. Он воспринимал её просто как девушку, как чужого человека, жившего в соседней комнате, с которым волей-неволей приходилось сталкиваться в гостиной, за обеденным столом и, разумеется, в Хогвартсе. Когда-то давным-давно, в далёком счастливом детстве, они действительно были братом и сестрой, и не просто формально по степени родства, а по отношениям, по духу. Но каким образом всё это улетучилось, как и в какой именно момент растерялось, никто не знал. Наверное, в дальнейшем сама атмосфера в семье заставляла каждого из них сделать негласный выбор – занять сторону отца или сторону матери. А такая политика всегда разобщает детей, какими бы их отношения не слыли до этого. И вот, с постепенным уходом взаимопонимания ушло и нечто родственное, что существовало между ними. Ушло то родственное чувство, сменившееся сначала отчуждениям, а подчас и чем-то странным, не слишком понятным, и пока неизведанным, во всяком случае, для Колтона. Тонкие пальцы сестры мягко разгладили несуществующие складки на его футболке, а гриффиндорец, на странность, всё так и молчал, до сих пор не придумав, что сказать в ответ. Стало как-то душно, и Корнуэлл-младший сразу же одёрнул себя, смекнув, что, скорее всего так душно в комнате было с самого начала, просто в пылу гнева, когда он сюда ворвался, он этого не заметил, а заметил только сейчас. Это не было правильным ответом на вопрос, но это было самым лёгким и безобидным из путей его решения. - Я это прочитал ещё в июле, - слишком уж быстро произнёс Колтон, пытаясь за собственными словами не слышать своих мыслей. В конце концов, если внутренний голос и умел услужливо молчать, то не постоянно же. К тому времени его сестра уже успела присесть на край стола, но до гриффиндорца это дошло только сейчас, равно как и то, что в её руках находится учебник по нумерологии. Можно сказать, что он ответил инстинктивно, даже не успев толком задуматься над вопросом. Между тем, парень поднёс руку к горлу, словно намереваясь расстегнуть верхнюю пуговицу на рубашке или ослабить тугой галстук, но дело в том, что одета на нём была весьма комфортная футболка, где и в помине не было никаких пуговиц. Но, тем не менее, всё равно было как-то душно. Должно быть, со стороны подобный жест выглядел несколько глупо, если не странно, потому, быстро опустив руку вниз, Колтон без лишних комментариев подошёл к окну, через секунду его распахнув. В комнату ворвался порыв сильного, вероятнее всего, северного ветра, что не просто освежал, а прямо-таки замораживал. - Не слишком хорошая идея, - пробурчал молодой человек, уже через секунду захлопывая оконные ставни. Сколько же бесполезных действий за какие-то пару минут… - Что ты говорила про Грейнджер? Идеал моей девушки? – наконец-то мозг успел переварить предыдущую информацию, позволяя Корнуэллу переключиться на нечто более насущное, и, наконец, ответить на заданный вопрос. – О нет, она отличный человек, кстати, столько всего знает по нумерологии! Она мне рассказала, что магглы даже пытались освоить эту науку для составления каких-то своих гороскопов, например, из инициалов имени и их числовых значений. Это ж надо так смешать, прорицание и нумерологию!.. – по сути дела, мозг работал в режиме «защита от сбоёв», выдавая совершенно нелепые фразы и кучу всякой чуши. Но говорить ведь всегда лучше, чем молчать, - Так вот, с каких это пор тебя стал интересовать мой идеал девушки? – брови удивлённо поползли вверх, а губы растянулись в плутовской улыбке. Правда, на этот раз всё это прозвучало не для красного словца, а Колтона действительно такой вопрос удивил. Снова ему стало как-то зябко, лёгкая волна непонятных мурашек, потом снова душно – и так несколько раз, а тем временем ответ прозвучал снова «на автомате», - Вообще, она должна быть похожа на маму… У неё должны быть тёмные волосы, выразительные глаза и…у неё не должно быть такой мании величия как у тебя, - с лёгким смешком добавил он. И вновь слова были произнесены как-то непривычно быстро, хотя это не должно было так бросаться в глаза. Впрочем, во всём этом была изрядная доля правды, идеалом женщины