Человек не может быть всегда абсолютно счастлив, так же как и не может постоянно впадать в пучины отчаяния. Загадка природы, но мы всегда ищем подвох в чем-то хорошем, и пытаемся радоваться каждой мелочи, когда все плохо. В этом вся суть человека, его главная слабость. Все мы так или иначе бежим от проблем, спасаясь от боли и разочарований. Закрываем глаза в надежде, что реальность изменится к лучшему, пока мы будем прятать голову в песок. Но все становится только хуже. Пытаясь истребить сжигающую изнутри боль мыслями о мести и ненависти, Кеил сам себя загнал в ловушку. Он собственноручно навязал себе мысли о вендетте, возведя ее в ранг сыновнего долга, и совершенно забыл о том, какие чувства испытывает к дочери своего врага. Сейчас же, вновь увидев ее после долгих месяцев разлуки, слизеринец понял, какую ошибку допустил. Обнимать Эмберлинн, целовать ее и чувствовать аромат ее кожи, было практически невыносимо. Но противостоять искушению он уже не мог. Кох давно уже не испытывал такого счастья, пускай и отягощенного чувством вины и сомнения. Ему не хотелось думать о всех «но», что стояли между их отношениями. Ведь можно было на время забыть о мести, о помолвке с Кроули, об их родителях, и хотя бы один день прожить не заботясь ни о чем. Насколько проще было притворяться, что все хорошо, изображать из себя графа Дракулу и его невинную жертву, смеяться от души и говорить о шоколадных лягушках. В таких моменты не нужно было врать и носить маски. Было только здесь и сейчас, и не было будущего. Можно было не заботиться о завтрашнем дне. Взять передышку и вернуться назад, к тому, как все начиналось, что бы вновь почувствовать себя беззаботным мальчишкой, влюбившимся в самую красивую девушку. Сколько прошло с тех пор? Год? Может полтора… Тогда у Кеила еще был отец, периодически присылающий сыну красные орущие конверты после каждой его невинной шутки. Почти каждую неделю слизеринец хватал такие «подарки» и пулей выбегал из Большого Зала, что бы успеть утопить его в туалете Плаксы Миртл. Там он и встретил однажды Эм. Она тоже занималась пусканием конвертов в свободное плавание и, видимо, была крайне недовольна, что кто-то застукал ее за подобным занятием. Через неделю они встретились вновь и, едва не столкнувшись в дверях, невольно рассмеялись. Сколько раз он слышал ее смех, видел каждый день ее улыбку и ни разу не обращал внимания на это. А тут вдруг зацепило, извините за нелитературное выражение. Пробрало так, что теперь конверты от отца стали едва ли не желанными. Благо, Эмбер тоже не была примерной ученицей и получала свои вопилки с потрясающей периодичностью. А как то раз, сидя во время завтрака за столом Слизерина и с довольным видом ожидая очередного письма за то, что умыкнул из подсобки все Хогвартские метлы и заклинанием заставил их кружить по холлу и пугать учеников, он так ничего и не получил. Это повторилось и на следующий день, и еще через один. Он срывал уроки, устраивал драки, учинял бои едой, но так и не получил больше ни одного огненно-красного конверта. Джош словно забыл о его существовании. Нельзя сказать что больше расстраивало слизеринца, отсутствие внимание со стороны отца или повода для общения с Эм. Не привыкший долго горевать по какому-либо поводу и сидеть, сложа руки, Кеил попросил Рейн прислать ему вопилку и уже на следующий день несся с ней в туалет, предвкушая встречу с мисс Корр. Однако не суждено было сбыться чаяниям Коха-младшего. После пяти неудачных попыток, он понял, что Линн либо больше не топит письма в унитазе, либо просто их не получает. Отсылать девушке от своего имени «подарок» было как-то не с руки, потому слизеринец отважился действовать решительно, и пока эта самая решимость не испарилась, пригласил ее в Хогсмид. Они не рассказывали ничего родителям, боясь услышать их твердое «нет», не говорили ничего друзьям, не желая прослыть очередной парочкой Хогвартса, всегда и везде появляющейся за ручки. Между ними было что-то особенное, уникальное. Полная гармония и абсолютное счастье, если такое возможно. Да, Кеил совершал проступки, его натура не позволяла ему жить мирно. Он получал выговоры от учителей, директора, и теперь и от Эмбер. Она не понимала, как порой можно быть таким жестоким и нетерпимым к окружающим. Они ссорились, но всегда мирились, зная, что их отношения стоят куда больше одной банальной ссоры по пустякам. А теперь это ощущение уверенности в завтрашнем дне стало угасать. Кох не уже не верил, что как только откроется вся правда, Эмберлинн захочет иметь с ним что-то общее. Да и ему не положено было даже мечтать о подобном. Мир давно разрушило одно простое письмо. Даже не вопилка, а обычный исписанный мелким шрифтом пергамент. Не зря, наверное, говорят, с чего начинается, тем и заканчивается… Оставив наконец шею девушки в покое, Кеил тем не менее не мог отправиться в «дальнее странствие» без поцелуя на удачу. И только лишь после этого произнес: - Ты же знаешь, что я всегда за. Как говорила моя бабушка «своя ноша не тянет». Ухмыльнувшись, слизеринец так ненароком потянулся, демонстрируя силу рук, словно в плохих комедиях, и, рассмеявшись, притянул Эмбер к себе за талию. Чмокнув ее в светлую макушку, он направился вперед, минуя главную улицу и ведя девушку к гостинице закоулками. Ему не хотелось сейчас видеть кого бы то ни было, делать вид, что ты рад встрече, натянуто улыбаться и искать повод для разговора. Сегодня был их день. День без угрызений совести, тяжелых дум и ощущения безысходности. Сегодня все было, как когда-то давно. За каких-то десять минут молодые люди достигли пункта назначения. За все это время он не раз порывался взять Линн на руки и дотащить ее бренное тело на себе, однако девушка отчего-то увиливала и проявляла крайнюю степень самостоятельности, решительно шлепая его по рукам и отвешивая едва ощутимые подзатыльники. Лишь после того, как они ввалились, в прямом смысле этого слова, в его номер, Кох успокоился и больше не предлагал себя в качестве извозчика. С виноватым видом он взирал на свой разгромленный номер: стопки книг были отличным пристанищем для пыли, яркие обертки от всевозможных сладостей, чипсов и готовых блюд валялись вперемешку с его носками, джинсами и рубашками, а посреди всего этого великолепия красовался низкий стол из темного дерева, абсолютно чистый и, можно сказать, сверкающий, с почти опустошенной бутылкой огневиски на нем. - Мммм, - только и смог протянуть он, не ожидая застать такую картину. Когда слизеринец покидал комнату ему почему-то казалось, что все выглядит более или менее достойно, но что бы так… Почесав за ухом, он все же обвел правой рукой пространство и с довольным видом гостеприимно произнес. – Добро пожаловать.
