Корделия Фрост. Нет, теперь Корр. Давно уже Корр. За окном смеркалось, а она сидела на своей непомерно большой кровати, предназначенной для двоих, судорожно сжимая в руке клочок пергамента с такой силой, что костяшки пальцев побелели, и казалось, что кожа на них вот-вот порвется. Женщина дрожала, однако не плакала. У неё просто не было сил. Да и плакать уже было бесполезно, и никому не были нужны её слезы и никого они не трогали. А последняя надежда на то, что все ещё можно исправить умерла сегодня, когда белоснежная сова влетела в окно её дома и бросила на стол эту самую записку. В ней было всего несколько фраз, написанных размашистым, не слишком аккуратным подчерком, и пришли ей кто-нибудь нечто подобное несколько лет назад, она бы вряд ли поверила содержанию, но теперь ей не приходилось сомневаться в правдивости слов анонима. Её муж, ещё любимый и одновременно с этим столь ненавистный, оказался убийцей тех людей, что были её очень дороги. Эддисон Корр уничтожил Эддисон и Джоша Кохов, оставив их ребенка - Кейла сиротой. Её подлый муж, проклятый убийца, ненавистный пожиратель смерти. Корделия не могла не злиться, но ещё больше она ненавидела. Причем не столько самого Корра, сколько свою неугасающую любовь к нему. Сколько раз в жизни ей хотелось вырвать себе сердце, чтобы избавиться от этого? Сколько она страдала, плакала и умоляла его остановиться? Но Эд не слушал её... никогда. И благополучие дочери его так же не заботило. А Эмберлин? Она же души не чаяла в любимом папе, идеализируя его настолько, насколько это только было возможно. Разумеется, он всегда баловал её, поощрял любые проказы и прихоти, выставляя Корделию эдаким цербером. Иногда Эм её понимала и даже не обижалась на мать, но в большинстве случаев дочь не понимала её благих порывов. Хотя не будем лукавить - порой миссис Корр и сама перегибала палку. Но все же Корделия ведь не была убийцей родителей того молодого человека, к которому Лин испытывала дружественные чувства. В отличие от отца... Но я ведь не могу рассказать ей... она этого просто не выдержит. Моя бедная девочка... - думала Корделия, мысли которой спутались, и впервые за долгое время она не знала, как поступить. Ещё утром все было не так плохо: Эмберлин отправилась за покупками, а сама Корделия отправила очередное письмо к Кейле Кроули, чтобы согласовать все подробности помолвки их детей. Тогда миссис Корр была чрезвычайно довольна собой, ведь она искренне считала, что замужество с Александром Кроули - это лучший способ защитить Эмберлин от дурного влияния отца. Корделия была наслышана о старшем сыне Кейлы, и посему надеялась, что он сможет укротить её капризную дочурку, а заодно и составить конкуренцию Эддисону. Но какое к черту теперь замужество, когда Корр натворил такое? Что теперь делать? Корделия резко поднялась с кровати и подошла к окну. Ещё утром ясное небо заволокло тяжелыми тучами, и уже шел дождь. Раньше Корди любила дождь, а теперь он навевал на неё только тоску. Как и все в последнее время... Она и не знала, что согласившись выйти замуж за Эддисона, обречет себя на такие страдания. Тогда она искренне верила, что станет счастливой, хотя и понимала, что придется нелегко. Женщина повернулась и взор её упал на большое зеркало, отображавшее Корделию Корр в полный рост во всей своей красе. Да, она по-прежнему была очень привлекательна, казалось даже больше, чем в школьные годы, но это её совсем не радовало. Хотя признаем, вид себя весом в сто двадцать килограмм тоже бы не поднял её настроения. Она провела рукой по пышнын рыжим волосам, забирая их назад, и тяжело вздохнула. Да кому нужна её красота в этом огромном пустом доме? Да-да, теперь Корделия Корр была одинока. Она сама фактически выгнала из дома своего мужа, сама отдалила своими же решениями собственную дочь, ну а мать... а что мать? Они никогда не были особо близки. Многие её друзья уже давным-давно приняли сторону темного лорда, и в этом не было ничего удивительного, ведь все её друзья были темными волшебниками - выходцами из слизерина. Разве что с отцом Эддисона Корделия по-прежнему могла поговорить по душам и пожаловаться на свою не простую судьбу. Он всегда понимал её, но этого все же было недостаточно. Она скучала по своей семье, но после произошедшего сегодня, уже знала, что ничего не сможет вернуть... Неаккуратная записка расставила все произошедшее на свои места настолько, что Корр даже могла примерно угадать, при каких обстоятельствах её муж совершил эти убийства. Корделия вновь подошла к кровати и теперь уже легла на неё, притянув к себе мягкую пуховую подушку и положив её под голову. Женщина прикрыла глаза и решила попытаться уснуть. Возможно, сегодня её не будут мучить кошмары...
Вот уже как год или больше Корделии Корр не снилось ничего, кроме кошмаров. Стоило женщине только закрыть глаза, как она оказывалась пойманной в ловушке, сотканной из самых ужасных её фантазий, тесно переплетенных с реальностью. Нередко она и вовсе не спала ночи напролет, и потому все время чувствовала себя невероятно усталой и измученной. Но ещё хуже было не спать и слушать, как ровно и спокойно дышит Эддисон, казалось бы, даже не подозревая о том, как страдает его жена. Порой Корделии всерьез казалось, что ему на неё просто-напросто наплевать. Нет, на ответную любовь она уже давным-давно не рассчитывала, но ей хотелось хотя бы немного уважения к себе и понимания. Но как? Великий и ужасный Эддисон Корр ни во что её не ставил. Благо Корди хоть научилась сдерживать свои слезы, чтобы не выглядеть совсем уж жалкой, хотя порой ей хотелось разрыдаться и начать истерить, как в старые добрые времена. Последний скандал, что состоялся между ними по поводу помолвки Эмберлин, Корделия выдержала с честью и не уступила Эду, дав понять о том, что она костьми ляжет, а её дочь станет в будущем миссис Кроули. Что ни говори, а из всех потенциальных кандидатов, он вызывал в рыжеволосой колдунье самое большое доверие, да и с родителями Александра Корделия была в очень хороших отношениях. Корделия почувствовала легкое дуновение ветра и невольно вся сжалась, хотя в комнате и не было так уж холодно. Она не спала, но дремала и потому не сразу смогла понять, что внезапный едва заметный порыв ветра повлекла за собой распахнувшаяся дверь. Более того, Корди даже сначала не ощутила присутствие мужа. Только когда он, не пойми о чем думая, едва заметно провел руками по её волосам, а потом коснулся щеки в невесомом поцелуе, до затуманенного легкой дремотой сознания Корделии дошел тот факт, что в комнате она больше не одна. И что было самым ужасным в этой ситуации, что, помимо воли, все ещё находясь в объятиях этого минутного сна, она позволила себе счастливо улыбнуться, почувствовав его поцелуй. На какое-то едва уловимое мгновение, женщина вновь почувствовала себя той самой восемнадцатилетней счастливой девчонкой, что когда-то в белоснежном и невероятном красивом платье выходила замуж… Джош Кох вел её в тот день к алтарю, а Эддисон была одной из подружек невесты. Корделия распахнула глаза и, неестественно дернувшись, словно бы её ужалили, отстранилась от Эддисона, который слишком многое себе позволил. Она повернулась к мужу, приподнявшись на локтях, и внимательно посмотрела на него, ничего не говоря. Если бы только можно было отбросить все эти ужасные воспоминания, стереть те страшные вещи, что он совершил, она бы не задумываясь, кинулась к нему на шею и коснулась губ, вкус которых она уже начала забывать, но Корди не могла. Она никогда ничего не забывала. - Что ты делаешь? – довольно резко спросила Корделия, не сводя испытующего взгляда с Корра. Теперь она уже сидела на кровати, потому как полулежа разговаривать было неудобно, а разговор обещал быть не самым легким, впрочем, как и многие предыдущие. Корделия вовсе не собиралась сходу кричать ему в лицо об убийстве семьи Кохов, сначала она хотела узнать, с чего это он позволил себе подобные вольности. Слишком долго они уже не прикасались к другу, да даже элементарно нормально не общались, и поэтому подобная перемена казалась Корделии по меньшей мере странной. Она ведь уже долгое время была уверена в том, что чувства Эддисона к ней давным-давно угасли, потому как истинным доказательством его любви мог бы послужить только добровольный отказ Корра от пребывания в рядах Пожирателей смерти. Столько уже времени прошло, а у женщины никак не укладывалось в голове, как это он может быть прислужником Волдеморта. Да, Корделия тоже никогда не отличалась особой добротой и сочувствием, но она никогда не смогла бы опуститься до подобного. Один только факт того, что по вине этих людей в прошлом погиб её отец и она столько раз оказывалась между жизнью и смертью, говорил о многом.
Прошу прощения за такое большое количества французского текста, но осень навевает мне именно такие ассоциации
All texts by Joe Dassin "L'été indien"
- Ничего, - мигом отозвался Эддисон, отдёргивая свою руку от волос Корделии. На какое-то мгновение, ему показалось, что он поймал взглядом улыбку, улыбку на её лице. Но нет, снова всё по-прежнему. Наверное, когда чего-то очень сильно хочешь, начинаешь это видеть везде, словно живя не здесь, не в этом мире. Впрочем, Эд уже давно жил прошлым. Так было легче, только воспоминания о них, о том, как они были счастливы вместе, не давали сойти с ума. А что было в настоящем? Его дочь? Да, только она и держала их обоих здесь. Только она и являлась причиной того, что они всё ещё были вместе. И Эддисон, и Корди прекрасно понимали, как Эмберлин воспримет их развод. Поэтому… Надо было дождаться хотя бы её свадьбы, чтобы она не видела всего этого, не видела, как на глазах разрушается её семья. Только против свадьбы Корр, естественно, был против, но разве кто-то прислушивался к его мнению? Он устал говорить сам с собой, а разговоры с женой действительно напоминали своеобразные монологи. Он словно не существовал для неё, стучаля в закрытую дверь, каждый раз получая всё более уверенный отказ, но как глупая бабочка, продолжал биться сквозь прочное оконное стекло, мечтая проникнуть к свету.
Tu sais, je n’ai jamais été aussi heureux que ce matin-là Nous marchions sur une plage, un peu comme celle-ci C’était l’automne, un automne où il faisait beau Une saison que n’existe que dans le nord de l’Amérique Là-bas, on l’appelle l’été indien Mais c’était tout simplement le nôtre Avec ta robe longue tu ressemblais à une aquarelle de Marie Laurencin1
А ведь когда-то действительно осень была их любимым временем года. Перед самой свадьбой, в свои восемнадцать они провели первую осень вместе, отныне пообещав друг другу, что это будет их любимым временем года. Прогулки в лондонском парке, и Корди просила подарить ей венок из клиновых листьев, обязательно красных. А Эддисон не умел плести венки, и не знал, где же можно достать столько красных листьев? И вот, как мальчишка, одержимый этой идеей, он обошёл весь парк, выполнив просьбу любимой. Корделия ведь почти не изменилась с того времени. Длинные рыжие волосы, разрумянившееся от первого, осеннего мороза щёки, длинное зелёное платье, скрадывающее её хрупкую фигурку, без вычурных украшений и эффектных декольте. Такая естественная, такая красивая, ту, которую он так любил. И венок из красных кленовых листьях на её волосах. Казалось, он всё ещё слышит её заливистый смех… Но нет, снова грёзы, снова и снова мыслями Эддисон возвращался в далёкое прошлое. - Просто я люблю тебя, - нет, даже за этот год Эд не стал говорить эти слова реже. Только вот Корди давно уже ему не верила. – И я не могу даже к тебе прикоснуться. Я начинаю забывать, что когда-то были «мы»… - хрипло отозвался мужчина, опустив взгляд. Ему было больно смотреть в глаза жене, больно ловить на себе её осуждающий и прямой взгляд.