для Колтона всегда была его мать, и где-то на подсознании он обращал внимание на девушек так или иначе похожих на неё, хотя бы одной из её черт. Только сам по себе опыт общения гриффиндорца с противоположным полом не был столь велик, и героем-любовником местных драм его точно не назовёшь. Скорее его можно назвать романтиком, склонному к геройствованию и рыцарским подвигам, к чему он так стремился. - И что это мы всё про меня, да про меня. А кто же твой идеальный избранник, сестричка? И как твои дела на личном фронте? Я как старший брат должен всё знать, - с ухмылочкой протянул Колтон, усаживаясь на стол рядом с Рией, легонько ткнув ту в бок локтём. На самом деле вроде как вопрос был призван, чтобы лишний раз побесить сестру, но ответа гриффиндорец ждал с большим нетерпением. Причём, к этому вопросу, неожиданно для себя он понял, что относится как-то слишком ревностно. Колтон намеренно сел чуть поодаль, но сам не заметил, как пододвинулся чуть ближе, сев боком и чуть облокотившись на сестру. Можно в принципе сказать в качестве оправдания, что так сидеть всё же было намного удобнее…
Сегодня был день, который можно было смело обвести в календаре красным маркером. За весьма короткий срок каждый из семьи Корнуэллов успел отличиться, совершив поступки, идущие в разрез с их устоявшимися образами. Калеб показал худшую из сторон, взбесившись из-за пустяка, Джульетта не встала на защиту детей, когда это требовалось, как никогда, сама Рия нагрубила отцу, которого всю жизнь возводила в ранг святых, а Колтон, всегда такой рассудительный и собранный, казался в данную секунду растерянным, будто бы заблудившимся трех соснах. Девушка молча наблюдала за ним, старательно пряча ухмылку под маской безразличия. - Я и не сомневалась… - совсем тихо пробормотала она, кладя учебник на место. Когда все подростки заняты амурными делами, или играют в квиддич, или просто наслаждаются теплыми летними деньками, только ее брат способен погрузиться в изучение такой скучной науки, как нумерология. Цифры, формулы, вычисления… Сама Рия была далека от этого. Вместо того, чтобы учить очередной закон, выведенный каким-то умным дядей еще в бородатые времена, она проводила все время в компании Клеменс, посещая всевозможные вечеринки и светские приемы, организовывала заседания клуба любительниц Ведьмополитена и устраивала благотворительные обеды. И даже если порой ей надоедало смотреть на одни и те же наскучившие постные лица, она все равно не изменяла себе, продолжая играть роль чистокровной молодой наследницы. Того требовал отец, говоря, что только таким образом можно завести полезные знакомства и найти верных соратников и единомышленников. Он часто сопровождал ее, с гордостью демонстрируя многочисленным друзьям дочь и говоря, что это его лучшее вложение инвестиций. А спустя пять минут Эванжелин уже скучала где-нибудь в углу, не рискуя даже присесть на стул, потому что платье могло помяться и тогда Калеб уже никому не смог бы представить ее. Кому нужна девушка в мятом платье и с растерянным выражением на лице? Слава Мерлину, на таких вечерах часто присутствовали Малфои, Корры и остальные представители чистокровной элиты, дети которых были ровесниками Эвы. Лишь их общество могло скрасить ее одиночество в такие моменты. Драко, к примеру, умел доставать не детский пунш, после которого сразу же становилось веселее и легче, а с Клеменс можно было обсудить всех присутствующих и, высмеяв тощих дамочек, что так часто появлялись на обложках их любимых журналов, испортить кому-нибудь платье, вылив на него жирную подливку из основного блюда вечера. Эти, порой жестокие, шутки разгоняли тоску и делали скучные приемы незабываемыми. Возвращаясь после них домой, ей хотелось рассказать кому-нибудь обо всем произошедшем, поделиться весельем и радостью. Но идти к матери она всегда боялась, а Кеил обычно в это время уже спал. Лишь один раз Рия рискнула и тихонько постучав, заглянула к нему в комнату. Разряженная в пух и прах, она бочком втиснулась в узкий проход и с горечью обнаружила, что брат уже спит. Полусидя в кровати, он по