Даже в дневное время девушка на вряд ли бы решилась на прогулку по всем эти дворам и закоулкам Косого Переулка в одиночку. И, пускай, она и не была из робкого десятка, но кто знает, что может произойти, тем более не в самые благополучные времена. Правда, сейчас рядом находился Кеил, и ей больше не за чем бояться. Рядом с ним просто нет места страху. Удивительно порой осознавать, что впадаешь в такую зависимость от одного человека. Они не виделись целое лето, а он не ответил ни на одно её письмо. Какие же тут мысли могут придти в голову? Одна «оптимистичнее» и «оптимистичнее» другой, а сколько сомнений и нервов ей это стояло – это целая история. И, казалось бы, скучаешь, надеешься и ждёшь, но человек имеет одну очень важную особенность – привыкать ко всему, даже к одиночеству. Вот и Лин вроде бы привыкла. Она даже успела дать себе обещание, что при первой же встрече припомнит Коху все письма без ответа, все её слёзы и бессонные ночи, но хватило лишь только одного его поцелуя, чтобы понять и простить, чтобы позабыть обо всём. Период ожидания и тоски сравним с периодом истощающей жажды, а долгожданной встречи – с не менее долгожданным глотком божественного напитка. Сколько Кеил не пытался поднять строптивую юную особу на руку, столько раз она упорно сопротивлялась, пытаясь даже в такой мелочи казаться сильной и независимой. Впрочем, впечатление этой «независимости» было скорее напускным… Как и все девушки, Лин ценила заботу, и более того, будучи единственным ребёнком в семье, да ещё и избалованным, сильно нуждалась в ней, как и во внимании. А такое нежное проявление заботы со стороны молодого человека, ей, разумеется, было лестно и очень приятно. И если говорить откровенно, идти ей было не так и тяжело, как она об этом говорила. Привыкнув всё лето ходить в удобной обуви, а по большей части, в кроссовках, Эмберлин настолько разучилась ходить в туфлях, что даже не очень большой каблук доставлял массу неудобств, отчего очень сильно уставали ноги. Но это всё не так важно, ведь худо-бедно, но молодые люди наконец-то добрались до конечно пункта назначения – гостиницы, где и жил Кеил. Открывшийся вид, если не поверг слизеринку в шок, то привёл в крайнее замешательство. Стоя чуть впереди парня, Эм в нерешительности остановилась в двух шагах от входной двери, с изумлением оглядывая пространство вокруг. Нет, она прекрасно знала, что молодые люди редко отличаются аккуратностью в ведении домашнего хозяйства, назовём это так, и Драко здесь в расчёт можно не брать. У юного Малфоя, сколько она себя помнила, в комнате всегда царил идеальный порядок, в чём правда не находилось его заслуги, всё дело рук бедных эльфов-домивиков. - Ну что ж…довольно обжито, я смотрю, ты хорошо здесь устроился, - уж слишком бодрым голосом, изрекла Эмберлин, с сияющей улыбкой ещё раз осматривая комнату. Лин прекрасно понимала, что её восторженная реакция на вряд ли выглядела естественно, хотя бы судя по молчаливой паузе после её фразы, так и повисшей без ответа в воздухе. Не теряя времени даром, девушка осторожно сделала несколько шагов вперёд, попутно «продираясь» сквозь «тонны» цветных бумажек, каких-то запылённых книг, что сейчас казались Эм все «на одно лицо», в данном случае – на одну обложку. Здесь же валялась и неаккуратно разбросанная одежда, одним словом – чего тут только не было. Единственным местом, на которое можно было хоть как-то примоститься, являлся широкий подоконник и, на странность, девственно чистый деревянный стол. Сначала Лин решила направиться к окну, но и тут ведь не обошлось без сюрпризов. Только эти сюрпризы уже не имели никакого отношения к учинённому здесь, беспорядку. Сквозь мутное оконное стекло девушка сумела разглядеть уже знакомого молодого человека с какой-то дамой – Кроули, а кто же ещё. Ни ревности, ни каких-то сходных с этим чувств, ни даже намёка на них в ней не всколыхнулось. Эм спокойно проводила удаляющегося «жениха» взглядом, и мрачно добавила: - Он и здесь откуда-то взялся. Кроули, в смысле. С какой-то девушкой в кафе направился, павлин, - презрительно фыркнула девушка, скрестив руки на груди. – Ладно, это его дело, надеюсь, в ближайшее время, хотя бы до Хогвартса мы с ним больше не увидимся, - столь резкая смена настроения опять же отнюдь не обуславливалась какой-то там ревностью или чем-то подобным. По сути, Лин всё это абсолютно не трогало, но сам факт существования Александра, ещё одно лишнее напоминание о нём, невольно возвращали девушку к мыслям о столь ненавистной помолвке, которую всеми силами хотелось избежать… Старательно отгоняя от себя мысли о безрадостных перспективах, Эм поспешно отошла от окна, но тут её взгляд наткнулся на недопитую бутылку огневиски… Огневиски, вроде бы, что такого? Но с этим её связывали не самые лучшие воспоминания… Её отец почти никогда не напивался, во всяком случае, при ней, но было два таких случая, когда после громких ссор с матерью, где они оба почти кричали о разводе, такое имело место быть, причём прямо дома. Когда Эддисон впадал в своеобразную депрессию и апатию, ему было просто-напросто всё равно, кто находится рядом, и как он сам себя ведёт. Он мог пить при жене, при дочери, его это не трогало – главное, что ему плохо, а в этом как раз и виноваты все остальные. Поэтому когда Эмберлин в очередной раз видела эту чёртову бутылку огневиски, это в первую очередь ассоциировалась у неё с отцом, с их ссорами с матерью и вновь и вновь с угрозой развода родителей, которой она так боялась… - С каких это пор ты стал увлекаться спиртным? – чуть более холодно, чем хотелось, осведомилась Эм. Эта черта перешла у неё от отца: в попытке скрыть какие-то свои переживания, вызванные внезапно нахлынувшими воспоминаниями или чем бы то ни было ещё, они прятались за внешней холодностью, так незаметной для них самих, но отчётливо видимой окружающим. Правда, тут конечно, настроение ещё и подпортило эпизодическое и неожиданное появление Кроули, в общем, одно к другому, как говорится… Руки так и чесались достать палочку, и подобно Корделии Корр произнести «Эскуро», очищая бутылку от остатков огневиски. Её мать так делала всегда, заставая мужа в «обнимку с бутылкой», но сейчас и ситуация была другая, да и Эм бы так делать всё же не стала… Она только старательно отвела взгляд, внутренне уже начиная жалеть о своих словах, но сказанного уже не воротишь.