Et je me souviens, je me souviens très bien de ce que je t’ai Dit ce matin-là Il y a un an, il y a un siècle, il y a une éternité...2
- У меня нет ничего сейчас. Нет больше тебя… А теперь ты хочешь отобрать Эмберлин. Корделия, зачем ты хочешь заставить и её страдать? Ты видела Вивьен, ты видела Люциуса, они женаты не по своей воле, и они счастливы? Такой жизни ты желаешь нашей дочери? Пусть хотя бы она будет счастлива, если мы не сумели сберечь себя… - Корр снова повернулся к жене, протянув руку, и словно бы желая коснуться её руки, но, почему-то не решаясь. Как удивительно, насколько одно лишь событие может изменить всю жизнь. Хотя, то, что Эд был Пожирателем Смерти нельзя назвать событием. Это ряд событий, который он выстроил собственноручно, шаг за шагом убивая их любовь. Она по-прежнему любила его, а он любил её, но это чувство приносило обоим только невыносимую боль.
Aujourd’hui je suis très loin de ce matin d’automne Mais c’est comme si j’y étais Je pense à toi, où es-tu ? Que fais-tu ? Est-ce que j’existe encore pour toi ? Je regarde cette vague qui n’atteindra jamais la dune Tu vois, comme elle je reviens en arrière Comme elle je me couche sur le sable, je me souviens Je me souviens des marées hautes, du soleil et du bonheur qui Passait sur la mer3
- Неужели ты просто не можешь принять меня таким, какой я есть?... Если ты всё ещё… - «любишь» хоть произнести он, но не смог. Осознание того, что ответ, скорее всего последует отрицательный, леденил душу, заставлял с замиранием сердца ждать этой секунды как приговора. Впрочем, в оправдание суда присяжных Эддисон уже давно перестал верить.
On ira où tu voudras, quand tu voudras Et on s’aimera encore lorsque l’amour sera mort Toute la vie sera pareille à ce matin Aux couleurs de l’été indien4
1 Ты знаешь, я никогда не был так счастлив, как тем утром Мы гуляли по пляжу, была осень… Осень, когда было невероятно красиво Время года, которое чудаки называют «бабьим летом» Но оно было просто нашим. Твоё длинное платье, ты в нём так похожа на ту девушку, с акварели Мари Лоренсин
2 Я вспоминаю, всё ещё вспоминаю, что ты была моей тогда Тем утром Прошёл год, прошёл век, прошла вечность…
3 Сегодня снова осеннее утро Сегодня я так далёк от того утра… Но я снова там, как только вспоминаю о тебе Я думаю о тебе, где ты? Как ты? Существуешь ли я всё ещё для тебя? Я вспоминаю те волны, которые никогда не достигнут дюн Ты видишь, как она снова возвращается? Ты слышишь шум прибоя? Как и она, я хочу заснуть на тёплом песке, тёплом от твоего тепла…
4 Мы пойдём, куда только ты пожелаешь, когда пожелаешь И мы снова будем любить друг друга, словно любовь никогда не умирала Вся моя жизнь, кажется, была тем самым утром Цвета тёплого, уходящего лета
Ничего… - эхом отдалось в мыслях Корделии. Ну, конечно, это теперь всегда «ничего». Они ничего не говорят друг другу, между ними ничего не происходит, вся их жизнь теперь одно большое «ничего». Хотя нет, скорее только жизнь Корди. Разумеется, Эддисон целыми днями был весь в делах, как так называемых «легальных», на своей работе в Министерстве, так и в «подпольных», будучи Пожирателем смерти. Корделии же на роду было написано оставаться добропорядочной женой, замечательной хозяйкой, хранительницей домашнего очага. Наверное, Эд и представить не мог, как ей здесь было одиноко. Он встречался на работе с новыми людьми, общался, действовал, в конце концов, а она целые дни проводила, наблюдая за тем, как осенняя листва уже окрашивается в золотистые и бордовые цвета. В такие моменты она часто задумывалась о том, а что было бы, пойди она не за Эддисоном и своей слепой любовью, а за своей самой заветной мечтой. Вспоминая о столь дорогом её сердцу квиддиче, Корделия поднимала глаза к нему и блаженно улыбалась, как будто бы вновь ощущая холодные порывы ветра, что рвали её волосы и приятно холодили кожу. Небо теперь казалось для неё таким недосягаемым, ведь она уже столько лет не летала и далеко не потому, что не хотела или боялась потерять свой статус истинной леди, а потому что не могла. Слишком больно было вспоминать обо всем хорошем, что было в её жизни. Корделия поддерживала свое существование только невыносимой болью, ведь когда ты чувствуешь боль, значит, ты ещё жив. Женщина проигнорировала признание Эддисона в любви. Подобные слова её давным-давно не трогали, да и тем более, сейчас она ни о чем не могла думать, как о той записке, что все ещё сжимала в своей руке. Казалось, ни за какие богатства мира она не выпустит этот кусочек пергамента из своих рук. - Ах, Люциус и Вивьен, наши бедные и несчастные, - не выдержала женщина, когда Эддисон упомянул о своих друзьях. Малфоя она уже давным-давно перестала воспринимать за человека, а Вив досталось за компанию. Как это ни странно, но к ней Корделия до сих пор относилась довольно-таки терпимо, хотя и знала, что та поддерживает сторону Темного Лорда. – Ну и что с того, что они не счастливы? А мы счастливы? Нас ведь никто насильно не женил, и мы вроде как любили друг друга, и что с того? Что из этого вышло? Не говори мне о счастье, ты ничего в этом не понимаешь. Я одна тут беспокоюсь за Эмберлин. Корделия перевела дух. Всю эту тираду она выдала практически не дыша. Привычные злость и негодование затопили её разум, и женщина не могла сдерживаться, впрочем, она и не пыталась. Очередной скандал. Ничего особенного. Хотя нет, что-то идет не так. Корделия в ужасе провела по своей щеке, почувствовав скатившуюся по ней слезинку. Она уже так давно не плакала, столько сдерживалась, но что же такое случилось сегодня? Корделия резко вскочила, повернувшись к Эддисону спиной и тщетно пытаясь успокоиться. Женщина тяжело дышала и молчала, но копившиеся столько времени ярость и боль рвались наружу. Миссис Корр скрестила руки на груди и на мгновение прикрыла глаза, пытаясь унять не пойми с чего скатывающиеся по её щекам слезы, но ничего не получилось. И когда Корделия услышала последнюю сказанную Эддисоном фразу, она прекратила попытки хоть как-то успокоиться. Резко обернувшись, она буквально впилась взглядом в мужа, прекрасно осознавая, что вид у неё скорее не грозный, а жалкий, но сейчас ей было на это наплевать. Корр сжала руку в кулак, тем самым комкая листок пергамента, что все ещё сжимала в ней. Со всей силы она запустила его в мужа, попав Эддисону в грудь, хотя целилась в голову. - Читай. Вслух, - дрожащим голосом произнесла она, тяжело дыша. – А когда прочитаешь, попробуй повторить все, что только что сказал мне…
- Ты имеешь полное право относиться к ним как хочешь, но не смей в таком тоне отзываться о них при мне, - холодно произнёс Эддисон, как только речь коснулась Вивьен и Люциуса. Впрочем, если к Вив Корделия относилась весьма терпимо, то Люциус точно пал в немилость. Должно быть, миссис Корр полагала, что благодаря лучшему другу её мужа, последний и вступил в ряды Пожирателей Смерти. Но это не так, у Эддисона были свои причины, рассказ о которых занял бы сейчас слишком много времени, но мы обязательно вернёмся к этому в дальнейшем. – Мы были счастливы, из тех почти восемнадцати лет, что мы были вместе, мы больше половины прожили счастливо. Я не беру в расчёт бесконечные ссоры, мы без них не можем…Но последний год фактически перечеркнул всё то, что было до этого. Но я верю, что когда-нибудь… И если наша семейная жизнь превратилась в ад, это не повод превращать в ад семейную жизнь нашей дочери в будущем, - Эд чуть повысил голос, однако пока не кричал. Всегда когда речь касалась Эмберлин, он не мог держать себя в руках, пытаясь убедить жену поменять решение, но та была непреклонна. Почему нельзя выбрать для дочери в женихи такого молодого человека, которого она полюбит? Эддисон был уверен, что на вряд ли его дочь общается с грязнокровками или какими-нибудь осквернителями рода, вроде Уизли. Следовательно, и сердце бы своё Эм не отдала бы первому встречному. А Кроули, он богат, красив, со стороны кажется, что они с юной мисс Корр – идеальная пара, но самое главное в этой паре на данный момент как раз отсутствовало. И это любовь. Отец Эда, Гэрриет, всегда был против принудительных браков, его сын придерживался тех же принципов, насмотревшись, как от суровых решений родителей страдают его самые близкие друзья, как ломаются их жизни. Но для Корделии, похоже, все эти доводы были пустым звуком. На мгновенье Корр и вовсе отвернулся от Корди, давая понять, что на подобные темы у него говорить нет больше ни сил, ни желания. Мягко поднявшись с кровати, Эддисон встал напротив жены, выжидающе скрестив руки на груди. От его взгляда не могли укрыться её слёзы… Он видел это так часто, что казалось, любой бы мог уже привыкнуть. Но Корр не привык. Каждый раз его сердце снова и снова сжималось, но вместе с тем приходило и понимание, это он – причина всех её слёз, всех её страданий. Только он может прекратить это безумие, положить конец этому аду, но в то же время, и он не в силах это сделать. От Тёмного Лорда все уходят одним единственным способом, и всем известно каким, и чем это всё заканчивается… Смерть. И пустота. Всё-таки, Эддисон к подобной развязке пока не стремился. - Что это? – бесцветно спросил он, на лету поймав летящий в его направлении, клочок бумаги. – Прочитать вслух? Это что, твои новые причуды? – горько усмехнувшись, добавил он, но всё же принимаясь за чтение, правда пока про себя. Записка была настолько мятой, настолько зачитанной, что только по её внешнему виду уже можно было сказать, что Корделия, скорее всего, не расставалась с ней ближайшие пару часов. Слов там было немного, но значение каждого из них стояло тысячи. С каждым предложением в жилах начинала стыть кровь… Эддисону показалось, что в одну секунду всё оборвалось. Что-то сломалось внутри него, не давая сделать вздох, не позволяя даже попытаться вновь посмотреть на неё. Он убил Эддисон и Джоша Кох. Да, Эд жил с этим уже очень много лет, и постепенно чувство вины начинало угасать, уступая место надежде на то, что всё ещё в силах исправить. Как наивно. Но как только спускалась ночь, возвращались самые страшные его кошмары, самые худшие воспоминания и самые страшные грехи. Он вновь видел Эддисон, её золотистые волосы в алой крови, и широко распахнутые голубые глаза. В них застыли страх и мольба. Он не смог сразу её убить, как было приказано… Не смог произнести эти два слова «Авада Кедавра», как последний трус, воспользовавшись каким-то тёмным проклятьем, которое так или иначе вело к летальному исходу в следствие потери крови и нанесённых ран. Тогда его рука дрожала, и слова едва сорвались с онемевших губ. А потом…он не смог уйти. Скинув с лица маску, он опустился на колени рядом с ней, но было уже поздно. Никакие его действия, никакие заклинания уже были не в силах вернуть миссис Кох к жизни. Вернее, на тот момент жизнь ещё теплилась в ней, но до роковой минуты оставалось совсем немного. Теперь она видела лицом своего убийцы… И единственное, о чём просили её побелевшие губы – не убивать единственного сына, Кеила. И ведь так или иначе, Эддисон сдержал это обещание… - Откуда это у тебя? – медленно проговорил мужчина всё тем же холодным, и, казалось бы, спокойным голосом. За столько лет Корр уже научился скрывать свои эмоции, какими бы они ни были, впрочем сейчас он их и не пытался скрыть… Наступило какое-то оцепенение, и не было ничего, кроме боли. Боли при одном взгляде на неё, боли от нового осознания своего поступка. И того, что никто не в силах что-либо изменить… - Корди, пожалуйста, не надо… - тихо произнёс он, сделав несколько шагов вперёд, осторожно коснувшись её плеча. Её слёзы уже ничего не решат, и никому не помогут…