всей видимости отключился, когда читал очередную «увлекательную» историю. Умиротворение отражалась на его красивом лице, на прикроватной тумбочке все еще дымилась чашка с горячим шоколадом, на груди покоилась какая-то потрепанная книга, прижатая рукой, а старинный коллекционный граммофон в углу заполнял все пространство тихими звуками музыки. Стоя посреди комнаты в своем красивом платье, она вдруг почувствовала дикую, почти что удушающую зависть. Ведь в отличие от Колтона, Эва не знала, чего хочет. У нее не было той свободы, что была у него. Может быть, она тоже желала провести вечер за чтением любимой книги, но разве это объяснишь отцу, который только что рассказал тебе о том, какие знатные люди будут на вечеринке? В тот вечер она на цыпочках прошла к кровати брата и, аккуратно забрав у него книгу, уселась прямо на пол возле него, уже нисколько не боясь испортить драгоценный наряд. Лишь под утро, когда солнце давно зашло, она покинула чужую спальню, оставив после себя пустую чашку и прочитанный исторический роман. - Эй, у меня нет мании величия! – коротко хохотнув, девушка не сильно ударила собеседника по плечу, прекрасно осознавая, что он прав. Как-то незаметно они перешли на задушевные разговоры, без стеснения задавая друг другу личные вопросы. Еще вчера подобное было бы невозможным. Спроси он ее тогда о чем-то подобном, Рия бы попросту закатила истерику и велела бы брату убираться вон и не лезть в ее жизнь. Но сегодня все было по-другому. Странно, что однажды ссоры родителей разделили их, отнеся каждого по разные стороны баррикад, а утренний скандал наоборот, помог перебороть разделяющий брата и сестру барьер. Очередная шутка судьбы. – Я боюсь, что твоя романтическая натура просто не выдержит всей правды. – ухмыльнулась девушка, смотря на их отражение в зеркале, висящем как раз напротив стола. В нем она отчетливо видела выражение лица Колтона и при этом могла не смотреть ему прямо в глаза. Она не умела раскрывать душу, предпочитая держать все в себе. А уж тем более рассказывать кому-то многочисленные истории, которые можно доверить лишь подушке или любому другому неодушевленному предмету. Как любая увлекающаяся натура, девушка находила себе возлюбленных едва ли не каждые две недели. Но и разочаровывалась в объектах обожания так же быстро. Один чавкает, когда ест, второй не перестает считать деньги ее семьи, третий храпит и не дает ей заснуть, четвертый так вообще без гражданства… - Знаешь, порой у меня создается ощущение, что ты остался единственным бойскаутом на всей земле. Хотя, дорогой, ты тоже не идеал, так что не зазнавайся. Эти твои вечные разговоры про точные науки и рассуждения на филосовские темы… Любая нормальная девушка заснула бы сразу же после разъяснения третьей формулы Мерлина. Лучший способ перевести разговор на другую тему – намекнуть человеку на его недостатки. Извернувшись, она все же смогла найти что-то в характере брата, что можно было утрировать и выдать за недостаток. И провалиться ей на этом месте, но она никогда не признается, что даже третья формула Мерлина в исполнение Корнуэлла-младшего звучит как захватывающая история.
- Ну, разумеется, мне мания величия просто причудилась, сестричка, - ухмыльнувшись, ответил Колтон, на мгновение отстранившись от плеча Рии, почувствовав как её миниатюрный кулачок весьма ощутимо ткнул его куда-то в район рёбер. Впрочем, уже через пару секунд парень снова достаточно бесцеремонно облокотился о девушку, продолжая смотреть не на неё, а на её отражение в зеркале, висевшем как раз напротив них. Правда, сейчас его собственное отражение в зеркале широко ему ухмылялось, и Корнуэлл-младший поспешил скорее эту самую довольную ухмылку согнать, придавая лицу более серьёзное выражение. – С каких это пор ты стала так беспокоиться о сохранности моей романтической натуры, а? – тут же хохотнул гриффиндорец, услышав очередное колкое замечание в свой адрес. Впрочем, вопреки обыкновению он отнюдь не вскинулся на очередные выпады сестрицы в свой адрес, потому что слепой бы, наверное, и то заметил, что в этих словах Эвы никакого злого