Train comes I don't know its destination It's a one-way ticket to a madman's situation
Кеил был рад, что его жилье оценили по достоинству. На самом деле в глубине души он гордился своим временным пристанищем и тем, как оно выглядело. Возможно, с первого взгляда было и не заметно, но каждая вещь, в беспорядке валявшаяся на полу, была в идеальном состоянии. Покопайся Эмберлинн в этой кучи брахла, она не смогла бы отыскать рваных или мятых джинс, никогда бы не обнаружила грязных или испорченных книг и уж точно не наткнулась бы на остатки еды. А фантики… Эй, некоторые даже не причисляют их к мусору, собирая цветные бумажки под непроницаемое стекло и сдувая с них пылинки. Как только отец слизеринца умер и завещание вступило в силу, Кох запечатал дом и с парой-тройкой самых необходимых вещей приехал в Лондон. Сперва он жил в гостинице куда более известной и дорогой. Но после недели общения с сильными и известными мира сего, перебрался сюда. Тихое и укромное здание, выходящее окнами на главную улицу, но так удачно скрытое всевозможными магазинами и салонами. Но самым большим плюсом он считал то, что от его нового места жительства было рукой подать до маггловского мира. Кеил любил Лондон таким, каким он представлялся людям без магических способностей. Он часто гулял по улицам, разглядывая окружающий мир, познавая его и привыкая к нему. Не один час молодой человек проводил в библиотеках, читая классиков и современных авторов, несчитанное количество времени тратил на изучение товаров в небольших музыкальных магазинчиках и зачастую заполночь задерживался в кинотеатрах. Ему нравилась атмосфера легкости и свободы, что давал ему этот город. Для себя он давно решил, что лишь только исполнит свой сыновний долг, сразу же покинет мир волшебников, променяв его на обитель магглов. - Знаешь что, карамелька? Ты абсолютно не умеешь врать. – широкая мальчишеская улыбка «осветила» лицо Кеила. Притянув к себе девушку за плечо, он быстро поцеловал ее куда-то в затылок и чуть подтолкнул вперед. Пока она досконально изучала обстановку, он успел добраться до миниатюрной кухоньки и налить им по стакану сока. Держа два высоких бокала с оранжевой жидкостью в руках, слизеринец вернулся в комнату как раз в тот момент, когда Эмбер что-то говорила про Кроули. Пальцы Коха сжались, и на мгновение он даже испугался, что стекло треснет и казенное имущество разлетится на сотни мелких осколков. Стоя к нему спиной, девушка не могла видеть, как исказилось лицо молодого человека. Он не хотел и не собирался вспоминать о Лексе и рассчитывал на то, что она последует его примеру. Кроули был его соперником, который пока что обходил его самого на позицию вперед. Чтобы не говорила Эмберлинн, как бы себя не вела, она не могла изменить того факта, что Александер будет ее мужем. Ее достопочтенному семейству было наплевать на чувства дочери. Они не видели в Кохе-младшем достойного претендента на руку и сердце своей малютки и предпочли обручить ее со знатным индюком, тем самым без слов сказав, кому из них двоих отдают предпочтение. Этот факт задевал Кеила. Смешно сказать, но он все же рассчитывал на благоразумие четы Корр. Отправив на тот свет обоих его родителей можно было бы в качестве компенсации хоть дочь свою пожертвовать. Но куда там? Как человеку третьего сорта ему здесь нечего было ловить. Лесом идите, товарищ. Он хотел сказать что-то, дать ей понять, что не желает сейчас, когда они наконец-то остались наедине, говорить о Кроули. Но девушка уже успела заметить недопитую бутылку огневиски и, естественно, сделала неправильные выводы. Полным отчуждения и холода голосом она сделала ему замечание, словно причисляла к команде алкашей и пьяниц. Это стало последней каплей в его чаше терпения. Подойдя к столу, Кеил одним резким движением ударил по бутылке, отправляя ее в свободный полет. Глухой удар о деревянный пол символизировал отнюдь не мягкое приземление. Стеклянная тара приземлилась прямо на «сугроб» из его валяющихся вещей и залила их резко пахнущей жидкостью. Применять сегодня «Эскуро» Эмберлинн уже точно не придется… - Какого черта, Эм? – фактически закричал Кох, даже не сделав ни единой попытки спасти одежду от замачивания в алкоголе. Он яростно смотрел на девушку, не понимая, почему она ведет себя подобным образом. – Мы не виделись все лето и первое, что ты мне говоришь «Извини, дорогой, я выхожу замуж за другого». А потом шпионишь за новоявленным женихом из окон моего же дома. И при всем при этом еще и обвиняешь меня в алкоголизме. Это что, такой способ сказать, что между нами все кончено? Всего пара шагов и слизеринец стоит практически вплотную к Эмбер. Он отчаянно желал схватить ее за плечи и встряхнуть как следует, но не решался прикоснуться, опасаясь собственной реакции. Чтобы между ними не происходило, как бы не складывались обстоятельства, он все равно желал ее так сильно, что порой чувствовал, будто сходит с ума. Это помешательство не могло принести ничего хорошего ни ему, ни ей. Кеил понимал это, но был не в силах совладать с самим собой. Будто невидимые силы влекли его к этой хрупкой девушке. - Ты же знаешь, кем был мой отец, и что сделала с ним выпивка. Так как тебе в голову могло прийти, что я пойду по его пятам?.. – уже тише и значительно спокойнее произнес он.
Сначала говорить, а потом думать – черта, которую Эмберлин впитала ещё с молоком матери, и которой «болели» все члены их семьи. В первую же секунду она уже пожалела о сказанном, но гордость не давала взять свои слова обратно. Отведя взгляд, Эм с отчуждённым видом наблюдала за Кеилом, вновь появившимся в комнате с двумя стаканами её любимого апельсинового сока. Если бы он только мог знать, что этот холодный голос, и демонстративно отчуждённый взгляд – это только лишь внешняя сторона, и что в душе дело обстоит совершенно по-другому… От своих собственных мыслей её отвлёк резкий, неожиданный звон бьющегося стекла. Эмберлин непроизвольно вздрогнула, отступив назад, и со смешанным удивлением и непониманием во взгляде, уставилась на парня. Как оказалось, разбитая бутылка была ещё только самой первой из тех неожиданностей, что следовали далее. Да и разбитое стекло не так впечатлило девушку, как то, что Кеил повысил на неё голос. Не то, чтобы такого между ними никогда не случалось, ведь практически за год или полтора их отношений, всякие случаи бывали… Разумеется, в разгар ссоры они оба могли повысить друг на друга голос, пылко отстаивая свою правоту и пытаясь переубедить другого. Но то ли эти ссоры были слишком давно, и Эм успела от них отвыкнуть, то ли в силу своего не слишком уравновешенного морального состояния, но всё это произвело на неё сильное впечатление. Она просто отказывалась слушать эти упрёки, хотя надо отдать должное, они были по большей части обоснованными. - Я не верю своим ушам… - оторопело прошептала она, не сводя взгляда с Коха. Безусловно, в её глазах присутствовал страх. Она редко видела Кеила таким, он никогда не смотрел на неё с такой яростью, даже если и повышал когда-то голос. И Эмбер просто не знала, чего от него можно ожидать в следующую секунду… Сердцем она чувствовала, что ничего плохого он ей никогда не причинит, во всяком случае, такую позицию диктовали жившие там чувства. Но разум не был столь беспечным. – Как ты можешь такое говорить? Мы не виделись всё лето? Кеил, ты не ответил ни на одно из моих последних писем, что я могла думать? Жених? Ты прекрасно знаешь, что я не собираюсь выходить замуж за Кроули! Что это моя мать навязывает мне эту помолвку и последующую свадьбу, что она заставляет меня! И у меня появляется такое навязчивое чувство, что это он за нами шпионит, и уж точно не я за ним, - Эмберлин и сама не заметила, как перешла на крик. Как не заметила и звука вновь разбивающегося стекла, только на этот раз уже по её вине. Резким движением руки, она отправила следом за бутылкой и два стакана с апельсиновым соком, с глухим стуком ударившихся о пол у них под ногами. Её сотрясала мелкая дрожь, и чтобы хоть как-то её унять, девушка порывисто обхватила себя за плечи. Всё это до боли напоминало очередной истерический приступ, правда пока что без слёз. Только больших сил стоило для Лин их сдерживать… Переведя дыхание и с усилием сглотнув, она продолжила, - Вместо твоей поддержки и помощи в том, как избежать этого ада, я получаю только твою ревность и упрёки! Я не хочу выходить замуж за нелюбимого человека, я хочу быть с тобой, я не хочу возвращаться домой, я не хочу больше видеть ссоры родителей… Я устала, слышишь, устала от всего и… - голос Эм сорвался, а губы исказила кривая улыбка, за которой Лин чисто инстинктивно попыталась спрятать подступающие слёзы. – И если бы я хотела сказать тебе, что всё кончено, я бы выбрала менее извращённый способ, чем тот, о котором говоришь ты… - устало добавила она, уже куда тише, и вовсе не потому, что прошёл запал, а просто потому что более не было сил кричать. – Я знаю о твоём отце… Но что я могу подумать? Что я могу подумать, когда вижу у тебя на столе бутылку огневиски? Я надеюсь, я верю тебе… Но в последнее время мне сложно верить во что-либо. Мой отец, когда встал вопрос об их разводе с мамой, стал пить, и когда я вижу…когда я вижу спиртное, я не могу реагировать как-то по-другому. Мне тяжело, просто пойми меня, Кеил… - сейчас Эмберлин и не требовалось большего. Понимания и поддержки ей не хватало все эти месяцы, даже несмотря на то, что рядом всегда были близкие и друзья. С Драко общаться практически не было возможности, опять же из-за бесконечных протестов Корделии. С Ларейной они виделись этим летом, но опять же, ещё до того, как Эм оповестили о решении матери насчёт её дальнейшего будущего. И всё это время она чувствовала себя такой одинокой, никому ненужной, как говорят, «она в семье своей родной казалась девочкой чужой». Отец вечно где-то пропадал, от Кеила не было вестей, не было ответов на её письма, и вот теперь, такая долгожданная встреча после долгой разлуки и что из этого вышло? Не было желания думать обо всех этих проблемах, хотелось просто забыться, но ведь от этого решение не придёт само по себе. Проблема помолвки со всеми вытекающими последствиями всё ещё оставалась, и если не сегодня, то потом всё равно надо было что-то решать. Если бы Кох предложил сбежать хоть на край света вдвоём, она бы последовала за ним, полностью доверив ему свою жизнь. Если бы предложил выпить яд, подобно шекспировским героям, чтобы избежать ненавистной свадьбы, она бы беспрекословно согласилась. Одним словом, так или иначе, но она доверяла себя, свою жизнь, и своё сердце одному-единственному человеку. Молодость и горячность, готовность на самые опрометчивые поступки, в конце концов, чувства – всё это говорило в Эмберлин. Да она и не могла знать многих деталей, известных Кеилу. Она просто чувствовала и верила. И даже сейчас, стоя в нескольких шагах от него, она снова замолчала, ожидая его слов. Снова такая хрупкая и беззащитная, но она могла рядом с ним позволить себе быть такой.