Корделия не могла предугадать, как отреагирует её муж на эту записку. Он мог и накричать, и начать извиняться, и уйти из дома, дабы не разгорелся очередной скандал. Давным-давно Корди потеряла возможность предсказывать поступки Эддисона, они слишком отдалились друг от друга. Раньше женщина понимала любимого с полуслова, даже с полувзгляда, а теперь она не знала, чего ждать от него. Одно лишь она знала точно – как бы сильно она не ругалась, сколько бы себе не позволяла, Эддисон ни разу в жизни не поднял на неё руки, не считая, конечно, той обидной пощечины, когда они ещё в школе учились. Однако сейчас пощечина казалась миссис Корр наименьшим злом. Она, наверное, скорее простила бы мужа, если бы он ударил её, не являясь при этом Пожирателем смерти. Похоже, что пребывание в услужении у Темного Лорда было единственным, чего не могла понять рыжеволосая колдунья. Корделия внимательно следила за реакцией мужа, когда он читал эту помятую записку. Женщина с ужасом осознавала тот факт, что он даже в лице не переменился, увидев подобное, как будто бы ничего такого в известии о совершенном им преступлении не было. Даже это его «откуда это у тебя» было произнесено так холодно и спокойно, что казалось, ничто не сможет сломить этого равнодушного теперь ко всему человека. По крайней мере, равнодушного к такой пустяковой вещи, как убийство. Корди побелела. Она едва ли не отпрянула от мужа, когда он подошел к ней. В глазах Корделии читалось такое непонимание, боль и даже страх, что ей и самой было стыдно. Она постаралась успокоиться, даже гордо дернула плечом, тем самым стряхивая руку Эддисона, но вот произнести ничего не смогла. Слова так и застряли в горле, в отличие от слез, которые капля за каплей стекали по её мертвенно бледным щекам. В голове женщины никак не укладывалось то, что Эддисон совершенно спокойно отреагировал на только что произошедшее. Ей было бы гораздо легче, если бы он попытался её разуверить, Корделии даже казалось, чтобы она бы с легкостью поверила ему, если бы он только сейчас признался в том, что не совершал столь ужасного преступления. Конечно, она догадывалась, что все эти их темные дела с Малфоем не обходятся без жертв, но Корди не могла и представить, что жертвами все ещё ею любимого мужа станет семья Кохов. Женщину так и разрывало от одного единственного вопроса «почему», но она не могла говорить. Шок был настолько сильным, что голос просто-напросто пропал. Она молча смотрела на мужа, не в силах отвести взгляд и все ещё не веря в то, что он смог докатиться до подобного… - Эддисон и Джош были нашими друзьями, - чуть ли не шепотом произнесла женщина. – На нашей свадьбе… они… Корделия не смогла продолжить. Она замахнулась, чтобы ударить Эддисона по щеке, но сама себя остановила, отведя руку. Её гнев ничего уже не изменит и не вернет к жизни друзей. - Как ты можешь с этим жить? – неожиданно даже для самой себя резко и зло спросила она, сделав шаг по направлению от мужа. Больше всего ей сейчас хотелось сбежать куда-нибудь из этого проклятого дома и попытаться забыть обо всем случившемся, как о страшном сне. Но её держала здесь Эмберлин, её маленькая девочка, столько ещё всего не понимающая в этой жизни. И ещё… ещё она не могла бросить его. Бросить это ужасного и вместе с тем такого дорогого для неё человека, единственного и все ещё любимого мужа… Она не могла простить, но и забыть, наверное, не смогла бы. Слишком сильно любила, почти так же сильно, как теперь ненавидела…
- Да, были, Корделия! Что ты хочешь от меня услышать?! Ты хочешь, чтобы я сказал, что жизнь кончена, что я раскаиваюсь, что я сожалею, что я это сделал?! Ты хочешь опять моей лжи? Довольно! – по спальне прокатился крик Эддисона, причём настолько громкий, почти надрывный и безумный. – Нет, зачем ты отвела руку? Ударь, меня, я это заслужил! – продолжал кричать Эд, рывком схватив ладонь Корди в свою, поднося её к своей щеке. Это было похоже на какое-то помешательство. Его глаза были какими-то удивительно пустыми, но в то же время нездорово блестели, как у больного лихорадкой, человека. Руки Эддисона сами собой сжались в кулаки, но никакого вреда причинять Корделии он не собирался. Просто так было легче… Причиняя какую-то физическую боль самому себе, ты словно ослабляешь моральную, которая сейчас в сто крат была сильнее. Даже тогда, когда потребовалось убить семью Кохов, а Эд справился только на одну треть со своим заданием, от хозяина он, разумеется, не получил одобрения, скорее наоборот. Но Круциатус в исполнение Тёмного Лорда мужчина воспринял как должное. И вовсе не потому, что считал себя повинным перед ним за невыполнение задания, а потому что понимал, что эта боль – меньшее, чего он заслуживает за то, что отнял у совсем ещё юного Кеила мать, и за то, что отнял у Джоша самую дорогую и любимую женщину. Даже его смерть никогда не вернула бы Кеилу умерших родителей, и никакие раскаяния самого Эддисона, его боль и страдания никогда не искупят его грехов ни перед ним, ни перед Богом. Впрочем, жизнь Корра сама по себе потихоньку начинала напоминать собой ад. Дома и семьи практически не было, вернее он медленно переставал существовать для них. Работа? Министерство превратилось в департамент тёмных дел Вольдеморта, пусть и не открыто, но негласно это было так. Министерство, а точнее его нижние уровни, где каждый день велись суды над нечистокровными волшебниками, заполнили стражи Азкабана – ужасные, громадные фигуры в чёрных капюшонах, именуемые дементорами. Из без того уже безрадостного существования они высасывали последние краски жизни, последние тёплые воспоминания и чувства. Домой Эддисон возвращался в состоянии, близком к апатии и меланхолии, где тот эмоциональный запас чего-то положительно, что у него отнимали день за днём отнюдь не восполнялся, скорее наоборот… В иные дни, угнетённый грузом навалившихся бесконечных дел и воспоминаний, Корр впадал в до боли странное состояние. Настоящее куда-то уходило, и стоило только прикрыть глаза, как перед ними вставала тонкая дымка событий минувших лет. Один и тот же сон, который он видел день ото дня, одно и тоже воспоминание, болезненно мучающее истерзанную душу. Снова и снова, его рука взметается вверх, полыхает красная вспышка, по полу растекается небольшая лужица крови, но Эддисон ещё жива… Он слышит её слабый голос даже через толщу стольких лет, сквозь свои собственные попытки забыть и не думать. Но никогда у мужчины не было жалости к самому себе. Он знал, что заслужил это, и понимал, что другой жизни после таких деяний ему не дано. - Как я с этим живу? – немного успокоившись, и теперь уже куда более тихо, продолжил Эд, отвечая на второй вопрос своей жены. – А я уже давно не живу, Корди. В тот день что-то умерло во мне, оборвалось. И знаешь, убить сложно только в первый раз. Тогда…два года назад, слова «Авада Кедавра» сорвались с моих губ так спокойно, словно вопрос «Как жизнь?». И я почти без сожаления смотрел на Джоша, который пришёл сюда, чтобы отомстить за свою жену, но нашёл свою смерть. Тебе сейчас слишком дико это слышать, я понимаю. Мне легче так…легче загнать все воспоминания, чувства и эмоции куда-то далеко, впрочем, их уже почти и не осталось. В тот вечер ты вместе с Эмберлин была у Фрейи в гостях, ты не хотела туда ехать, но я настоял. Как чувствовал… Джош пришёл прямо сюда, сначала пришлось сражаться без палочек, но вскоре… Да ты и сама знаешь, чем это закончилось. Люциус помог перенести тело в его дом, и мы придумали историю, что всего лишь напились вдвоём, потом повздорили и подрались, это объясняло наличие моих царапин и синяков, - спокойно, словно рассказывая какую-то непринуждённую историю, говорил Эддисон. При этом, он снова опустился на кровать и смотрел куда-то в одну точку, не смея поднять взгляда на жену. – Я врал тебе почти всю нашу совместную жизнь, так или иначе. Я был хорошим актёром, верно? Мы были так счастливы, тебе не могло даже прийти в голову, что по ночам, целуя тебя, засыпая в твоих объятиях я снова видел один и тот же сон… Последние годы я так искусно изображал безмятежный сон, слыша твой сдавленный плач, я заставлял себя даже не шелохнуться, ничем не показать, каково мне, как моя жизнь уже давно превратилась в один большой кошмар. И, тем не менее, всё это время я жив только благодаря любви к тебе, которую я пытался лелеять все эти годы в том, что ещё гордо носит названия моего сердца, являясь лишь жалким подобием того, что было когда-то… - голос Корра был всё таким же спокойным и почти безмятежным. Он продолжал смотреть перед собой, не поднимая взгляда и по-прежнему уставившись в одну точку, что ещё больше придавало ему сходство с умалишённым человеком. И действительно, ведь даже сейчас Корделия знала лишь малую толику тех деяний своего мужа, которые ему пришлось совершить. О многих из них Корди было бы даже страшно подумать, не то, чтобы представить своего мужа участвующем во всём этом. Убийствами Кохов отнюдь не ограничивалась столько многогранная деятельность Эддисона на тёмном поприще. Пытки людей, убийства магглов, которые уже даже не воспринимались как убийство человека, как что-то противоестественное.