сарказма не присутствует, а есть только лишь весёлая, привычная её характеру, ирония. – Ну, ты же не знаешь, о чём я говорю с девушками, откуда ты можешь судить? Может мы вовсе не точные науки обсуждаем? – теперь уже пришла очередь Колтона игриво ткнуть девушку локтем в бок, и с широкой победоносной улыбкой посмотреть на своё довольное отражение в зеркале. Как уже говорилось ранее, молодой человек никогда не слыл Дон Жуаном или дамским угодником, что, скорее всего Рие было хорошо известно. Впрочем, для того чтобы быть достаточно осведомлённой о личной жизни своего брата, Эва слишком мало с ним общалась в течение всех этих лет, в чём собственно и не было её вины. В их отдалении целиком и полностью, косвенно или напрямую, были виноваты их родители, разделившие между собой детей, как при разводе люди делят совместно нажитое имущество. Только о разводе в этой семье по тем или иным причинам речь никогда не шла, а детей всё же нельзя так цинично причислить к материальным благам. Так вот, ближе к делу… Собственно, Колтону особо не о чем было рассказывать, если речь заходила о подвигах на любовном фронте, и по большому счёту Рия была в чём-то права – о формулах Мерлина и точных науках говорить с девушками ему было легче всего, ведь это отчасти можно назвать его стихией. Сам по себе Корнуэлл-младший, что греха таить, был шалопаем. Да, благодаря своей своеобразной болезни, назовём это так, он отлично успевал по многим предметам, запоминая и усваивая всё буквально на лету, однако это не мешало ему совершать маленькие и не очень проказы. Да и скованным и стеснительным Колтона не назовёшь. Только вот с девушками он отнюдь не был таким уж сорвиголовой… В воспоминаниях всплыл один очень забавный момент, такой значимый для каждого взрослеющего молодого человека – момент первого поцелуя. Разумеется, в свои тогда пятнадцать лет, романтическая натура Колтона была ещё куда более бурной и мечтательной, чем сейчас. Его внимание привлекла некая молодая особа с Гриффиндора, такая хрупкая и беззащитная, которой как раз требовался доблестный рыцарь в сияющих доспехах на белом коне, готовый слагать длинные витиеватые баллады о своей безграничной отверженной любви. И вот однажды (а дело было под Рождество), в уютной гостиной Гриффиндора двое остались наедине – Колтон и его дама сердца. «Ты умеешь целоваться?» - смущённо опустив большие карие глаза, поинтересовалась девушка, легонько коснувшись прохладными пальцами горячей ладони Колтона. Он уже приготовился произносить высокие речи о том, какие манящие и таинственные её глаза, и какой дурманящий аромат у её каштановых, шелковистых волос, а тут таким вопросом его поставили в тупик. Во-первых, он вроде как и не умел… Соответственно, пробурчав что-то нечленораздельное с неловкой улыбкой Колтон посмотрел в глаза своей собеседнице, а та только и произнесла: «Научишь меня?». Собственно, таким и был его первый поцелуй, такими и были воспоминания о нём. Сейчас они казались такими забавными, но вместе с тем, Колтон надёжно и бережно хранил их в своём сердце. Поняв, что он слишком долгом молчит, а Рия, скорее всего, ждёт его слов, Колтон не думая, произнёс: - А ты умеешь целоваться? – он успел настолько углубиться в свои воспоминания, коли они уже заговорили на личные темы, что, продолжая улыбаться, ещё не успел переключиться на реальное время и ситуацию. Только когда это произошло, и осознание собственных слов таки добралось до разума гриффиндорца, тот отчётливо понял, что его счастье, что в запале он ещё не успел добавить «научишь меня?». Впрочем, «нежный» подзатыльник за свои слова он мог получить и сейчас, чего уже опасался, исподлобья снизу-вверх взглянув на Рию. – В конце концов, я же не сказал «научи меня», что ты на меня так смотришь? – сварливо добавил Колтон, поймав на себе не слишком одобрительный взгляд сестры. Впрочем, он не стал пытаться разглядеть, что сейчас читается в глазах Рии, и до какой отметки успел добраться её праведный гнев, почему-то поспешив отвести глаза в сторону, снова смотря не прямо на неё, а на их отражение в зеркале напротив.