Ему хотелось кричать о его боли. Вопить во все горло, разбивать кулаки в кровь о стену и литрами глушить огневиски лишь в надежде, что это разрушающее чувство покинет его. День за днем он ощущал, как тает его надежда, как уходит его жизнь, убегая словно песок сквозь пальцы. Как-то неожиданно пропали все мечты и разрушились все планы. Больше не было прекрасного далека, в котором он мог стать начальником министерства игр и спорта или, к примеру, лучшим охотником в сборной Англии по квиддичу. Эти иллюзии, который питает каждый мальчишка, оставили его в тот момент, когда он обнаружил не раз проклятое письмо отца. Жизнь с того мгновения разделилась на до и после. И если «до» у него было все, то «после» не осталось ничего. Корр лишил его всего, даже любимой девушки, которая как в плохом анекдоте оказалась единственной дочерью главного врага. Сперва он не мог поверить. Смеялся, отрицал, бежал от фактов. А потом нашел в себе силы остановиться и посмотреть правде в лицо. И как бы не напоминало все это мексиканскую мелодраму, оставалось признать, что такова его жизнь. - Письма?.. – не сбавляя тона, удивленно произнес он, невольно взмахивая обеими руками и с шумом разрезая воздух. – Какие к черту письма, Эм? Мне следовало чиркануть тебе пару строк до, во время или после похорон? Или в тот момент, когда вместо того, чтобы оплакивать смерть единственного родного человека, мне пришлось разбираться со всеми его счетами и выплачивать многочисленные долги? Нет, наверное, засесть за писанину мне следовало, как наш дом пустили с молотка. Извини принцесса, что за всей этой рутиной я так и не нашел минуты, что бы написать тебе, как у меня все прекрасно и солнечно. И сказочные феи порхают над головой. Явная издевка. Кеил не понимал, почему ему так хочется задеть девушку, сделать ей больно. Повинуясь порыву, он и сам не заметил, как наговорил лишнего. Но Остапа, как говорится, понесло, и остановиться было уже практически невозможно. Все что накипело в нем за долгие месяцы, вся горечь, злоба и боль буквально рвались наружу. Ему требовался кто-то, на кого можно было вынести все это, излить душу, опустошить себя. И лишь Эм была рядом. - Я устала, я не хочу, я, я, я. Мерлин, подумай хоть о ком-то кроме себя хоть раз в жизни, Эмберлинн. Это не ты стояла у могилы, понимая, что больше никогда не увидишь и не услышишь отца. Это не ты продавала на аукционе единственные оставшиеся после смерти матери вещи, чтобы заплатить людям, которые еще месяц назад клялись в верности и дружбе твоей семье. И это не ты узнала, что… - резко запнувшись, Кох совершенно неожиданно осознал, что едва не выдал ей всю правду. На мгновение ему даже показалось, что Линн догадалась обо всем и он с долей испуга пристально посмотрел ей в глаза. Нет, естественно, ей подобное и в голову не пришло. Девушка все так же стояла напротив него, глаза ее были полны слез, а лицо выражало крайнюю степень разочарования, но это были не те эмоции, которых стоило ожидать после оглашения шокирующей истины. Медленно вздохнув, Кеил сделал несколько шагов по направлению к слизеринке, но вместо того, что бы обнять ее, прошел мимо и остановился возле окна. Глядя на переполненные улицы, он ощущал полное опустошение. Словно сдувшийся шарик, в нем не осталось ничего, кроме горечи. Он физически не мог смотреть на Эм и потому, когда в комнате вновь раздался его голос, юноша даже не сделал попытки повернуться, продолжая стоять к ней спиной. - Я не пил. Хотел, наливал стакан за стаканом, но был не в силах сделать даже глоток. – Кох не знал, слушала ли она его. Не ушла ли еще, решив раз и навсегда покинуть его. Быть может так было бы и лучше для них обоих. Поразмышляв, он бы наверняка нашел иной способ отомстить Кору, не втягивая во все это его дочь. Но отчего-то, даже мысль о том, что сейчас между ними будет все кончено, приносила Кеилу еще большую боль, чем его план мести. – Я потерял отца, Эм. Это тяжело. Настолько, что ты и представить себе не можешь. Но я справлюсь. Переживу это, иначе и быть не может. Но если ты оставишь меня, я не уверен, что выкарабкаюсь. Найти в себе силы и произнести это вслух было трудно, но еще труднее было развернуться и взглянуть ей прямо в глаза. Раньше он умел читать в них правду. А теперь не верил даже клятвам. Как мог он довериться ей и отбросить все сомнения в отношении Кроули? Говорят, яблочко от яблони не далеко падает. И каков отец, такова и дочь. Убийца, лжец, предатель… Разве можно было ожидать от Эм, что она окажется другой? Неиспорченной и чистой, как считал он раньше. Сердце подсказывало Кеилу, что он не мог ошибаться, что этот светловолосый ангел, стоящий сейчас перед ним, не окажется оборотнем. Но разум говорил о другом. Факты оставались фактами. Он вновь сделал шаг вперед, несмело протянул руку в ожидании ее ответного жеста, и лишь коротко произнес: «Прости меня, карамелька», отчетливо понимая, что даже ее измена не сможет убить его чувств.
I don't wanna know. If you're playing me - Keep it on the low. 'Cause my heart can't take it anymore. and if you're creepin', please, don't let it show. I don't want to know.