Корделия смотрела на мужа, но взгляд её был абсолютно пустой, как будто бы стеклянный. В мыслях её помимо воли обрисовывалась страшная картина. Не смотря на то, что миссис Корр не видела убийства Эддисон, она почему-то отчетливо представляла смерть подруги от рук собственного мужа. На мгновение женщина прикрыла глаза, но ужасное видение не исчезло. Отчего-то казалось, что теперь оно, подобно как и Эддисона, будет преследовать её всю оставшуюся жизнь. Эмоции же, которые испытывала Корр в эти мгновения, не поддаются какому-либо описанию. Боль жуткая, невыносимая, испепеляющая выжигала её изнутри так, что даже дышать было трудно. Корделия вообще с трудом понимала, как ещё может стоять. Ноги, казалось, вот-вот подломятся, и она упадет на пол, словно бы сраженная смертельным заклятием. Эддисон все говорил и говорил, а у рыжеволосой колдуньи было такое ощущение, что каждым своим словом, Корр словно бы отщепляет от её души кусок за куском. Его повествование было размеренным, спокойным и оттого наиболее ужасным. Корделия никак не могла понять, как это он может так холодно и отчужденно рассказывать о столь страшных вещах. Хотелось закрыть глаза и закрыть руками уши, лишь бы не слушать мужа, но Корди каким-то чудом держалась. Слова Эддисона словно бы пролезали под кожу, врезались в разум, принося невыносимую боль. Все предыдущие их скандалы с мужем казались женщине сущим пустяком, ведь тогда обо всех деяниях мужа они говорили лишь в общих чертах, не заостряя внимание на каких-то конкретных моментах. Сегодня все было по-иному. - Не смей говорить мне о любви и пытаться вызвать жалость своими рассказами о том, как тебе было плохо. Ты сам выбрал этот путь, - не смотря на то, что женщина невольно дрожала, её голос звучал холодно, даже строго. Она больше не плакала, но мокрые красные щеки все ещё блестели от слез в тусклом свете их безразмерной спальни. Все счастливые воспоминания давным-давно перестали греть не только самих её обитателей, но даже комната казалось какой-то безжизненной и пустой, хотя и была заставлена дорогой и красивой мебелью. Корделия даже невольно вспомнила о том, как они с Эддисоном легко и безмятежно спорили, обставляя спальню. Тогда такие маленькие проблемы казались им чем-то по-настоящему важным, но только не теперь. - Ты – трус, - неожиданно выдала Корделия, цепко и зло посмотрев на мужа. Она впервые назвала его так. Негодяй, подлец, мерзавец – все это она нередко бросала ему в лицо, но в этом не было ничего страшного. Эддисон давным-давно перестал реагировать на подобные оскорбления, как и сама Корделия. Но вот это унизительно слово из четырех букв разъедало даже воздух. Однако Корди даже не подумала пожалеть о сказанном, наоборот, она продолжила. – Ты жалкий и ничтожный трус! Все твои дружки, пожиратели смерти, тоже трусы! И вы боитесь не только своего великого Лорда, но и всего, что вас окружает, - женщина говорила холодно, и одновременно жестко. Она не сводила взгляда с мужа, в котором теперь не читалось ни капли былой растерянности и страха, только лишь гнев. – Нападать на волшебников по одиночке, убирать наиболее слабых из них и уничтожать беззащитных магглов - только это вы и можете. В этом ваша «великая цель», - Корделия едва ли не задыхалась от собственной ярости. Никогда раньше она не говорила так, но сегодня маленькая записка, отправленная ей анонимно, возымела эффект взрыва. – Пытаться убить безоружного волшебника и его семнадцатилетнюю дочь – верх храбрости и величия. Куда уж там… Я никогда не любила отца, но никогда не смогу простить вам всем его унизительной смерти. У него даже не было возможности защититься… Корди несколько раз глубоко вздохнула, но это не принесло успокоения. Казалось, наоборот. Маленькая передышка возвела её боль и ярость на новый уровень, и женщина вновь заговорила: - Я не могу так больше жить, не желаю… Если для тебя убийство это такой пустяк, если тебя это совсем не трогает, то сделай мне одолжение, убей и меня за компанию. Я не вынесу ещё одной новости о том, какой мой муж ничтожный трус и убийца…
- Я не отрицаю, что выбрал его сам. Просто у меня не было шанса его каким-то образом изменить, даже если я когда-то хотел это сделать, – спокойно, в своей прежней уже привычной манере отвечал Эддисон. В принципе, он и не мог ожидать от Корделии других слов. Корр никогда не жаловался на свою участь, потому что она была продиктована лишь его сознательным выбором, никто его не принуждал стать Пожирателем Смерти. С другой стороны, когда он отвечал жене «у меня не было выбора», ответ всегда был один – «ты сам себя его лишил». И нельзя воспротивиться, ведь слова действительно являлись правдой… - Я выбрал этот путь не с целью слепо служить Тёмному Лорду. Вернее, я прекрасно знал, что мне придётся это делать, и не имел ничего против, но мои цели несколько отличались от его целей. Я всегда считал чистокровных волшебников на порядок выше магглорождённых, однако я никогда не собирался положить свою жизнь, чтобы доказать эту простую истину. Впрочем, мы и не говорим о том, почему я стал Пожирателем Смерти, я им стал, и только это сейчас имеет значимость, - непонятно почему Эддисон никогда не обсуждал с Корделией свои истинные причины, по которым он выбрал такой путь. Дело в том, что ещё будучи наивным мальчишкой, Эд полагал, что с помощью чёрной магии сможет найти способ вернуть свою мать. Ни с Люциусом, ни с Вивьен он никогда не делился этими доводами, и тем более, никогда не заикался о них с Корделией. Как глупо было полагать, что Вольдеморт какому-то из его многочисленных слуг откроет такие тайны чёрной магии, которые мечтал постичь Эддисон. Разумеется, Тёмный Лорд преследовал исключительно свои цели, ему и дела не было до того, что там на уме у его Пожирателей Смерти. Он никогда не стал бы им помогать в решении их личных проблем, но, к сожалению, Корр понял это слишком поздно. А когда понял, пути назад уже не было. - Ну…ты права, я – трус, - утвердительно кивнув, без малейшего повышения голоса продолжал Эд. – Я боялся больше всего на свете потерять тебя и Эм. И если бы я не разобрался с Эддисон и Джошем, тогда взамен я бы потерял вас. Сначала тебя, потом Эм… А может быть и всех сразу, но разве это имеет значение? Потом отец… Не думаю, что лорд пощадил бы и его. Я слишком боялся, боялся потерять вас, и поэтому был готов на всё. Конечно, я трус, верно? Только трусы бояться потерять свою дочь, любимую женщину, отца… Ведь так, Корделия? – зло отчеканил Эддисон, обращая взгляд своих серо-голубых глаз на разгневанное лицо жены. Казалось, он хочет добавить что-то ещё, не менее колкое и презрительное, но с губ Эда не сорвалось и звука. – Уверяю тебя, любимая, ты бы тоже не вела себя так храбро столкнувшись лицом к лицу с Тёмным Лордом. Что до твоего отца… Он был не таким и старым, он был почти как мы сейчас. И, насколько мне известно, при нём вроде бы была волшебная палочка, равно как и при тебе, - холодно заметил Эддисон, и в его голосе сейчас не проскальзывало ни единой капли жалости или сострадания к погибшему отцу своей жены. Казалось, Корр вновь вернулся в своё привычное апатичное настроение, и практически утратил способность реагировать на все эти выпады женщины в свой адрес. Таким спокойным он бы оставался и дальше, если не её последние слова. - Убить тебя? Ты прекрасно знаешь, что просишь о невозможном, - с некоторой горечью и словно разочарованием ответил он. – Я люблю тебя. Ты мне не веришь. Но это не отменяет моего первого утверждения. К тому же ты помнишь, что однажды я должен бы это сделать, но так и не смог… - добавил он, отворачиваясь от Корди. Если бы только она могла знать, какую боль причиняют ему все эти старания выглядеть таким отрешённым и холодным. Если бы она только знала, как он хочет обнять её, и просто-напросто по-детски расплакаться на её плече, пытаясь получить хоть самую малую толику её жалости к себе. О любви уже давно не шло речи. Иногда Эддисону казалось, что её чувства ещё живы, но с каждым днём он всё больше и больше осознавал, что это превращается в его единственную, красивую и самую желанную мечту. На самом деле он сам убил её чувства, сам отрезал все пути к их воскрешению. Что ж…пока оставалась возможность попытаться сохранить любовь дочери, но насколько долго это сможет продлиться? Она ведь ещё столько всего не знает… А если бы узнала, не факт, что их отношения остались бы прежними, скорее даже наоборот. - Мы оба не можем больше так жить. Но не подаём на развод только потому что боимся за Эм. Я…ты знаешь… Ты права, мне стоит уйти сейчас. Только, пожалуйста, не говори Эмберлин, что произошло. Я сам найду возможность с ней встретиться перед отъездом в Хогвартс…и ты не сможешь мне этого запретить, - поколебавшись с полминуты Корр попытался снять с безымянного пальца левой руки своё кольцо, но ничего не вышло. С возрастом, за всё то время, что они прожили вместе, пальцы, должно быть, стали чуть крупнее и толще, отчего изящное золотое кольцо не хотело поддаваться. Бесспорно, снять его с помощью магии заняло бы не больше нескольких секунд, но сейчас Эд как никогда не хотел к ней прибегать. Так и оставив всё, как есть, Корр внезапно вновь приблизился к Корделии, и сжал её в своих объятиях, пытаясь вложить в них все те чувства, всю ту любовь, о которой он говорил, и которой она не верила. Он понимал, что, скорее всего она сразу попробует отстраниться, поэтому предусмотрительно не дал ей этого сделать. - Корди…я не знаю, когда вернусь и вернусь ли вообще… - сдавленным голосом прошептал он, сам не понимая, что именно хочет сказать. Ослабив свои объятия, он отступил на шаг к двери, последний раз пытаясь заглянуть в её холодные изумрудные глаза, запомнить её, сохранить её такой, какая она сейчас, если другого случая на неё взглянуть больше не представится…
Огромная ванная комната, горячий пар поднимается к потолку, едва слышно шумит в кране вода. С недавних пор, это место стало самым теплым и уютным в доме для Корделии. Вот уже несколько месяцев огромное поместье Корр пустовало, и только его хозяйка изредка прохаживалась по всем комнатам, начиная с первого этажа и горестно вздыхала, не находя в них никого, кроме редких слуг, что поддерживали порядок. Иногда правда приезжал свекор, скрашивая одиночество миссис Корр своими всегда занимательными и интересными историями, сочувственной улыбкой и бокалом хорошего вина. Видя, что женщине с каждым днем становится все хуже на душе, он порой оставался на ночь, оберегая её сон, словно отец. Впрочем, наверное, он и был для Корделии сейчас единственно близким человеком в этом мире. На поддержку матери – безразличной к чужим несчастьям Фрейи Фрост надеяться не приходилось, она была слишком эгоистична для этого. И к тому же, Фрейя слишком любила своего зятя, и была полностью на его стороне. Корделия даже не пыталась обратиться к ней за советом, зная, что её ждут лишь очередные упреки, а женщина была не готова вступать в новый спор. Больше всего на свете Корр хотела в эти дни увидеть свою дочь, но она даже не решалась написать ей, потому что знала, как Эмберлин обижена на неё, а может и зла. Когда Корделия устраивала эту её помолвку с Александром Кроули, она искренне верила в то, что делает это только ради блага своей дочери, потому что прекрасно знала, каково это – выходить замуж по любви. Муж. Она не видела Эддисона уже два месяца, и он даже не потрудился прислать ей весточку о том, где он находится. Как бы Корделия не была зла на него, разочарована и раздавлена, ощущение того, что он сейчас неизвестно где, и возможно, в опасности, не давало ей покоя. Она все же любила его, любила, наверное, в тысячу раз сильнее, чем раньше, и этот эгоизм Эддисона просто убивал женщину. Мысль о том, что он действительно может думать, что ей безразлична его судьба, была невыносима. Они слишком хорошо знали друг друга, и уж он, как никто другой, должен был верить в то, что чтобы ни случилось, она все равно останется рядом. Наверное. Рыжеволосая колдунья вышла из теплой воды, невольно поежилась и тут же обернула вокруг груди белое махровое полотенце. Проведя рукой по запотевшему зеркалу, Корделия взглянула на свое отражениее, и печальная улыбка тронула уголки её губ. Она все ещё была красива, молода и, казалось бы, вся жизнь впереди, но нет. В последнее время Корр все чаще думала о том, что для неё уже нет счастливого будущего, и оставалось лишь надеяться на то, что Эмберлин, её единственная надежда, не повторит ошибок своей матери. По крайней мере, Корделия каждый вечер, засыпая, вновь и вновь клялась себе в том, что сделает все ради того, чтобы защитить свою дочь, даже независимо оттого, будут ли нужны Лин её жертвы. В конце концов, она мать, и как Корди до недавнего времени считала, мать хорошая. Впрочем, как месяца два назад упомянула Фрейя в их разговоре, она все больше становилась похожей на неё в этот возрасте. И не только внешне. Это пугало Корр, и с каждым разом, она все боязливее смотрела на себя в зеркало, словно боясь увидеть в нем отражение собственной матери. Повесив полотенце на резной деревянный крючок, она взяла с другого такого же теплый и мягкий халат, аккуратно завязала пояс и скрестила руки на груди, чтобы стало ещё теплее. Сейчас больше всего хотелось спуститься в гостиную и обнаружить там, сидящих перед камином и ждущих только её одну Эддисона и Эмберлин, таких любимых и родных, а главное – счастливых. С недавних пор к каждой комнате в этом доме Корделия подходила с непонятной надеждой на то, что вот она откроет дверь и увидит кого-нибудь из своей семьи, живого и здорового, как будто бы ничего и не было. Но за тяжелыми дорогими дверями раз за разом никого не оказывалось и сейчас, вновь дергая ручку в спальню, Корделия уже никого не ждала. И как оказалось зря. Внутри помещения стоял человек. Смотря на себя в огромное настенное зеркало, он, нахмурившись, торопливо развязывал галстук. Ещё год назад, видя мужа в таком положении, Корделия испытывала непонятное умиление, нежно улыбалась и помогала Эддисону избавиться от ненужной вещицы, но сейчас её глаза расширились от удивления и она так и застыла в дверях, не в силах произнести хоть слово.