- Конечно, Кол, я так и вижу, как ты рассказываешь Лаванде, к примеру, о своих подвигах в области квиддича и при этом скромно демонстрируешь перекатывающиеся мышцы под тонкой тканью свитера. А напоследок чопорно выговариваешь «Увидимся под лестницей, детка» и картинно откидываешь завитушку со лба.. Очень живописно, – залившись радостным смехом, Рия чуть откинула голову назад, совсем как делал ее отец. Она давно уже так не веселилась. Честно говоря, представить себе, что ее брат будет вести себя подобным образом, было попросту невозможно. Это как из разряда сверхъестественного. Скорее уж Драко станет гриффиндорцем, а Тот-Кого-Нельзя-Называть подружится с их директором. – Мерлин, да я даже готова поставить десять сиклей на то, что в первую минуту знакомства ты не оцениваешь девушку визуально, а пытаешься выявить у нее наличие мозга или же полное его отсутствие. Признайся, ты спрашиваешь их о исключениях к закону Гемпа и просишь перечислить пункты наизусть? Или сначала все же узнаешь основные даты в истории Хогвартса? Она утрировала и это было совершенно ясно. Но в каждом слове девушки не было и грамма злой иронии. Наверное, впервые в жизни она шутила настолько беззлобно. Обычно все ее смешные фразы сводились к очередным подколкам того или иного неприятного ей человека или же попросту высмеиванием его перед публикой. Дурная привычка - ни во что ставить малоприятного тебе субъекта. Но что поделать, самодовольство, нетерпимость и наглость видимо достались ей с кровью отца. А сегодня, в разговоре с Колтоном, Эва вдруг поняла, что все свои колючки и припасенные саркастические фразы можно отложить на потом. С ним можно было говорить и не бояться, что после очередного предложения кто-то сочтет тебя чересчур мягкой или же наоборот, испорченной. Попробуйте подшутить над Малфоем, или разыграть Паркинсон. Да вам дадут в глаз прежде, чем вы со смехом скажете «Шутка». А тут полная свобода действий. Зачем притворяться перед человеком, с которым прожила под одной крышей шестнадцать лет? Пускай они мало общались, но это не мешало Рие понять, что за человек ее брат, так же как и ему не составляло труда раскусить всю наигранность сестры. Никто не знает друг друга лучше, чем актеры, играющие на одной сцене. Вопрос Корнуэлла-младшего совершенно неожиданно поставил Рию в тупик. Ее звонкий смех как-то сам собой сник и она с долей изумления смотрела на отражение брата в зеркале. Здрасти, приехали. Неожиданно, иначе не скажешь. Такой вопрос ей один единственный раз в жизни задала Клем несколько лет тому назад. Из ее уст он звучал совсем невинно и вполне естественно. Праздное любопытство, смешанное с желанием узнать что-то такое, что пока еще было за гранью, что еще не было испытано, но о чем так много говорили другие и о чем так часто писали в их любимых романах. В тот момент рейвенкловка ответила легко и не задумываясь. А сейчас? Сейчас она попросту стушевалась на мгновение-другое и лишь хлопала длинными ресницами, не совсем понимая, как должна вести себя в такой ситуации. Толи вздернуть свой нос, так характерно говорящий о греческих корнях, и с гордым видом отправиться восвояси, всем видом показывая, как оскорблено ее достоинство. Толи от всей широкой и щедрой души влепить Колтону затрещину, что бы больше не задавал таких глупых и компрометирующих вопросов. Или вообще вспомнить о излюбленной манере близнецов Патил и, закатив ясны глазки, свалиться в лжеобморок, и пускай себе остальные переживают. На проверку ни один из вышеперечисленных вариантов не оказался бы удачным. Она все же не была настолько манерной и чопорной, чтобы строить из себя святую оскорбленную невинность или злобную мегеру, еще чего хуже. Потому Эванжелин попросту ухмыльнулась и, по заговорщически склонив голову, громким шепотом произнесла: - Расценю это как крик утопающего о помощи. Правило первое, не лезь целоваться после того, как наешься любимых маминых пирожков. Ее пристрастие к луку и чесноку отдает боязнью вампиров. Правило второе, не набрасывайся на девушку так, словно она первый живой человек, которого ты увидел после пятидесяти лет заточения в Азкабане. Правило третье, не строй чересчур серьезное выражение лица и не вытягивай губы в трубочку. И правило четвертое, самое важное, просто получай удовольствие. С чувством выдохнув последнюю фразу, она едва ощутимо коснулась губ рядом сидящего гриффиндорца, переходя от теории к практике. Не было родственных уз, каких-то невидимых барьеров. Был только порыв, желание если хотите. Чуть повернув голову, девушка приоткрыла губы, одним простым движением превращая поцелуй во что-то большее, нежели дружеское…кхм… приветствие. Да-да, долгие часы практики и у вас все получится. Ее пальцы сами собой потянулись к щеке Колтона, а дыхание на какое-то мгновение сбилось. Честно говоря, Рия даже сама не поняла, как все произошло. Действуя словно в забытье, она и думать забыла о том, кто находится рядом с ней. А это , между прочим, был не очередной понравившийся ей молодой человек, что так искусно пел песни о ее неземной красоте. Сколько времени они предавались греху (я честно скончалась после этой фразы ) сосчитать ей не представлялось возможным. Возможно, как несколько секунд, так и несколько минут. Но пелена как-то резко спала с глаз и девушка внезапно обнаружила саму себя в сотой миллиметра от собственного брата. - Да, вот собственно так оно и происходит, – стараясь не терять достоинства, выговорила она, по возможности медленно отстраняясь от Колтона и сползая со стола. – Ну, не теряйся в следующий раз. У тебя… ммм … славно выходит.