С всё большим непониманием Эм вслушивалась в слова Кеила. Она пыталась не пропустить ни одной детали из его речи, бережно складывая всё услышанное в целостную мозаику, которая никак не желала собираться воедино. Его резкий тон, холодные слова, сквозящие издёвкой – такое она видела в его исполнении не в первые, но никогда таким образом он не позволял себе обращаться с ней. Письма? Да, всё правильно, он не отвечал на них, но что он такое говорит? Как не абсурдно, но Эмберлин действительно и понятия не имела о том, что произошло за последние месяцы в жизни слизеринца, и уж тем более – даже не подозревала о смерти его отца. Безусловно, девушка как была, так и оставалась всё той же избалованной, не в меру капризной барышней, требующей внимания лишь к своей персоне. Но её сердце никогда не было каменным. Скорее наоборот. С неподдельным сочувствием и участием Эм всегда воспринимала потери своих друзей и родных, как свои собственные, искренне пытаясь сделать всё возможное, чтобы облегчить их боль и страдания. Так она переживала и за Драко, когда его отец, Люциус, провалив задание по похищению какого-то ценного артефакта из Отдела Тайн, оказался заточённым в Азкабане. Её друг себе места не находил, да оно и понятно. Все знали того Люциуса, который туда отправился, но никто не мог даже предугадать, каким он оттуда вернётся, в то время как в голове роились самые худшие и страшные опасения. И тогда, Эмбер вместе с Рейн всеми силами пытались помочь Драко, не давая ему погрязнуть в вязкой пучине отчаяния и страха. Так вот… Если бы Эм действительно знала, какое горе постигло Кеила, она вела бы себя совсем по-другому… Ни о каких упрёках, ни о каких уже сейчас ничего не значащих письмах не шло бы и речи, но она ведь не знала. И странно, почему не знала, ведь живая в чистокровной магической семье, где Джош Кох являлся если не очень близким, но всё-таки другом её родителей, девушка и понятия не имела о случившемся. Лишь однажды, почти сразу по приезду в Нортумберленд, где располагалось фамильное имение семьи Корр, она, спускаясь в столовую к завтраку, ненароком подслушала один разговор. Замедлив шаг, Лин остановилась у самого входа в просторную залу, замерев около двери, надёжно скрываясь в тени от массивного напольного торшера. Корделия сидела, как и обычно, справа от мужа, уткнув лицо в ладони, и содрогаясь всем телом, в отчаянных и бессмысленных попытках остановить сдавленные рыдания. «Такой молодой… Он же был вашим ровесником, и как только такое могло произойти?.. Я просто отказываюсь верить…» - с неподдельной скорбью, горько выдохнул Гэрриет Корр, отодвинув от себя тарелку. Только тогда Эм заметила, как за этот год постарел и осунулся её дедушка. Сероватые тени пролегли под уставшими, тёмно-серыми глазами мистера Корра, делая его некогда моложавое лицо ещё более удручённым и безучастным. «Он умер не своей смертью, отец», - сухим бесцветным голосом ответил Эддисон, глубоко вздохнув и бросив беспокойный взгляд на жену. Корделия, ещё тогда не знавшая всей правды, оторвала от заплаканного лица дрожащие руки, с непониманием воззрившись на мужа: «Как будто ты не можешь догадываться чьих это рук дело!» - гневно изрекла она, уже тогда будучи уверенной, что виновником обязательно должен быть Пожиратель Смерти. Рывком отодвинув стул, миссис Корр выбежала из-за стола, на ходу проглатывая всхлипы, и бесполезно растирая по щекам ручейки слёз. Она пронеслась с такой скоростью, что даже не заметила свою собственную дочь, стоящую у самого входа в столовую. «Что случилось, па?» - настороженно спросила Эмбер, но ответа так и не получила. «По-моему, в свои семнадцать, Эмберлин имеет право…» «Она лишь ребёнок, отец!» - тут же прервал Гэрриета Эддисон. – «Ничего…ты поднимись пока наверх, завтрак ещё не готов», - как можно более мягко добавил он. Насупившись, что опять от неё скрывают всю правду, Лин отправилась к себе в комнату, пребывая в полном неведении до настоящего момента. Даже сейчас сложно объяснить, почему Корр отказался сказать ей правду… Боялся, что это может натолкнуть её на настоящую истину? Или же просто все взрослые настолько углубились в свои проблемы, что им стало глубоко наплевать, как и чем живёт их ребёнок? В любом случае, факт оставался фактом. Ни Корделия, пребывающая теперь в постоянной депрессии, ни Эд, ни Гэрриет больше эту тему не затрагивали.
- Похороны? Что ты такое…говоришь? – дрожащим голосом спросила Лин, как раз в этот самый момент сопоставив то воспоминание и слова парня в единую ленту. Всё сошлось. – Как? Когда?.. Я не…не… - какие-то жалкие обрывки слов, никак не желающие сложиться в единое предложение. Эмбер открывала и закрывала рот, но звуков не получалось, лишь только приглушенные всхлипы и тяжёлые вздохи. Внутри всё словно заледенело… Неприятный холод разливался по всему телу, не давая даже вздохнуть, сковывая словно железными путами грудь, что и говорить становилось невозможно. В одну секунду Эмберлин просто возненавидела себя за свои же собственные поступки, за своё глупое, эгоистичное поведение. Никогда ещё так сильно не хотелось вернуть всё назад. Она злилась на саму себя, на родителей, что те даже не посчитали нужным ей что-либо сказать… В тот момент, когда она должна была поддерживать любимого и близкого человека, быть рядом с ним, она вела себя как глупая избалованная девчонка и отчасти так было по их вине. - Я…не знала… - наконец, выдохнула она. – Родители ничего не сказали мне… А «Пророк» давно уже не печатает такие известия на своих страницах… - вдруг снова полились слёзы, она не успела их удержать. Их маленькие дорожки вновь и вновь спускались по её бледным щекам, теряясь в волосах, а Эм даже не предприняла ни единой попытки, чтобы остановить их. А какой смысл? Она не хотела притворяться. Ведь действительно, ещё каких-то пятнадцать минут назад, она собиралась спросить Кеила, почему он вдруг перебрался жить в гостиницу… В магическом мире, семнадцать лет считается совершеннолетием и можно начинать самостоятельную жизнь, обзаведясь новым жильём, но всё-таки… А теперь этот вопрос уже потерял всякий смысл. – Это ты меня прости… Ты не должен…это я должна извиниться…я… Мне стоило тогда быть рядом, в такую минуту, но меня не было. Я даже не представляю, как ты… - но все слова казались сейчас такими пустыми, и выразить всю ту полноту чувств, весь тот шок, и неподдельную скорбь мог выразить только взгляд. Её светлые, голубые глаза, сейчас полные слёз. – Я не оставлю тебя, обещаю. И мы…мы вместе, мы справимся со всем, выкарабкаемся, - твёрдо и без всяческих сомнений произнеся «мы», такое важное и значимое сейчас слово, призванное только ещё больше соединить их, сплотить, Эм осторожно взяла руку Кеила в свою и крепко сжала. А потом не выдержала, и в этот же миг, бросилась к нему на шею, тихо прошептав, сквозь прерывистые и тихие всхлипы, - Но…Боже…как это произошло? Твой отец…он ведь был совсем молодой… - как-то осторожно и неуверенно прозвучали эти слова, да и если бы только Лин могла знать, о чём сейчас спрашивает…