Отправлено: 21.04.08 17:00. Заголовок: Для Эддисона провест..
Для Эддисона провести два месяца вдали от дома, и не предупредить о своём местоположении ни жену, ни отца, это было вполне нормально. Эгоист – это тот, кто думает только о себе. А Корр не считал нужным думать о других, во всяком случае, часто думать. Ему казалось, что Корделия сама должна прекрасно понять, что после их последнего разговора, вряд ли в нём проснётся желание снова возвратится домой, и что напротив в нём возникнет другая потребность – побыть одному, вдали от всех. Поэтому, что тут вообще волноваться? Что до отца, то Гэрриет по скромному мнению его сына, давно должен был привыкнуть к его причудам, и также не волноваться по таким пустякам как отсутствие Эда в течение каких-то пары месяцев. И вот теперь, по прошествии какого-то времени мужчина стал себя чувствовать гораздо лучше, и во многом это была заслуга Вивьен. Она поддерживала его всегда, что бы он ни совершал, и уже только за это Эддисон очень высоко ценил, как её, так и Люциуса. Бесспорно, он уважал и своего отца, и жену, которую действительно любил, но их мнение всегда бы оставалось ниже мнения его друзей, которые, в какой-то степени приходились ему самыми близкими людьми на этом свете. Что касается Эмберлин… Да, по началу Эд очень сильно переживал из-за её замужества, из-за всей этой истории с Кохом. Но потом блондин просто-напросто осознал свою безысходность, и взвесив все «за» и «против», решил, что вся эта эпопея ещё закончилась малой кровью. Он не попал в Азкабан, Эмбер осталась с тем, кого любит, и кто любит её, разве это так плохо? Безусловно, ненависть к Коху за всё то, что он в последнее время сделал, никуда не делась, но она заметно поутихла. Что ни говори, а своя свобода была для Корра куда важнее многих вещей, и поэтому он был готов на многое закрыть глаза. Что там, он даже был готов фактически отказаться от своей дочери, что он, собственно, и сделал, только чтобы не попасть к дементорам. Ну, и к тому же, если молодые друг друга любят, то нет ничего плохого в том, что он совершил, пойдя на уговор Кеила. К тому же, Эм тоже отнюдь не являлась идеальной женой, и как говорится, благослови Бог того, кто её действительно полюбит и поклянётся быть с ней в горе и в радости, в богатстве и в бедности и так далее. А так как такой человек нашёлся, им и был Кох, то в какой-то мере Эддисон был спокоен. Парень любит его дочь и уж точно не причинит ей вреда, и это главное. Вернувшись из своеобразного отпуска, Корр, естественно, первым делом отправился домой. А куда ещё идти? Их с Корделией спальня пустовала, но по шуму воды в соседней комнате можно без труда догадаться, что любящая жена вознамерилась принять душ, и должна скоро вернуться. Не теряя времени даром, мужчина направился к зеркалу, принявшись неторопливо развязывать свой галстук. И как раз когда Корди показалась в спальне, Эд успел с ним справиться, и, расстегнув пару верхних пуговиц на своей рубашке, чтобы дышалось легче, с лёгкой улыбкой поприветствовал супругу: - Добрый вечер, любимая, - как ни в чём не бывало, беззаботно произнёс он, приблизившись к Корделии, и нежно коснувшись губами её лба. Что и говорить в пушистом махровом халате, с чуть растрёпанными, влажными после душа волосами, она выглядела неотразимо. Всё ещё не отходя от Корди, Эддисон нагловато окинул её оценивающим взглядом, на секунду задержавшись на изумрудных глазах, и в принципе, понятно какие мысли промелькнули в его светловолосой голове в эти мгновенья. Словно опомнившись, мужчина неопределённо пожал плечами, всё также спокойно, как будто действие происходило этак года два назад, когда в их семье ещё не было никаких разногласий, произнёс: - Корди, прости, сегодня я вынужден был задержаться. Выборы нового Министра, ты и сама знаешь, - посмотрев на наручные часы, стрелки которых застыли на половине одиннадцатого, объяснил Эд. – Завтра Корнуэлл будет принимать многочисленные поздравления, наверное, нам тоже можно порадоваться, всё-таки в какой-то мере он наш родственник, пусть и очень дальний, - ну, если учитывать, что Кеил был их зятем, а Калеб его крёстным, то в принципе, очень дальнее родство тут действительно можно было проследить. Только Корделия ещё всего не знала, и, скорее всего, могла не понять, о чём идёт речь, - За такое даже можно выпить, - всё также продолжая делать вид, что не было никаких ссор, и что это не он отсутствовал два месяца, говорил Эддисон, пока и не думая давать какие-то объяснения. Немного поразмыслив, мужчина направился к небольшому бару, взяв хрустальную рюмку и наполнив её дорогим коньяком. Впрочем, он знал, что Корделия даже в мирное время не любит сочетание «муж и спиртное», но опять же он как-то об этом предпочитал не думать.
Отправлено: 21.04.08 17:52. Заголовок: Это и, правда, был Э..
Это и, правда, был Эддисон. Свой, родной, любимый. Не иллюзия, не чья-то злая шутка. Все совсем, как два года назад, когда каждый вечер она поджидала его дома, редко расстроенная, порой рассерженная, но чаще всего счастливая. Вот только на этот раз ждать мужа пришлось немного дольше, всего – ничего, каких-то два месяца. Пустяк, не так ли? Два долгих месяца в пустом холодном доме, без капли тепла и сочувствия, наедине со своими кошмарными снами и роящимся клубком отвратительных мыслей в голове. Редкие приходы отца Эддисона не спасали, подруги и те, не могли заменить Корделии семьи, и она медленно погибала в бездушном особняке, не находя в нем того, кто мог бы её по-настоящему понять, утешить, и даже простить. За эти долгие дни наедине с собой Корди многое обдумала. С тревогой в сердце, смотря каждый раз на заходящее солнце и встречая тяжелую ночь, она раз за разом прокручивала их последний с Эддисоном разговор, искренне жалея о том, что у неё не было сил повернуть время вспять. Мысль о том, что муж может уже давным-давно лежать в сырой земле не давала ей покоя, а осознание того, что их, возможно, последняя встреча обернулась ссорой, было ещё невыносимее. Наверное, появись Эддисон с букетом её любимых лилий в руках, упади на колени и попроси прощения, она бы простила. И даже свыклась с той мыслью, что он пожиратель смерти, приняв судьбу своеобразной жены-декабриста. И сейчас, глядя на этого безразличного, казалось бы, абсолютно чуждого ей человека, она не узнавала в Корре своего мужа. Его как будто бы подменили, оставив взамен бездушного робота, который ведет себя так непринужденно и просто, будто бы это самый обычный будничный день. Все было настолько неожиданно и непонятно, что Корделия даже спустя несколько минут не нашлась, что сказать. Ошеломленно глядя на мужа, она даже не воспротивилась его приветственному поцелую, а его слова о выборе нового министра далеко не сразу долетели до сознания. В голове вновь образовался целый ворох непонятных мыслей и вопросов, и миссис Корр мигом почувствовала неприятное покалывание в висках. Как-то устало она прислонилась к стене, дотрагиваясь кончиками пальцев до холодной каменной кладки, и тяжело вздохнула. - Я не понимаю, о чем ты говоришь, - искренне, на выдохе и практически шепотом произнесла женщина. Ей было даже наплевать на то, что Эддисон налил себе рюмку коньяка, когда как случись это в более мирное время, она бы непременно закатила ему истерику. По правде сказать, она даже не была уверена, он ли это, настолько блондин казался чужим. Она смотрела на него, как на нежеланного гостя, с которым была едва знакома. И вся та теплота, и даже любовь, что зажглись в её глазах, когда она только-только вошла в комнату, словно испарились. Какие-то незначительные мгновения женщина, хмурясь, отчаянно пыталась взять себя в руки и хоть как-то вникнуть в происходящее, и с большим трудом, но ей это относительно удалось. Она скрестила руки на груди, чтобы он не заметил, как они дрожат, на мгновение перевела взгляд с мужа на окно, за которым уже стемнело, а потом вновь посмотрела на Эддисона, теперь уже в силах хоть что-то сказать. - Что ты делаешь? – тихо спросила она, и, поймав его отчего-то непонимающий взгляд, поспешила разъяснить, - я не про коньяк. Что ты делаешь в нашем доме, здесь, в это самое мгновение, и почему ведешь себя так, как будто бы ты действительно задержался на работе на полчаса? Вынуждена тебя разочаровать, но видимо твои часы безбожно отстают, и ты отсутствовал чуть дольше, - вновь тяжелый вздох, взгляд куда-то в сторону, пауза. – Не надо говорить со мной так, будто бы ничего не произошло. Я просто не буду слушать, - устало добавила она, делая несколько шагов к кровати и, мягко опускаясь на неё. Правильно говорят, что в ногах правды нет, потому как Корделия чувствовала, что если бы так и осталась стоять, то точно бы не сейчас, так через минуту без сил осела на пол.