Шутки сестры, довольно меткие, в стиле Рии – «не в бровь, а в глаз» только ещё больше веселили Колтона, хотя обычно, это было началом их очередных пререканий. Конечно, до скандала доходило редко, но побурчать друг на друга они любили, особенно если у кого-то было плохое настроение, и он стремился испортить настроение другому. Да, и просто, споры – это же по праву можно назвать излюбленным методом их общения. Безусловно, все эти слова Корнуэлл-младший слушал не так и внимательно, втайне ожидая ответа на свой последний вопрос. Как он и предполагал, такая наглость или наоборот такая простота и невинность вопроса на некоторое время просто поставила сестру в тупик. Колтон и сам понятия не имел, как бы отреагировал, будь он на её месте. По правде говоря, он уже приготовился ожидать самого худшего – хлёсткого подзатыльника или чего ещё, но этого не последовало. В конце концов, Рия никогда не слыла столь жестокой и строгой особой, поэтому надежда на помилование ещё оставалась. - Да ладно тебе, я же не совсем валенок, хоть какие-то азы знаю, - весело рассмеялся Колтон, выслушав содержательную лекцию о том, что такое поцелуй, и с чем, как говорится, его едят. Быть может, его красноречие не закончилось бы на столь прозаичной ноте, но каким-то шестым, а то и каким-нибудь там десятым чувством, Кол почувствовал, что лучше помолчать. И действительно. Он не просто чувствовал, он видел, как Рия прильнула ему навстречу, чуть наклонила голову и мягко коснулась его губ. Если бы он этого не хотел, он мог бы отстраниться, однако этого не сделал, что красноречиво свидетельствовало об обратном. Парень послушно прикрыл глаза, но всё же продолжая из-под полуопущенных ресниц наблюдать за тем, что они творят. На безмолвное предложение сестры превратить это нежное прикосновение в настоящий поцелуй, которому нас издавна научили страстные французы, гриффиндорец ответил таким же безмолвным согласием, о котором уже всё за него сказало одно простое движение – его рука осторожно легла на талию девушки, притягивая её чуть ближе, а губы ответно чуть приоткрылись… И вот тогда он закрыл глаза, полностью погружаясь в этот момент. Не было ни мыслей, ни угрызений совести. Не было ничего, кроме этого поцелуя и их двоих. Впрочем, Колтон не мог точно сказать, был это один поцелуй или всё-таки нет. Как и не мог сказать, сколько это продлилось. Лишь потом, когда Рия чуть отстранилась, Корнуэлл-младший смущённо заметил, что если одна его рука так и продолжает покоиться на её талии, то другая ласково перебирает её тёмные, длинные и такие мягкие волосы… Разумеется, он сразу поспешил отодвинуться, и попытаться приобрести более менее вменяемый вид, но это не представлялось возможным. На щеке ещё тлело тёплое прикосновение его сестры, а губы ещё помнили её поцелуй. Слова девушки он пропустил мимо ушей… Всеми силами пытаясь отвести взгляд, он не мог этого сделать, оторопело смотря на Эванжелин. - Правда?.. Я…да, я же говорил, какие-то азы у меня есть и… - он прекрасно понимал, что говорит полную ересь, но ничего лучшего на ум отчаянно не приходило. Видимо, и Эва не знала, что ему ответить, поэтому прежде, чем Колтон успел что-либо произнести, сестра уже успела выйти из комнаты. Она что-то сказала, но опять же смысл ускользнул от молодого человека. Корнуэлл-младший остался наедине с собой, своими мыслями и тем, что произошло между ними. Хотя, он был уверен, что сон не придёт сегодня и к Рие.