На лице Эм было написано такое искреннее и неподдельное изумление, что Кох поверил ей сразу же и не задумываясь. Подсознательно он был уверен в том, что ни Эддисон, ни Корделия не сообщили дочери о смерти отца ее однокурсника. Может быть они не считали это столь значительным событием, может не хотели подрывать хрупкий мир своей семнадцатилетней малютки, а может просто других известий было много и о кончине такого замечательного и всеми любимого человека, как Джош Кох они как-то забыли. Кривая усмешка едва не появилась на лице слизеринца, но он вовремя сдержался. Не нужно было показывать девушке свое истинное отношение ко всему этому. Лицо его так и осталось непроницаемым, и лишь глаза потемнели от гнева, став почти черными. Но это едва заметное изменение можно было отнести и к великой скорби, которую так пытался изобразить Кеил. - Забыли, Линн. Я был не прав, напав на тебя сейчас. Слишком увяз в своем горе.- пожав плечами, он осторожно провел пальцами по бледным щекам Эмберлинн, уже во второй раз за день стирая следы слез с ее прекрасного лица. Ему было тяжело видеть, как она плачет, и еще тяжелее осознавать, что именно он был причиной этих слез. Как бы там ни было, она не заслужила этого, не сделала ничего плохого, чтобы получить весь этот «букет» из боли и переживаний. Кеилу вновь нестерпимо захотелось рассказать ей все. Поведать о монстре-отце, который не задумываясь истребил всю его семью, укорить мать в том, что она прикрывала мужа, пускай неосознанно, но все равно шла у него на поводу, слепо исполняя приказы. Они даже не потрудились сказать дочери о похоронах былого друга и сокурсника, хотя наверняка знали, что поддержка Эмбер пригодилась бы сыну усопшего. Явились одни, стояли у могилы, оплакивая Джоша. Жаль, что тогда еще он не знал, кто был убийцей отца, иначе бы прикончил Корра-старшего прямо там, возле тесненного золотом гроба. Слизеринец мысленно представлял себе, как его клыки впиваются в горло заклятого врага и как кровь, вязкая и соленая, течет по гладкой шерсти животного, унося с собой жизнь светловолосого хозяина. Даже Азкабан и дементоры не пугали юного мага, поставившего желание отомстить выше собственных интересов, да и выше собственных чувств, что уж тут говорить. Любящий человек никогда не принесет боль своей второй половине. Да, если обстоятельства не вынуждают вас к обратному. Да, Кеил любил Эм. Та самая пресловутая первая любовь. Такая искренняя и чистая. Которая на всю жизнь. Которая никогда не забывается. И которая так часто приносит лишь разочарование и слезы. Жертвы сложившихся обстоятельства, у них не было иного сценария, по которому можно было сыграть свою роль и не разбить при этом сердце и душу на миллиард мелких осколков. Рано или поздно Корделии и Эдисону Коррам все равно придется расплатиться за все долги перед Кеилом, а Эмберлинн падет жертвой совершенных ими грехов. Кровь за кровь, иначе никак. - Я думал, твои родители сообщили тебе. Они были на похоронах. Передавали твои соболезнования. – он превосходно изобразил недоумение. Не крепко сдал холодные пальцы девушки и мимоходом поцеловал ее раскрытую ладонь. – Наверное, они просто хотели оградить тебя от переживаний. Тяжело видеть смерть. Само собой Кох не верил в то, что говорил. Все это было выдумкой. Он всего лишь преследовал цель зародить зерно сомнения в душе Лин. Хотел пошатнуть ее веру в родителей. И учитывая обстоятельства, а именно вечное отсутствие Эдда и самодурство Корделии, сделать это было проще всего сейчас. - Мерлин, как же мне не хватало тебя, принцесса. Я так хотел, чтобы ты была рядом. Наверное, надо было написать тебе, рассказать все самому. Но… - на мгновение слизеринец запнулся, подбирая нужные слова. Он говорил медленно, давая ей осознать, прочувствовать каждую его фразу. – Но рассказать кому-либо о случившемся было все равно что собственноручно расписаться под свидетельством о смерти собственного отца. Я до последнего гнал от себя правду. Как трус. Его нашел не я, а домовик. В самом начале летних каникул. Я не верил им, работникам министерства. Они просили подписать какие-то бумаги, занимались подготовкой к погребению, а я сидел дома и читал. Потому что был уверен, что он в любую минуту войдет в дверь и скажет, что все это злая шутка. И лишь когда увидел его, бледного, не живого, лежащего в гробу… Только тогда я понял, что это конец. Эм, ты не представляешь ,что это такое, видеть собственного отца в гробу и знать, что сейчас его закопают под землю. И ты больше не услышишь его голоса, не будешь играть с ним в квиддич, не почувствуешь на себе его гнев. И у тебя уже нет возможности сказать ему… сказать о том, что ты любишь его. Горечь в его тихом голосе невозможно было скрыть. Кеил не смотрел ей в глаза, изучая собственные ботинки. Тяжелый вздох и… занавес. Одно простое движение и вот он уже обнимает ее. Сжимает в собственных руках свое счастье и свое проклятие. Грусть и отблески счастья на сердце. Уже не надо было играть в известную только ему игру. Теперь он говорил искренне, не отдавая на публику то, что обычно скрывают. - Не уходи, Эм. Хорошо? Останься со мной… навсегда? Кох даже не успел обдумать свои слова. Взвесить все за и против. Просто сказал то, что словно вспышка, мелькнуло у него в голове. Это своеобразное предложение руки и сердца, сделанное не по правилам и вопреки всем законам. Он даже не ожидал, что она поймет его, воспримет все всерьез, но все равно надеялся, понимая, что повторить просьбу вот так, от всей души, в следующий раз уже не сможет. Это был порыв, который потом будет заменен холодным расчетом и точными вычислениями.
Были забыты все обиды, все противоречия. Да и как о них вообще могла зайти речь, когда дело касалось потери дорогого человека? Лин не представляла себе, каково это, как это вообще можно пережить… Для человека, на долю которого выпало пережить такую утрату в столь раннем возрасте, Кеил держался действительно стойко. Он пытался пережить это сам, не втягивая в свои переживания других, и в этой была огромная, подчас непостижимая внутренняя сила его натуры. Но нельзя же всегда всё держать в себе… Наступают моменты, когда чаша оказывается переполненной, и волей-неволей, определённая доля страдания и боли, выраженных, правда в несколько другой форме, достаётся, как правило, самым близким людям. Теперь Эмбер всё понимала, и она просто не имела права ни в чём винить Коха – ни в его прежней резкости, ни в каких-то колких словах в её адрес. Ещё неизвестно, как бы себя вела сама Эмберлин, будь она на его месте. Впрочем, она бы наверно просто не выдержала такого удара… Потерять отца, вообще само это понятие «потерять отца» просто-напросто не укладывалось в её голове, да она не хотела даже и мысли такой допускать. Случись это на самом деле, Лин бы, наверное, просто не выдержала, сломалась. Безусловно, время лечит всё, но вот сколько бы понадобилось, этого времени? - Они были там? Нет, они мне ничего не говорили… - всё больше и больше в ней росло непонимание, недоверие, если не в столь резкой форме к отцу, то к матери точно. Эддисона она всегда пыталась защищать и оправдывать, даже перед собой самой, а вот после решения о помолвке с Кроули её матери, Лин расценивала все её ошибки куда более беспощадно. Почему они не сказали ей? Неужели в один прекрасный день они настолько замкнулись в своих проблемах, и зациклились на самих себе, что на дочь им стало попросту наплевать? Действительно, а зачем ей говорить? На какую-то долю секунды в разуме Эмберлин яркой вспышкой возникла неожиданная мысль: «Да они меня и за человека-то не считают. Так, просто красивое дорогое украшение семьи, ведь именно так переводится моё имя, которое участливо помогал выбирать родителям дядя Люциус…» Разумеется, всеми силами слизеринка пыталась искоренить самые малейшие ростки таких мыслей, что постепенно начинали зарождаться где-то в глубине её души, но, к сожалению, не могла. С каждым днём находилось всё больше и больше доводов, чтобы способствовать обратному. Поступки родителей, один за другим медленно, но верно отравляли то понятие «семьи Корр», которое было дорого и памятно её сердцу. Вместе с тем, терялся