ООС: Заранее прошу прощения за возможные речевые ошибки, проверить пост в ворде нормально не удалось, ибо он заглючил и я скорее скопировала всё уже сюда
Немудрено, что Корделия ничего не понимала из того, что говорил ей муж. А Эддисон, в свою очередь, ничего не хотел разъяснять, как это на него похоже. И в принципе, он бы и дальше продолжал строить из себя святую невинность, да вот только нервы уже были совсем не те, что в молодости. Шаг за шагом слова Корди поднимали в нём какое-то непонятное раздражение, и даже гнев, сдерживать который он отнюдь не собирался. Дослушав её до конца, он, наконец, ответил: - Что я делаю в нашем доме? – вопросительно изогнув бровь, спросил блондин. Он пытался, чтобы голос звучал как можно более бесцветно и буднично, но всё равно не смог до конца скрыть весь сарказм и издёвку на первый взгляд невинного вопроса. – Вообще, мне казалось, что я тут живу, и нет ничего странного, что человек возвращается с работы домой, неправда ли? Ах да, я задержался на сорок минут, не на полчаса, ты как всегда права, и мои часы отстают, - бросив короткий взгляд на свои наручные часы, пожал плечами Эд, опустошив до дна рюмку с коньяком. – Корделия, что ты вообще от меня хочешь? Не делать вид, что ничего не произошло? А что, лучше вот так, тебе так нравится наша нескончаемая ругань? Или может быть, тебе хочется, чтобы я ползал на коленях и умолял, чтобы ты простила меня и перестала строить из себя снежную королеву? Чего, чего ты ждёшь? – едва не сойдя на крик, сыпал упрёками Корр, небрежно поставив рюмку на поверхность небольшого столика, и, обойдя вокруг жену, встав напротив неё. Он и сам не знал, что хочет показать своим поведением, но одно понимал довольно отчётливо – жить по-прежнему просто нет сил. – Любая другая бросилась бы на шею своему мужу, которого не было два месяца дома, просто от осознания того, что он жив, что он вернулся. Или же наоборот, устроила бы бурную ссору с битьём посуды и криками за такое отсутствие. Что же ты? Да тебе плевать, есть я, нет. Ты…ты… - не хватало слов, банально не хватало слов, чтобы выразить все те чувства, все те переживания, которое довелось испытать мужчине за все эти прошедшие месяцы одному. – А ты строишь из себя железную леди, ни слезинки, ни эмоции. Или тебе просто нравится меня унижать? Если тебя интересует, где я действительно находился всё то время, то я был в Норвегии. Мне нужно было время, и нужен был мир, а наша жизнь с тобой похожа на кошмар… И не одной тебе тяжело, не надо строить из себя невинную жертву. Это я рисковал жизнью, не смея уйти от Тёмного Лорда, только чтобы сохранить вам с Эмберлин жизнь, - говоря всё это, блондин для наглядности загибал пальцы на правой руке, толком не смотря в сторону миссис Корр, будучи столько увлечённым излияниями своих бесконечных страданий. – Это не ты пошла на убийство, только чтобы сохранить жизнь близким. И это не ты живёшь с этим семнадцать лет. Ты только упрекаешь, кричишь, и ставишь ультиматумы: «Эддисон, если ты ещё раз туда пойдёшь, можешь больше не возвращаться…» «Эддисон, я не хочу больше видеть Люциуса в нашем доме…», - передразнивая женщину, не мог успокоиться Корр. Видимо, действительно лучше было обоим делать вид, что ничего не произошло, так бы всё обошлось, что называется, меньшей кровью. – И в итоге полтора года мы живём как чужие люди. Из-за твоего упрямства, из-за твоей гордыни… Что там, Фрейя, моя любимая тёща на твоём фоне просто сама душевность и понимание. А, ну и чтобы не было дальнейших вопросов…наша дочь вышла замуж… - на одном дыхании выпалил блондин, быстро добавив. – За Кеила Коха, вот уже два месяца… Начало учебного года, а именно неделю, или около того они ещё в Австрии провели, ну дескать свадебное путешествие, и я там тоже успел побывать. Кох предложил уговор, что если я не буду мешать их тихому счастью с Эм, то и Азкабан так и останется лишь призрачной перспективой для меня, не превратившись в реальность. И я согласился. В конце концов, никто не заставлял Лин выходить за него замуж, она сделала это по своей воле, и ни я, ни ты ей свой разум не вложим. А теперь можно кричать, бить меня палками и говорить, какой я плохой отец, что не уследил, и что это моя вина, что наша дочь выросла такой, - вообще у Эддисона была склонность винить всех и вся в том, что происходит, но только не себя. И вот в их сложной супружеской жизни он винил в основном только Корделию, даже не задумываясь о своём поведении, а сейчас будто бы и говорил, что это он не уследил за дочерью, и он фактически виновник её раннего брака, на самом деле таковым себя считал…ну, процентов на сорок, если не меньше. Скорее наоборот, Корр полагал, что это мать, то есть Корди, всё запрещала Эм, и вот результат.
Отправлено: 22.04.08 23:11. Заголовок: Она сидела на непоме..
Она сидела на непомерно огромной кровати, на которой вот уже два месяца коротала ночи в одиночестве, смотрел куда-то в пол совершенно отсутствующим взглядом, и, казалось, вовсе не слушала мужа. Растрепавшиеся, ещё чуть влажные волосы, закрывали её лицо, пальцы судорожно впивались в дорогущее покрывало, что она когда-то привезла из Италии, а плечи едва заметно подрагивали. Корделия не понимала, зачем он ей высказывает все это. Зачем? Впервые за все время супружеской жизни ей просто не хотелось ругаться, потому что ещё никогда, с самой первой их встречи, он ещё не причинял ей столько боли. Ещё в Хогвартсе, когда происходило столько всего страшного, ужасного и непонятного, когда она сносила все эти его издевки и язвительные комментарии, ей казалось, что хуже быть не может, ведь после замужества Корр не позволял себе чего-то подобного. Сейчас же женщина правда не понимала, что происходит. Какой-то абсолютно чужой человек, которого она не знала ни на грамм, высказывал ей претензии, обвиняя во всех смертных грехах, каждым своим словом убивая в ней то светлое чувство, что не переставало жить в её сердце на протяжении стольких лет. Она так его любила. Так любила. Может быть это не всегда было видно за всеми их ссорами, но все, что она не делала и не говорила – все было только ради блага их семьи. Корделия жизнь была готова отдать, лишь бы только знать, что Эддисон и Эмберлин счастливы, но ни муж, ни дочь не понимали её и не принимали такой, видя в Корди корень всех бед. И сейчас он впервые высказал ей все это прямо лицо, жестко, без прикрас и лирических отступлений, представив самым ужасным человеком на этой планете. И что она могла? Начать кричать на него и тоже обвинять? Зачем это теперь? Известия об Эмберлин словно вбили последний гвоздь в гроб Корделии Корр, и, казалось, ей просто нечего сказать. Наверное, стоило броситься на мужа с кулаками, а потом отправиться в Хогвартс, забрать оттуда дочь и навсегда запретить ей встречаться с Кохом, но чтобы это дало? Может быть, Эддисон был прав, когда говорил, что из-за всех её запретов Эм пошла на это. Может быть, Корделия и правда была виновата. Теперь она уже ни в чем не могла быть уверена. - Я и представить не могла, что мы дойдем до этого… - сдавленно прошептала женщина. Она закрыла лицо руками и помотала головой, словно бы не веря в то, что все это происходит наяву, но когда отняла ладони, все осталось на своих местах, и от этого было не убежать и не скрыться. Корделия так ждала мужа, и ради чего? Женщина почувствовала неприятный ком в горле и подступившие слезы, но она знала, что подобное не тронет её безразличного супруга, да и плакать напоказ Корди не любила. Впрочем, сдерживаться она так же не собиралась, и лишь повернула голову, дабы Эддисон не видел тех крохотных слезинок, что стекали по щекам, теряясь в копне огненно-рыжих волос. – Я понимаю тебя, Эддисон. Наверное, впервые за долгое время. Как понимаю и то, что мы ничего уже не сможем сделать. Для нас. Не знаю, что будет с Эмберлин, мне надо будет поговорить с ней, может быть, она и правда любит Кейла, и, поверь, я рада, что ты не угодил в Азкабан, но… Корделия замолчала, чувствуя, что просто не может упоковать свои сумбурные мысли в более или менее связное предложение, но и молчать она не могла. Глубоко вздохнула, резко поднялась с кровати и сделала шаг по направлению к мужу, посмотрела на него своими покрасневшими уставшими глазами и грустно улыбнулась, проведя кончиками пальцев по его щеке. - Наверное, мы где-то ошиблись… только вот знать бы где, - с горечью в голосе произнесла женщина, вздыхая. – И мне так… жаль. После всего, что ты сейчас сказал, мы просто не можем быть вместе. Ты даже не представляешь, как я устала, Эддисон. Все эти два месяца, я была здесь одна, вдрагивая при каждом шорохе, надеясь, что ты вернешься и спасешь меня от этого одиночества. И вот ты пришел, а я ещё никогда в жизни не чувствовала себя такой одинокой. Я знаю… ты не любишь меня, а я… я не могу бороться за это одна, раз ты даже не видишь и капли своей вины, - сквозь слезы произнесла женщина, судорожно вздыхая каждый раз, будто бы ей не хватало воздуха. – Прости, что я не такая сильная, но я не могу… мне нужен кто-то, кто защищал бы меня, на кого я могла бы положиться, а тебе твои пожиратели смерти и друзья в тысячу раз дороже, - она чувствовала, что голос вот-вот сорвется, и говорила уже буквально из последних сил. – Я люблю тебя, - искренне, на выдохе призналась женщина, посмотрев в глаза мужу. – Но этого недостаточно…
Отправлено: 27.04.08 21:25. Заголовок: Look at me, my depth..
