Отправлено: 10.11.08 21:38. Заголовок: Дом Люпинов Тинворт, Корнуэл

Дом Люпинов расположен в маггловской деревушке Тинворт, в окрестностях которой часто любят селиться волшебники. Раньше этот дом принадлежал родителям Римуса Люпина, еще до того, как его укусил Фенрир Сивый. Но после это события Люпинам пришлось уехать в глушь, а дом остался. До лета 1997г. он стоял заброшенный и никому не нужный, а после своей свадьбы в нем поселилась молодая чета Люпинов.
Это двухэтажный дом со светлыми, но очень не большими комнатами. На первом этаже - гостиная совмещенная с кабинетом, и кухня. На втором - две спальни. Обстановка скудная, дом не ухожен, и кажется заброшенным. Очевидно, что Тонкс и Римус не часто проводят здесь свое время. Главное украшение гостиной - большой камин.
Дом укрыт чарами Фиделиус. Хранитель Тайны - Римус Люпин.

 Отправлено: 11.11.08 15:48. Заголовок: "В Мунго?" -..

"В Мунго?" - спросила Тонкс, но Римус уже знал, что отправятся они вовсе не туда. Он просто устал держать лицо и претворяться, что все в порядке. А в Мунго снова бы пришлось играть, чтобы утешить раненых и говорить, что все наладиться с уверенностью, действительно верить в это. И он действительно сделает это, пойдет и сделает, но не сейчас, чуть позже. Когда будут силы для этого, а пока брать их было неоткуда. Разговор с Финниган вымотал Римуса сильнее, чем схватка с Пожирателями.
И вот они были здесь. В деревне, которая стала им с Дорой домом. Министерство осталось позади, как одно из многих испытаний на прочность. Небо над деревней было затянуто непроглядной серой дымкой, свинцовой и мрачной. Точно так же мрачно было на душе у Люпина. Воздух полнился густым горьковато-соленым духом, и Рем знал, что стоит прислушаться и услышишь рев морских волн, бьющихся о скалы. Море было совсем близко. Оно было одним из немногих воспоминаний, которых остались у него из детства...
- Мне нужна передышка, прежде чем двигаться дальше...Знаешь? - руки Люпина все еще лежали на плечах Доры, и он ощущал ее тепло через одежду. Единственное тепло, которое у него осталось в этом холодном воздухе. Он не стал больше ничего говорить, зная, что Тонкс его поймет. Или хотя бы попытается понять. Он сжал ее руку в своей, словно они их и не разнимали, невесело улыбнулся и стряхнул с ее коротких волос липкие снежинки. Потянул за собой. Дом, скрытый ото всех, кроме них двоих, встретил Люпинов холодным промерзлым и угрюмым видом. Словно у дома была душа, словно у него могло быть собственное настроение. И сейчас он был явно обижен на то, что хозяева так мало уделяют ему времени.
- Дора, ты не возвращалась домой все эти дни? - хмурясь, спросил Рем, хотя ответ уже знал. Что? Отчитывать ее теперь, после того, через что она прошла? Нет, Люпин не хотел причинять ей больше боли. Подумалось, что не мешало бы переодеться, но сил ни на что не оставалось. Выпустив ладонь жены, оборотень упал на одинокий диван в гостиной и закрыл глаза. Чуть-чуть, совсем чуть-чуть посидеть... - Не могу поверить, что мы вырвались от нее живыми, - Люпин кривовато улыбнулся, не открывая глаз, - Если бы она нас не отпустила, то я всерьез забеспокоился бы, что на ней Империус. Или я просто забыл, и Фиона всегда была такой... - мужчина открыл глаза, в которых отразилось сочувствие и боль, посмотрел на Тонкс, - Мне жаль, что так получилось. Но я уверен, чтобы сможешь вернуться на работу. Кингсли не даст сидеть без дела такому хорошему аврору, как ты, родная.
Люпин подтянулся, поудобнее устраиваясь на продавленных подушках дивана, и тяжело вздохнул. Голова откинулась на спинку, давая возможность изучить потолок во всех деталях. Кингсли...Молли...Как они там? Рема снова замутило только от одной мысли о них. И оборотень снова ощутил груз вины на своих плечах. И после этого он просто здесь сидит и бездействует?! Мужчина вздрогнул всем телом.
- Тонкс, - позвал он, спустя несколько минут, доставая свою волшебную палочку, - Иди сюда, я посмотрю твои раны. И...Расскажи как это произошло. Я хочу знать.

 Отправлено: 11.11.08 22:16. Заголовок: Дом. Ну, конечно, эт..