Like a gift from the heavens, it was easy to tell, It was love from above, that could save me from hell, She had fire in her soul it was easy to see, how the devil himself could be pulled out of me
Мягко ступая по толстому ворсу ковра, он практически бесшумно зашел в гостиную. Тяжелые шторы были плотно задернуты, и в комнату не проникал ни единый луч света. Огонь в камине весело потрескивал, хоть и совсем не грел. Калеб пальцами нащупал дорогое украшение в глубоком кармане мантии и глубоко вздохнул. Джули не разговаривала с ним вот уже третий день, и он надеялся, что этот подарок сможет немного смягчить ее. Хотя зачем обманываться? Его жену не смогут подкупить даже самые крупные бриллианты мира. Тем не менее, он сделал еще несколько шагов вперед и склонился над Джульеттой, сидящей в глубоком кресле спиной к нему. Почувствовав знакомый нежный аромат ее кожи, Корнуэлл на мгновение прикрыл глаза. Даже по прошествии стольких лет, его любовь к ней не угасла. Съедающее чувство по-прежнему жило в нем, день ото дня становясь лишь крепче. Они были женаты без малого шестнадцать лет, но он помнил день свадьбы так, будто это было вчера. В тот момент он ощущал себя едва ли не самым счастливым человеком на Земле. Одетый в баснословно дорогие одежды, Кэл произносил клятвы верности, глядя прямо в широко распахнутые глаза юной МакДениэл. Он знал, что она не любит его. Возможно, даже ненавидит, но иного выхода у девушки не было. Давление родителей, беспорядки в магическом сообществе, полное отсутствие денег, а, соответственно, и свободы. К тому же годовалый ребенок на руках. Безвыходная ситуация. Ей оставалось только сказать «да» и подарить свою жизнь человеку, что столько лет приносил ей только боль и страдания. Что обернулось для нее страшным сном, было счастливейшим событием для Корнуэлла. Тогда он добился своего, золотым кольцом на безымянном пальце навсегда привязал Джули к себе. Как бы она не противилась, сколько бы не отрицала это, но им суждено было быть вместе. Судьбу не исправишь. Почувствовав его прикосновение, молодая женщина едва заметно вздрогнула, и Калеб поспешил обвить левой рукой ее шею таким образом, что бы ладонь его оказалась на ее щеке. Не стесняясь показывать силу рук, он прижал ее затылок к своей груди, не позволяя встать или даже пошевелиться. - Я соскучился, cara mia. – его тихий голос был полон тоски. Изголодавшийся по нежности, Корнуэлл боялся, что жена в очередной раз не удостоит его даже прикосновением. Ему до дрожи хотелось вновь ощутить вкус ее губ, почувствовать тепло ее прекрасного тела, увидеть страсть в бездонных глазах цвета шоколада. Раз за разом он делал шаг навстречу, желая подарить толику своего чувства, и раз за разом она отталкивала его, ограничиваясь ничего не значащимися фразами. Скупая сдержанность и тактичность, вот пожалуй и все, что получал Калеб. Непомерно мало для человека, чье желание было настолько велико. – Мне надоело делать вид, что мы чужие люди и ограничиваться парой фраз в день. Давай забудем о той злосчастной размолвке. И пока ты не сказала «нет», я хочу подарить тебе кое-что. Вытащив правой рукой приготовленное ожерелье, он одним простым движением одел его на тонкую шею жены и щелкнул застежкой. Прижав холодный металл к разгоряченной коже, Корнуэлл несколько мгновений наслаждался ощущением собственной силы и щедрости. А затем отпустил Джульетту, отступив на шаг назад.
Отправлено: 30.10.07 18:09. Заголовок: Время придет, и мы с..
Время придет, и мы снова откроем Книгу на самой последней странице. И эпилог станет новым прологом, И мы уйдём, чтобы вновь повториться.