Look at me, my depth perception must be off again Cause this hurts deeper than I thought it did It has not healed with time It just shot down my spine. you look so beautiful tonight Remind me how you laid us down And gently smiled before I destroyed our life
Каждый раз, когда Корделия говорила «мы ничего уже не можем сделать для нас», Эддисона так и подмывало сказать: «А кто, интересно, в этом виноват?». Хотя понятное дело, что когда семья приходит к своему кризису, то виноваты обе половины, и редко все ошибки совершает кто-то один. И уж тем более такой муж как Корр не мог быть непогрешимым. Быть может, измены на его совести пока и не было, но уж лучше бы была, чем те преступления, которые ему довелось в своей жизни совершить. - А, собственно, до чего мы дошли? Разве что-то изменилось с того момента, когда я ушёл? Или с того момента, как я снова вернулся к Пожирателям? Брось, всё оно давно так, и если ты осознала это только сейчас, это не значит, что всё эти полтора года между нами было что-то по-другому, - достаточно жёстко ответил мужчина. И внешне ничто не дрогнуло в нём. Ни голос, ни взгляд, ничто не изменило своему обладателю. Просто за всё это время Корр уже что только не делал, чтобы попытаться вернуть их жизнь в прежнее русло. Он и умолял, он и снова и снова признавался в своих чувствах – всё тщетно. Корделия то не верила, то просто пресекала эти разговоры, а рано или поздно любому надоест биться в каменную стену, где даже нет намёка на дверь. И вот теперь Эд действительно устал. После всего того, что произошло с их дочерью эти проблемы казались и вовсе обыденными, и почти не вызывали в Пожирателе ничего, кроме безразличия и желания всё это как-то скорее прекратить, снова получив взамен желанное спокойствие. С недавних пор блондин понял, что очень хочет жить один. Ему не хватало этого одиночества все последние месяцы. И уж лучше быть одному, чем каждый день пытаться сохранить рассудок в переплетениях своей же собственной семейной жизни, от которой осталось одно название. - Ты рада, что я не угодил в Азкабан? Надо же, это уже вселяет в меня надежду на светлое будущее. Что ж, я, пожалуй, даже могу сказать, что я счастлив, если ты рада, - криво усмехнувшись, несколько язвительно отозвался Корр, видимо на данный момент не разделяя каких-то терзаний своей жены. И потом, на вопрос в чём же они ошиблись, когда и где, Эду хотелось ответить довольно грубо и жестоко, но он не позволил этого себе. Просто кроме какой-то горечи никакого отклика по началу слова Корди в нём не нашли. Он не верил, что ей жаль, что ей, быть может, хотелось бы что-то вернуть. Если бы на самом деле это было бы так, то, что ей мешало всё то время быть рядом, поддерживать его, а не отворачиваться или прогонять. Эддисон слышал, как она плакала, но не мог заставить себя подойти и успокоить любимую женщину. С какой-то стороны её слёзы грели его душу, как бы странно это не звучало. В конце концов, они являлись некоторым показателем, что ей всё-таки пока не всё равно… Впрочем, мужчина сразу пресёк эти мысли на корню, решив, что Корделия уж скорее жалеет себя и свою несчастную судьбу, нежели его. - Тебе не нужно, чтобы кто-то спасал тебя от одиночества, Корди, - просто ответил он, мягко отнимая её ладонь от своего лица. – Если бы тебе это было действительно нужно… Ты бы не говорила мне каждый день о разводе, о том, что мы всё ещё вместе только из-за Эм, которой развод было бы тяжело перенести. А теперь у неё своя семья, и тебя больше ничего не удерживает от этой перспективы. Дом я оставлю тебе, обо мне не беспокойся, - довольно цинично говорил он, и нетрудно догадаться, что подобные слова на врядли могли унять слёзы миссис Корр. А Эддисон, в принципе, не мог долго смотреть на то, как женщины плачут, даже сейчас. – Ну, всё, хватит, хватит… - тихо произнёс он, привлекая женщину к своей груди, и легонько поглаживая ту по растрепавшимся огненно-рыжим волосам. Какое-то время он просто молчал, слушая её всхлипы, крепко обнимая, просто пытаясь её успокоить. – Нет, всё совсем не так. Напротив, я люблю тебя, и не надо говорить «я знаю», если ты в действительности не знаешь этого наверняка, - куда более спокойно, и даже с некоторыми нежными, бархатистыми нотками в голосе, произнёс блондин. – Я тебе говорил это сотни раз, а ты что отвечала? Ты никогда мне не верила, и у меня просто больше нет сил тебе что-то доказывать. Всегда настаёт такой момент, когда понимаешь, что это бесполезно. И ты…нет, Корди, ты не любишь меня, но всё равно спасибо за то, что ты сказала это. Я долго ждал этих слов в последнее время… Но ты не любишь, и не хочешь, чтобы я остался рядом, чтобы защитил тебя, тебе это не нужно. Ты всегда так часто говоришь мне, что хочешь, чтобы мы развелись, чтобы я ушёл… Но ты ни разу не попросила меня о, том, чтобы я остался. – Эд глубоко вздохнул, отстраняя Корделию от себя, легонько приподняв её заплаканное лицо за подбородок. – Больше не плачь, я того не стою, - добавил он, кончиками пальцев смахнув слезинки с её побледневших щёк.
I'm in your reach You held me in your hands But could you find it in your heart? To make this go away And let me rest in pieces
Отправлено: 27.04.08 23:19. Заголовок: Целая жизнь пролетел..
Целая жизнь пролетела перед глазами. Жизнь! Не больше и не меньше. И не говорите, что в сорок лет все только начинается. Не для всех. По крайней мере, ни для Корделии Фрост. Она всегда мечтала о семье. Настоящей, любящей, своей семье, которой ей было отказано в детстве. И у неё это было, хотя, наверное, женщина того не заслуживала. Пока Эддисона не было, она часто садилась в кресло перед камином, складывала вокруг себя стопками толстые альбомы в кожаном переплете, и один за другим просматривала в них фотографии. И с каждой из них на неё смотрели Эмберлин и Эддисон, она сама, и их близкие друзья. Вот маленькая Лин, по-детски пухленькая, с двумя пышными светлыми хвостиками, в умилительном голубом платьице задувает свечи на именинном торте. Ей сегодня ровно три года. Рядом Эддисон, статный, молодой и красивый, чуть поддерживает дочку, чтобы она не свалилась с небольшой табуреточки, на которую поднялась, чтобы достать до стола, и тут же Корделия шикает на всех вокруг, чтобы они не мешали её любимому ребенку загадывать заветное желание. Все улыбаются. Да, такой была семья Корров, и ничто не выдавало в них чистокровных слизеринцев, пожирателей смерти, безразличных и холодных людей. И Корди не раз спрашивала себя, что же случилось? Как она упустила тот момент, когда их маленький мир рухнул? Она проигрывала в голове одно событие за другим, и все чаще в своих мыслях, когда Эддисон присоединялся к пожирателям смерти, она вставала рядом с ним, забывая о той боли, что они причинили ей. - Да… какая уж тут любовь, если мы друг другу в ней признаемся, и друг другу не верим, - сквозь рыдания сдавленно прошептала Корделия, прижимаясь к мужу. Эддисон говорил, что ей никто не нужен? Не нужен защитник? Как же он ошибался, не в силах даже представить, как Корди было страшно все это время, как одиноко. Хотя убеждать мужа в чем-либо сейчас было уже поздно. Она сама признала это - он не поверит, а без доверия нет ничего. Эти безумные несчастливые годы выжали из неё все соки, и уже не было сил бороться за их семью, но отпустить было ещё сложнее, хотя, наверное, правильнее. Корделия чувствовала, что он уже не может находиться рядом с ней, что она, как жена и мать, совершенно не состоялась, а разве не в этом предназначение женщины? Фактически получалось, что Корди ничего не добилась в этой жизни, оставшись в итоге пустым местом. У Эда была хотя бы какая-то цель, пусть и не самая праведная, у Лин – уже в таком возрасте своя семья, а у неё? - Это будет неправильно. Дом принадлежит тебе, да и Эмберлин, скорее предпочтет остаться с тобой, чем со мной. Уверена, она тоже меня ненавидит. К тому же я не могу оставаться в этом доме одна. Это убивает меня, - горько произнесла Корделия, все ещё не переставая вздрагивать. Она на секунду прикрыла глаза, когда он коснулся её щеки, вспоминая то своё ощущение, когда он давным-давно коснулся так её впервые. Жаль, что у них не было маховика времени. Тогда бы все могло сложиться по-другому. – Я уйду завтра утром, Эддисон. Обещаю. Ты, наконец-то будешь свободен и я больше не буду тебе мешать, упрекать тебя, кричать… - грустно улыбнувшись произнесла женщина. – Но… сегодня… ты сказал, что я ни разу не просила тебя остаться. Так вот сейчас, в эту самую секунду… Я прошу, - практически шепотом произнесла женщина, обвивая шею мужчины руками. – На одно мгновение забудь о том, что было и что будет. Посмотри на меня, как тогда, в день нашей свадьбы, в мой самый счастливый день, и останься со мной. Сегодня ночью, – она ласково провела по его светлым волосам, чуть взъерошивая их, прекрасно помня, как он любит, когда его поглаживаю по голове. – В последний раз, - уже практически не слышно добавила она, подтянувшись и коснувшись губ мужа впервые за столь долгое время, нежно, осторожно, крадя этот поцелуй у самого времени.
Отправлено: 29.04.08 23:10. Заголовок: - Дом вообще принадл..
- Дом вообще принадлежит отцу, начнём с малого, - мудро заметил Эддисон. – Но он бы не был против, если бы я ушёл, а ты бы осталась здесь жить, он вообще к тебе очень хорошо относится. Помню раньше он вообще всегда жил с нами, а потом все эти дела, работа заставили его больше времени проводить в Лондоне, - мужчина как бы между прочим пожал плечами, хотя на самом деле всё это время, ещё до его длительного отсутствия, ему, правда, очень не хватало рядом папы. Когда здесь была Эм, был Гэрриет, а они с Корделией ругались реже, чем десять раз на дню, Корры собою со стороны напоминали вполне нормальную, практически образцовую семью. А потом Гэрриету просто стало тяжело на всё это смотреть, в конце концов, далеко не молодой человек заслуживал покоя, а здесь он его найти не мог, и потому выбирал чаще оставаться в небольшом особняке в Лондоне. Эм… Она вообще вряд ли когда-либо теперь вернётся в этот дом. – А Эм… Она не ненавидит тебя, не говори так. Дети всегда препираются с родителями, если те им что-то запрещают. Она на первый взгляд более благосклонна ко мне, только потому что мне не хватало силы воли ей что-либо запретить. А потом, когда я попытался ей это сделать, объектом запрета оказался её муж, так что после всего произошедшего…думаю, на моём фоне, отношение Лин к тебе теперь намного лучше. Так что вряд ли она захочет жить со мной, тут, да и Кеил не захочет. У нас с ним, знаешь…далеко не самые лучшие отношения, - Эддисон глубоко вздохнул, пока предпочитая не уточнять, в чём же заключаются их не самые лучшие отношения. Такое происходит часто, тесть на дух не переносит зятя, ревнуя его к своей замечательной дочери. Тут ситуация в целом была куда хуже, раз в ход пошли такие заклинания как «Авада Кедавра», не больше не меньше. Но Коху очень повезло, куда больше, чем его отцу. А потом, честно говоря, Корр не ожидал, что Корди попросит его остаться рядом. Но что такое остаться рядом на одну ночь? Эддисон прекрасно понимал, что если проведёт с женой эту ночь, если снова возникнет чарующая иллюзия того, что всё может быть, как раньше, он никуда не уйдёт, да и её вряд ли сможет отпустить. - Корди, но ведь… Это почти одно и то же, ушёл бы я утром, а теперь уходишь ты. Тебе не кажется, что в этой ситуации мы меняем… - но он не успел договорить, как совсем неожиданно колдунья поцеловала его. Вернее, сначала обняла, а потом нежно коснулась губами его губ. На первый взгляд – а что такого? Совершенно естественное поведение любящей жены, но для Эда подобное давно стало чем-то заоблачным. Вот уже полтора года они так жили, без каких-либо близких отношениях, Корделия просто запрещала к себе прикасаться… И сейчас блондин не мог поверить в происходящее. Конечно, он ответил на поцелуй. Робко, неуверенно. Такое поведение никогда не было свойственно бывшему слизеринцу, но что можно от него требовать? Когда ребёнку говорят «не трогай это», и за любую попытку бьют по рукам, он, в конце концов, привыкает, и впредь даже не пытается. А тут это «что-то» само шло в руки к этому «ребёнку», и, по обыкновению тот просто-напросто растерялся. - Ещё полтора года, и такими темпами…я разучусь, как это вообще делается… - несколько смущенно улыбнувшись, прошептал блондин. – Наша свадьба… Это было так давно, и мы были так счастливы, что мне уже трудно вспомнить, как я смотрел на тебя. Впрочем, возможно, это был…хм, раздевающий взгляд? – нахально усмехнувшись, с деланным выражением глубочайшей задумчивости на лице, как бы между прочим поинтересовался Корр. – Нет, я серьёзно, помню, все говорили, какое у тебя красивое платье, а я только думал, как я потом буду расшнуровывать твой корсет во время первой брачной ночи… И сколько времени это примерно займёт, и хватит ли мне терпения. Помню, Малфой предложил заклинание какое-то, но я сказал, что тогда процесс потеряет свою изюминку, - конечно, всё это может, и было правдой, может, действительно именно об этом Эд отчасти и думал во время всей торжественной церемонии, но всё это несерьёзно. А о серьёзном после всех предыдущих речей говорить становилось довольно сложно… Эддисон просто боялся ненароком испортить момент, только поверив в то, что чудеса в нашей жизни иногда всё-таки бывают… - Я помню, мы же ещё опоздали… И к алтарю мы практически бежали, а Малфой нервно смотрел на часы. Но ты была такой…ты просто светилась, Корди, - и вот, наверное, в этот момент, окунувшись с головой в забытые воспоминания, Эд смотрел на свою жену как в тот день. Забыв о том, сколько лет их разделяет… Забыв о том, что было, и что их ждёт впереди. Ласковое прикосновение Корделии к его волосам словно вернуло блондина обратно, в, как принято называть «суровое настоящее», которое, впрочем, в ближайшее время вроде обещало быть не таким и суровым. – А помнишь, какие безумства мы в школе творили? Мне кажется, на такие подвиги как Ванная Старост, я уже даже и не способен в свои годы… - тут и гадать нечего, бесспорно Эд прибеднялся, и прибеднялся намеренно. На его губах заиграла лёгкая улыбка, и он снова мягко коснулся подбородка волшебницы, чуть приподнимая её лицо, и другой рукой осторожно отбросив назад волну огненно-рыжих волос. Запечатлев лёгкий поцелуй на нежной коже шеи своей супруги, Эддисон в нерешительности отстранился, чуть неловко приобняв Корделию за талию. Он ещё не верил до конца, что она действительно хочет, чтобы сегодня ночью он остался рядом, и потому не позволял себе пока полной свободы действий. Как и всегда, в такие минуты Эду проще было много говорить, чтобы за этим скрывать неуверенность, волнение и трепет.