и их авторитет, становилась слабее вера в их слова, бесчисленные обещания, и уговоры, всегда начинающиеся с одних и тех же слов «мы всё делаем только ради твоего блага». Она не понимала, о каком благе может идти речь, если родители отчётливо видят, как страдает их дочь, от их же собственных стараний сделать её жизнь «лучше»?.. А Кеил продолжал говорить… Голос его был тихим и вкрадчивым, а слова такими чуждыми – «смерть, похороны, потеря…» Но, тем не менее, теперь это стало реальностью для них обоих. Если Эддисон Кох покинула этот мир, когда её сын был ещё слишком мал, чтобы в полной мере осознать боль и горечь утраты, то потеря отца была настоящим ударом… Шаг за шагом перед её глазами постепенно начала вырисовываться эта картина… Словно, сначала она видела, как домовик находит тело Джоша, потом была рядом с Кеилом, там, на похоронах. Видела бледное и спокойное лицо его отца, который больше никогда не заговорит, никогда не проснётся. «Эм, ты не представляешь, что это такое, видеть собственного отца в гробу и знать, что сейчас его закопают под землю. И у тебя уже нет возможности сказать ему… сказать о том, что ты любишь его» - слова эхом отдавались в голове, переливаясь на тысячи ладов, а Эм не могла, не желала понимать их смысл… Даже на сотую долю секунды она не могла себе представить, что её отец может её оставить. Что его может не стать, а ведь в один прекрасный день такое действительно произойдёт. Ей, как и любому другому ребёнку, всегда казалось, что её отец вечен, что он всегда будет с ней, что он не может умереть, просто потому что он не должен, не имеет права. Звучит эгоистично, но в этой толике эгоизма и слепой надежды и проявляется та самая безграничная любовь детей к своим родителям. - Кеил… - боясь нарушать, воцарившееся молчание, осторожно произнесла девушка. – Он не ушёл, он всегда будет с тобой. Вот здесь, - Эм бережно прикоснулась своей прохладной ладошкой к груди слизеринца, где часто-часто отбивало ритм его сердце. – Близкие и дорогие нашему сердцу люди никогда не уходят из нашей жизни. Они рядом, они поддерживают нас, в трудные минуты, в моменты счастья и невзгод… Я думаю, он всегда знал, как он тебе дорог, он знает это и сейчас… - также тихо, как и он минутами ранее, говорила Лин. Она не пыталась подобрать эти слова для того, чтобы утешить Кеила, они не были пустым звукам. Эм верила в то, что говорила, искренне надеясь, что поверит и он. – Я никуда и не собиралась уходить. Я останусь с тобой, - утвердительно кивнув, коротко ответила мисс Корр. Идти ей было, по большому счёту, и некуда. Нет, дома её ждали, за неё волновались, но у неё просто не было сил снова и снова видеть эти бесконечные ссоры, угрозы о разводе – всё то, что в последнее время потихоньку превратилось в неотъемлемые атрибуты жизни её семьи. – Навсегда?.. – неуверенно переспросила она, - Это было предложением руки и сердца? – весело добавила слизеринка, просто не веря в то, что настоящим смыслом этих слов может быть нечто подобное. Пусть её голос звучал и весело, и играючи, но сердце уже сбило свой прежний размеренный ритм. Что-то неуловимое, сама интонация, его взгляд, а может быть просто его тёплые и ставшие такими родными, руки, обнимавшие её, подсказывали, что это правда.
Отправлено: 01.11.07 20:32. Заголовок: Улицы города медленн..
Улицы города медленно, но верно погружались в темноту. На улицах загорались фонари, превращая скучный и обыденный вид в красивую урбанистическую картинку. Занятые лишь собой, они даже не подумали зажечь лампу, и теперь стояли в полутьме, сжимая друг друга в объятиях. На короткий миг Кеил почувствовал себя, словно вернулся домой после длительного отсутствия. Утерянное ощущение тепла и уюта вновь дало о себе знать, будто дразня и лишний раз подчеркивая, чего он лишился. Лишился по вине Корра. Одержимость. Любая мысль вела к одному и тому же. Причиной всех его бед стал один единственный человек. Слизеринец и сам не заметил, как стал обвинять отца Эм во всем. Даже в своем плохом настроении. Нашел того, на кого можно было повесить все грехи. Толи пытался облегчить собственную жизнь, толи просто оправдывал сам себя. Уже не разобрать, кто прав и кто виноват. Перехватив тонкое запястье, Кеил нежно поцеловал руку девушки. Он знал, что каждое ее слово шло от самого сердца. В отличие от всех тех, кто так усердно выражал ему свое сочувствие на похоронах, Линн действительно сопереживала ему. Даже сквозь полумрак он мог разглядеть жалость в ее расширившихся васильковых глазах. Мука обманывать ее, играть, притворяться. Лучше бы она была избалованной бесчувственной представительницей чистокровного рода на манер всех своих сокурсниц. Но нет, как назло Эм уродилась тонко чувствующей натурой, способной сопереживать чужому горю и искренне радоваться чужому счастью. Редкий дар, что так ценен. - Я надеюсь на это, Эм. Действительно надеюсь. Я ведь никогда не говорил ему, как много он значил для меня. Только орал, требовал, чтобы он перестал пить. Мерлин, я даже назвал его неудачником. И я ведь на самом деле так считал. Но не теперь. Я понимаю, как много ему пришлось перенести. И могу только надеяться, что он простил меня за все. Ровный тон, почти полностью лишенный эмоций. Только руки, обнимающие Эмберлинн с каждым словом все крепче, выдавали его истинные чувства. Ей не нужно было говорить что либо еще, горячо заверять его, что Джош отпустил все его грехи. Это было бы излишним в подобной ситуации. Главное, что она просто была рядом, обнимала его и так доверчиво смотрела прямо в глаза. Предложение руки и сердца. Смелый шаг отчаявшегося человека, что даже не мог разобраться в себе. Он не думал сейчас ни о ком, кроме себя. Одним словом загубил ее жизнь. Не надо было быть гением, чтобы понять, как к подобному решению отнесутся ее родители. Их и так шаткий брак развалится словно карточный домик. К тому же, лишь только Кеил сумеет отомстить за смерть матери и отца, она бросит его. Иначе и быть не может. Лишь только Эмбер узнает об истинных мотивах его поступков, она уйдет не оглядываясь. Слизеринец только надеялся, что после всего, девушка окажется достаточно сильной и сумеет склеить остатки своей жизни. Медленно, он опустился на одно колено, желая сделать хоть что-нибудь по правилам. Крепко сжимая ее ладонь в своих руках, Кох тихо, но твердо произнес: - Эмберлинн Корделия Корр, ты согласна стать моей женой? Прожить со мной до конца своих дней в мире и согласии и никогда не пожалеть о своем решении? – с трудом переведя дыхание, он с секунду помолчал, набираясь мужества, чтобы произнести все, что было у него на душе. - Я люблю тебя. Люблю так сильно, что кажется не проживу и дня без тебя, твоей улыбки, твоего прикосновения. Ты единственное, что осталось у меня. Самое дорогое и самое ценное. Я хочу быть с тобой, хочу просыпаться по утрам и видеть тебя рядом. Хочу, чтобы ты носила мою фамилию и принадлежала только мне. Ты согласна? Ты выйдешь за меня? Кто знал, может им и вправду суждено было пожениться. Не узнай он шокирующих подробностей смерти обоих его родителей, Кеил и Эм могли бы продолжить встречаться, прожить вместе пару лет, а затем отважиться связать две судьбы навсегда. Тихий пригород, небольшой уютный дом, пара ребятишек и беззлобный пес, вечно требующий что-нибудь пожевать. Так он видел их совместное будущее. Теперь же он только мог мечтать о подобном, понимая, что ничего подобного у них никогда не будет. Вместо любви и счастья его собственное предложение принесет им обоим только боль и разочарование. Но такова была цена мести, и Кеил давно уже был готов ее заплатить.