И вот это, люди всего мира, называют счастливой семьей, идеальной жизнью. Значит, Джульетта была или неправильным человеком, или человеком с выкрученными принципами или все вокруг ошибались. Хотя, пожалуй, тут все варианты возможны. Могла ли она подумать, во время учебы в Хогвартсе, что она выйдет замуж за Калеба Корнуэлла? Могла ли подумать, что будет растить детей от ненависти и любви всей жизни? Могла ли представить, что из Джульетты МакДэниел, быстро станет Джульеттой Корнуэлл, при этом, приобретая статус аристократки, с которых смеялась в школе? Странная история, страной жизни, вовсе не странной девушки, которая уже давно женщина, а не наивный ребенок, как тогда. Все те же большие, черные глаза, длинные темные волосы, теперь идеально прямые, в отличие от школьных «завитых на концах», все тот же невысокий рост, казалось бы, все та же Джули. Но нет, теперь миссис Корнуэлл. Жена главы департамента международного сотрудничества. Врага школьных лет. Пожирателя Смерти. Убийцы, и просто жестокого человека – Калеба Корнуэлла. Докатались до такой жизни, она весьма драматично, трагично, и не считала, что может быть хоть на грамм счастлива. Влюбленная, она парила в небесах, каждый день, проводя с Сириусом Блэка, носила под сердцем дитя, и все должно было быть хорошо. Только бывшей старосте Рейвенкло не повезло, и ее жизнь сложилась иначе. Судьба ударила острым ножом в спину, отбирая последнюю надежду, жестоко убивая мечты, и именно в этот момент, на ее жизненном пути, снова появился бывший слизеринец, Калеб. Хитрый, искусный лжец и манипулятор, он смог внушить ее родителям, да так, что те, чуть бы не с радостью отдали свое дитя в руки маньяка. Человека, который успел принести боль как моральную, так и физическую. Он говорил о любви, и позволял себе спать с девушками, имен которых даже не помнил. Он говорил о светлых помыслах, а убивал именем Темного Лорда. Он плевал на все устои и правила, презирал любое начальство над собой, и между тем работал в Министерстве Магии. Калеб – человек двуличие, бессердечное чудовище, которое может улыбаться убивая. И она стала красавицей для этого чудовища. Только Калеб, уже никогда не исчезнет, даже с последним опавшим лепестком розы, как в сказке. За время совместной жизни, Джули свыклась, стерпится – слюбится? Именно так и получилось, в какой-то степени. Каким бы жестоким человеком он не был, он растил Колтона как собственного сына, не раскрыл секрета его рождения. Хотя женщина и видела, что Рию он любит, души в ней не чает, а «сына» терпит сквозь улыбку. Тут сделать ничего было нельзя, она могла понять, как это – смотреть на ребенка, и видеть в его глазах, злейшего врага, из-за которого, собственна жена, всю жизнь будто за стеной. Ей надоело осуждать мужа, у него тоже было право считать так, как он считает. Пусть даже, миссис Корнуэлл и не разделяла его взглядов.
И эта грандиозная ссора. Снова Джульетта понимала, почему ненавидела Калеба в свое время. Почему даже те чувства, которые она теперь к нему испытывала, до конца любовью не были. Все те же ненормальные глаза, страшные крики и странные жизненные принципы, и применение физической силы. Пусть бы он был ее, но не сына. Мужчина снова перешел любые грани, теперь Джулс снова с ним не разговаривала, предпочитала спать в одной из многочисленных спален, и делать вид, что муж вовсе не муж, а так – деталь интерьера. Вот – коронные извинения Калебу Корнуэлла, который думает, что все продается и все покупается. Возможно, его дешевые любовницы и ведутся на украшения и сладкие речи, но он прекрасно знал, что она другая, и материальное для нее, лишь средство, но никак не путь к сердцу и душе, которую она не смогла до конца закрыть для мужа. Джульетта поднялась с кресла и посмотрела на Калеба. - Черт подери, Калеб – ты мой муж, и как не крути, но Колтон твой сын, потому, что ты его вырастил! Давай не будем возвращаться к мертвым, у нас семья, а ты все думаешь, что ты подросток. Когда тебе в следующий раз захочется применить силу, применяй ее ко мне, домовикам и стенам, но не к детям, - на одном дыхании проговорила с надрывом женщина, - и я хочу, что бы мой муж был дома, в моей постели, а не в чужой, любил дом сильнее своей работы, я много прошу? Мне не нужны эти побрякушки, какими бы дорогими они не были, я не твоя новая игрушка. – так с ним разговаривать было опасно, и Джули это понимала, только вот, уже слишком давно ничего не боялась.
- ходит где-то рядом - прячется под мантией невидимкой
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 0
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, "апарекиум!" откл, правка нет
- ходит где-то рядом
- прячется под мантией невидимкой