Отправлено: 01.05.08 18:48. Заголовок: Всего одна ночь. Раз..
Всего одна ночь. Разве это много? Оглядываясь на все то время, что они не прикасались к другу, только и делая, что бесконечно споря и ругаясь, одна ночь казалась сущей крупицей в песках необратимого времени. Но с другой стороны, для людей, которые так много потеряли, позабыв о своих истинных чувствах, которые столько пережили, с трудом теперь вспоминая, что такое – прикосновение любимого человека, это и вправду могло показаться чем-то большим, значащим, может быть, началом новой жизни. В глубине души, Корделия, конечно, понимала, что за столь короткое время отношения не наладишь, и что, возможно, у них уже не осталось ни одного шанса восстановить их разрушенную семью, и эта близость причинит лишь ещё больше боли, но она не могла остановиться. Как когда-то раньше, много лет назад, желание стать с ним единой целым, только его Корди, с каждой секундой росло и возвышалось над всеми её предрассудками и не слишком радужными мыслями. - А я практически уже ничего и не помню… в смысле самой церемонии, - задумчиво улыбаясь, протянула женщина в ответ на слова мужа. – Только одно лишь ощущение, что я выхожу замуж за того, кого люблю больше всех на свете. Ведь тогда ещё не было Эмберлин, и вся моя любовь принадлежала только тебе, - практически прошептала Корделия. Ведь и правда, тот заветный момент, когда она сказала «согласна» уже давным-давно потерялся в её памяти, но те свои чувства она бы не забыла и под страхом смертельного заклятия. Только воспоминания о них грело её сердце, когда они с Эддисоном ругались, и когда ещё была жива надежда на то, что они ещё смогут все преодолеть. И сейчас, вспомнив обо всем этом вновь, слабый её отголосок, казалось бы, вновь зажегся в ней, но поверить в подобное чудо женщина не могла. Да и не хотела. Сейчас она лишь желала быть снова рядом с ним и жить только этим настоящим, не строя никаких иллюзий и не задумываясь о последствиях. - Не говори глупостей, Эддисон. Ты практически не изменился! – воскликнула женщина, когда речь зашла о ванной старост. То безумие, та страсть, что когда-то происходили между ними и правда теперь казались чем-то непонятным, как будто бы это были не с ними, но уж в чем – в чем, а в способностях своего мужа «в этом плане» Корделия никогда не сомневалась. В отличие от многих мужчин его возраста, Эд не обзавелся пивным животиком и язвой желудка, и по-прежнему выглядел необычайно привлекательно. – И, думаю, я смогу тебе это доказать, - лукаво улыбнувшись, добавила женщина, едва заметно вздрогнув, когда он поцеловал её в шею. Правда, дальше супруг продвигаться не стал, словно бы ещё не веря в то, что все это реально. Корделия хорошо его понимала – она и сама не была уверена в том, что все это происходит наяву. - Не бойся, Эддисон. Я не оттолкну тебя, не уйду. Сегодня я снова хочу быть твоей, - сильнее прижавшись к мужу, практически на самое ухо тихо произнесла женщина. Правда вопреки своим словам, она неожиданно высвободилась из объятий Эддисона, но отнюдь не затем, чтобы убежать. Её изящные руки скользнули на пояс махрового халата, в одночасье справившись с узелком. А уже в следующее мгновение мягкая ткань соскользнула с плеч, ставя крест на любых сомнениях мистера Корра о том, что Корделия может дать задний ход происходящему.
Отправлено: 16.05.08 00:06. Заголовок: Боялся ли Эддисон, ч..
Боялся ли Эддисон, что его оттолкнут? Нет, не боялся. Просто всё это было настолько непривычно, что заставляло беспрестанно удивляться происходящему у него перед глазами. Наверное, за последние пару месяцев Корр научился куда больше ценить жизнь, нежели раньше. После того, как он в последствие неудачной попытки убить своего зятя сам чуть не отдал Богу душу, он вдруг резко понял, насколько жизнь коротка и насколько она может быть…хрупкой? Да, скорее всего именно это слово сюда подходит больше всего. После такого перерыва в их отношениях с Корделией, каждое мгновенье, проведённое рядом с женой, Эд начинал ценить на вес золота, тогда как раньше, все те семнадцать лет их близости, их разговоры, их совместная жизнь были для него чем-то скорее обыденным, что с течением времени начинаешь ценить всё меньше и меньше. Нет, любовь никуда не прошла, но всем известно, что за столько лет она не может остаться прежней. Семейная жизнь, дети – всё это необратимо привносит в чувства изрядную долю привычки, и от этого никак не уйти. - Остаться с тобой…в самом прямом смысле этого слова? – хмыкнул Эддисон, как только белый махровый халат беззвучно соскользнул с плеч жены. – Ну что ж…раз ты сама вызвалась доказать мне, что я ни в чём не изменился, так что придётся принять предложение, - с напыщенной серьёзностью ответил мужчина, как будто оставался здесь, только потому что «приходится», и якобы сам он этого ничуть не хотел. Конечно, всё это было щедро приправлено долей неприкрытой иронии, потому что говорить такие глупости всерьёз, понятное дело, Корр бы никогда не стал. А так...быть покладистым и молчаливым он всё равно никогда не умел, такой уж нрав. И если раньше Пожиратель стал бы терять кучу времени на никому ненужные разговоры, то сейчас он этого делать не стал. Вернее, от привычки никуда не убежишь, говорят же, привычка – вторая натура, но кое какие уроки из личного опыта вынести можно. А именно, что женщины не любят болтунов, а любят мужчин активных, вот. Оценивающе посмотрев на Корделию, как в старые добрые времена, Эддисон хитро прищурился, вытянув руки вперёд, мягко коснувшись плеч жены. Пока он предпочёл действовать как можно более деликатно и нежно. Не разрывая зрительного контакта между ними, Корр сделал шаг навстречу, и чуть приобняв жену, коснулся её губ. Надо же с чего-то начинать… Честно говоря, несмотря на все его фривольные ироничные речи, чувствовал он себя куда менее уверенно, чем пытался это показать. Но как водится, после такого большого перерыва, понятное дело, что желание, так или иначе, взяло верх. Поцелуй из нежного превратился в куда более настойчивый и жаркий, а Эд и сам не заметил, как приблизился к кровати, увлекая за собой и Корди. Он целовал её губы, щёки, оставлял небрежную дорожку из поцелуев на нежной коже её шеи – и всё это было буквально пропитано страстью. И осознав это, Эддисон испугался, что причинит ей боль. В прямом смысле. Страсть хороша, когда её испытывают двое, а когда её испытывает только один, а второй ждёт нежности и ласки, она может вызвать лишь обратный эффект. Внезапно блондин отстранился, резко встав с кровати, и наспех сказав: - Я…я сейчас вернусь, - с этими словами Эддисон быстро удалился в ванную комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Открыв кран с холодной водой, мужчина наскоро умыл лицо, в надежде, что хотя бы это как-то приведёт его в чувство. Оперевшись руками о раковину, Корр исподлобья взглянул на своё отражение в большом овальном зеркале. – Что с тобой снова не так? – тихо спросил он, обращаясь к зеркальному двойнику. – Боишься причинить ей боль? – Эд с горечью вспомнил, как тогда в порыве ударил Эм, хотя желал ей только добра, как ему тогда казалось. И как ей больно было после того, как она узнала правду… Он постоянно причинял боль тем, кого любил. И меньше всего на свете он сейчас хотел сделать больно Корделии. Благо на маленьком столике стояла начатая бутылка бренди, и Корр, завидев её, не задумываясь, решил прибегнуть к помощи этого крепкого напитка. Как правило, алкоголь ведь помогает успокоиться, а ему в какой-то мере надо было себя унять. Конечно, напиваться он не собирался, а так, сделал лишь пару небольших глотков. В расстегнутой рубашке, с ещё чуть влажным лицом, он, наконец, снова возник на пороге спальни. Осторожно, словно крадучись, он приблизился к кровати, где его ждала Корделия, опустившись подле неё. Без всяких слов и лишних объяснений, он просто вернулся к тому, на чём они остановились. Но во всех поцелуях, во всех прикосновениях чувствовалось напряжение, даже пальцы Эддисона, казалось, чуть дрожали, когда он снова и снова касался Корделии. Он пытался сдерживать себя, но нечто внутри него – сами чувства и эмоции всё равно были сильнее. - Послушай, Корди…я…мне трудно сдерживать себя, и я боюсь причинить тебе боль… - охрипшим голосом произнёс он, снова чуть отстраняясь. Ему почему-то всё время казалось, что Корделия хочет его видеть другим, ждёт от него чего-то другого, и потому риск совершить какую-то ошибку, где-то оступиться казался для Эда чем-то очень страшным. И возможно, ему требовалось, чтобы Корделия как-то убедила его в обратном, успокоила или ободрила, действием или словом, трудно сказать, что может вселить уверенность в такой ситуации.
- ходит где-то рядом - прячется под мантией невидимкой
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 0
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, "апарекиум!" откл, правка нет
- ходит где-то рядом
- прячется под мантией невидимкой