Прошу прощения за графомания, просто вроде много так всего нужно было описать, ну и меня как всегда понесло
В комнате становилось всё темнее и темнее, августовские сумерки сгущались, погружая мрачный Лондон в глубокую ночную синеву. Только ни темнота, ни поздний час не могли помешать двоим в эти минуты. Эмберлин не видела почти ничего вокруг, кроме стоящего неподалёку журнального столика, освещённого ярким пятном света от разноцветной вывески какого-то паба, расположенного прямо напротив окон их номера. Кеила она видеть попросту и не могла, находясь в его крепких и надёжных объятиях, Эм просто положила голову на плечо молодого человека, позволяя себе позабыть обо всём. И сколько это длилось – минуту, час, вечность? Она не знала. Да и разве это было так важно? И только тогда, когда Кох отстранился, опускаясь перед девушкой на колено, ощущение реальности потихоньку стало возвращаться. Стоп, или мы поторопились с выводами? Скорее, наоборот, всё, что произошло потом не вписывалось теперь уж точно ни в какие рамки. Неожиданный поворот сюжета в их маленькой пьесе на двоих был слишком непредвиденной импровизацией. Она не знала, что сказать, что сделать, как ответить. Его голос звучал совсем близко, но одновременно с этим, слова казались такими далёкими, нереальными. Лин сдавленно улыбнулась, поднеся ладонь к губам. То ли, чтобы не заплакать, то ли пытаясь подавить вздох удивления или радостное восклицание. Хотя, слёзы откуда бы им сейчас взяться? - Я? – тихо переспросила Эм, и в тусклых отблесках света могло показаться, что её глаза снова блестели от слёз. Но слёз не было. Её глаза лучились счастьем, искренним и таким редким. Которое действительно идёт от самого сердца. … Ведь что такое счастье? Это что-то давно забытое. Нечто такое, отчего один какой-то день становится не похож на все другие дни, один час - на все другие часы. И не нужны более никакие слова… - Да… Я согласна быть с тобой в горе, и в радости, в печали и здравии, как там это говорят? Вернее, не так. У нас не будет горя, не будет болезни. Мы сможем всё преодолеть. И всё будет хорошо. Я люблю тебя. Всегда… - медленно Лин опустилась на колени рядом с ним, не отводя взгляда от его глаз. Только слова даже сейчас казались какими-то неубедительными, недостаточными, чтобы выразить всё то, что она чувствовала, о чём непременно должен был знать он. Но она не знала, как рассказать. И тогда девушка запечатлела на губах Кеила нежный поцелуй, словно скрепляя этой безмолвной клятвой своё согласие.
*** A day later
- Kale Josh Coh, the son of Josh and Eddison Coh, do you take this woman to be your wife? - I do. - Will you love her, honor and keep her, in sickness and in health, forsaking all others, and keep yourself only unto her as long as you both shall live? - Yes, I will. - Emberlynn Cordelia Korr, the daughter of Eddison Garriet and Cordelia Freya Korr, do you take this man to be your husband? - I…do. - Will you love him, honor and keep him, in sickness and in health, forsaking all others, and keep yourself only unto him as long as you both shall live? - I will. - Therefore, by the powers vested in me as a Judge of the Third Judicial District, , pronounce you husband and wife. You may kiss the bride.
Обычная тихая свадьба без пышного праздника, роскошного белого платья и торжеств. Да разве и было ли у них на это время, даже если были бы средства? Буквально на следующий день после предложения руки и сердца, молодые решили скрепить свой союз помимо чувств уже узами истинного брака. А если есть любовь, согласие и понимание, зачем же медлить? В то утро Эм вернулась домой рано утром, пробравшись в свою комнату через чёрный ход, чтобы не проходить мимо спальни родителей и не дай Бог не разбудить мать… Она не собиралась ей ничего говорить, равно как и отцу. До поры до времени. Просто требовалось забрать кое-какие вещи, написать записку, что с ней всё хорошо, чтобы родители не волновались. Хотя, они ведь и так будут. Обычное лёгкое белое платье облачало её стан, никаких излишеств и украшений. Длинные светлые волосы распущены и единственным непривычном атрибутом в её внешности являлась длинная, воздушная фата. Фата как дань вековым обрядам, как символ невинности, не напускной и мнимой, а в этом случае истинной. Да, трудно поверить, что у таких родителей как Эддисон и Корделия могла вырасти в этом отношении такая правильная дочь. Да, у Эм было миллиард других недостатков, скверный характер и папины гены в придачу, но что касается отношений, здесь она была разборчива, честна по отношению к близким и самой себе, чиста перед своим женихом. О такой ли свадьбе она мечтала? В её детских грёзах к пышно украшенному алтарю её непременно вёл бы отец, а по пути она ловила счастливые взгляды дорогих ей людей. Мама, с улыбкой сказала бы «Будь счастлива, Эм», крёстная озорно подмигнула, Рейн коварно улыбнулась, пихнув локтем в бок Драко, чтобы не отвлекался на миловидных подружек невесты, а дедушка торжественно бы произнёс: «Ну вот, теперь моя внучка и выросла». Но их не было здесь. Никого. Она шла к алтарю одна, и в этот момент почувствовала такое одиночество…которое вдруг наполнило её жизнь по её же собственной вине. Однако, стоило ей увидеть его улыбку, с замиранием сердца вслушиваться в слова священника, украдкой ловя взгляд Кеила, как это странное чувство сразу улетучилось. Просто ушло также внезапно, как и появилось. Вновь и вновь она чувствовала себя счастливой, самой счастливой… Впереди её ждала уже совсем иная жизнь. И, разумеется, молодые просто обязаны были хотя бы сейчас оповестить родителей о таком радостном событии. Радостном для них, но не факт, что для родителей. Недавно Эм получила письмо от Эддисона, который жил сейчас у своей подруги, Вивьен. Разумеется, выбирая между визитом в поместье Корров, где её ожидала встреча с матерью и поездкой в Норвегию к крёстной и отцу, девушка выбрала последнее. И вот они уже стоят у них на пороге, Вив удивлённо открывает дверь, а позади неё стоит мистер Корр, с недоумением рассматривая незваных гостей. По всей видимости, молодые люди прервали какой-то разговор взрослых, но вот уже через пару секунд, опомнившись от мимолётного замешательства, Эд заключает свою дочь в объятия, с облегчением прошептав: - Девочка моя, а я уже думал, ты и не приедешь навестить старика. Но я ошибся, люблю ошибаться в таких вещах, - Эддисон ласково провёл рукой по белокурым волосам дочери, нехотя переводя взгляд на второго гостя, - Кеил, рад тебя видеть, – искусная ложь, но даже глаза сейчас не выдали в Корре той паники, что охватила его при виде молодого человека, - Мой вопрос, наверное, довольно предсказуем и закономерен. А ты какими судьбами здесь? Сейчас довольно непростое время, и если ты взялся проводить мою дочь до поместья миссис Лартель, моё почтение. Я ценю это и ещё раз прошу прощения за возможно доставленные тебе неудобства. Ведь ты был вовсе не обязан так заботиться о моей дочери, покуда вы всего лишь однокурсники, поди чужие друг другу люди. И поэтому, я ещё раз тебя благодарю, - Эд мягко и учтиво улыбнулся, стараясь казаться как можно более естественным, вдобавок без заззрения совести протянув Коху руку для дружественного рукопожатия. Между тем, Эмберлин уже отошла к Вивьен, чтобы поприветствовать также и свою горячо любимую крёстную. - Па, на самом деле мы… - но фразы своей она не договорила, смутившись под испытующим взглядом мистера Корра, на мгновенье отвлекшегося от стоящего неподалёку слизеринца. Эмберлин всё же надеялась, что такое непростое известие отцу поведает Кеил, покуда у неё самой на это пока что не хватало духа.
Последняя часть пост и, собственно уже далее действие происходит в поместье Тролльхауген
- ходит где-то рядом - прячется под мантией невидимкой
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 0
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, "апарекиум!" откл, правка нет
- ходит где-то рядом
- прячется под мантией невидимкой