Дом. Ну, конечно, это же Люпин. Чего ты ожидала? А знаешь, он прав. Ты так хотела оказаться именно здесь, но остатки здравого смысла подсказывали тебе, что сначала ты должна позаботиться о его ранах и навестить тех, кому, должно быть, ещё хуже.
А дома было тихо, темно и холодно. Будто здесь никто не появлялся так давно, что уже и не было надежды на то, что когда-нибудь вновь появится. Он спрашивает, была ли ты дома. Ты только отрицательно качаешь головой, пытаясь вспомнить, когда в самом деле была тут. Когда в последний раз спала, ела или возвращалась домой по вечерам. Если бы не зелья, на которых ты держалась все эти дни, то ты свалилась бы от усталости ещё несколько суток назад. Тебе так сложно вообще – говорить, но ты не можешь понять – почему.
- Фиона всегда была такой… - Будто эхом отозвалась Тонкс, проходя вслед за мужем в полумрак гостиной. Несмотря на то, что до вечера было далеко – здесь действительно царил полумрак. Задёрнутые шторы, давно погашенный камин и свечи – которые много дней уже никто не зажигал. Она бы, наверное, сказала сейчас ещё что-нибудь об Арорате, но так и не смогла найти на это сил.
Римус, любимый мой. Мне так жаль – так жаль, что я притащила тебя в это проклятое Министерство. Ты простишь меня, Рем? Потому что мне самой не простить себя – никогда.
Дора сбросила с плеч прямо на пол пыльную чёрную мантию, послужившую ей частью маскировки под Беллу Лестрейндж, и торопливо направилась к одному из шкафов.
- Рассказать? – Голос дрожит и снова срывается на шепот.
Тонкс кивнула, вытаскивая из шкафа бутылку огненного виски и, не оборачиваясь, продолжила свои поиски. Первый найденный ею бокал выскользнул из дрожащих рук и разлетелся вдребезги по всем законам жанра. Какая по счёту разбитая вещь за сегодня? Но она была слишком вымотана, чтобы ещё и реагировать на такие пустяки и внешние раздражители вроде звона стекла.
- Я не узнала его, представляешь? Я как всегда опоздала на собрание и не узнала эту тварь – Рудольфуса Лестрейнджа под обороткой. Никогда в жизни себе не прощу. И этого тоже.
Она всё ещё не оборачивается, не смотрит на Рема. Только кусает губы, доставая, наконец, пару целых и невредимых бокалов из шкафа. Почему вспоминать это ещё больнее, почему, чёрт, так больно – переживать ещё раз?
- Он снял все защитные чары с дома. А потом, когда никто и ничего не подозревал, он просто достал палочку и…
Тонкс замолчала, снова прикусив губу. Тихо-тихо. Только не сейчас. Присесть на диван рядом с мужем, передать ему бокалы, налить виски. Что? Не думай, наливай больше. Оставь в покое бутылку. А теперь возьми один бокал в руки и скажи это. Да не урони, растяпа! Да что же руки-то так дрожат!
- И убил Грозного Глаза.
А теперь пей. Да, теперь можно. Виски обжигает горло, но ты откидываешь на спинку дивана и продолжаешь после минутной паузы.
- А потом появились они все. Много-много Пожирателей Смерти. Я не знаю, сколько. Сначала я вообще не видела никого, кроме Беллатрикс. Я ненавижу её, Римус. Как же я её ненавижу… М? Что?
Ведь он просил показать тебя раны. Ты только отмахиваешься, ничего же серьёзного.
- Пустяки. Ты бы лучше о себе позаботился. Разве что… знаешь, палочку держать не слишком удобно.
Тонкс пытается шутить, раскрывая ладонь на правой руке. Всё предплечье покрывают глубокие порезы и шрамы – следы от отрикошетившего проклятия кого-то из Пожирателей Смерти. И ещё более глубокий шрам, рассекающий всю ладонь – от запястья до кончиков пальцев. Она бы даже не вспомнила сейчас, в какой момент сражения в Троянском Монастыре он ей достался. Только до шрамов ли теперь? Тело в синяках и ссадинах, царапины… что это такое по сравнению с ожогами Кингсли? Дора снова качает головой и продолжает.
- Она как обычно хотела убить меня. А убила – опять не того. В прошлый раз – Сириуса. В этот раз – Артура. А ведь должна была умереть я! Я, а не они! Или заставить её замолчать – раз и навсегда. А я опять… Я снова – не смогла…
Тонкс, прекращай это. Прекращай немедленно. Не вздумай сейчас начинать это всё. Пьяные слёзы, никому не нужные истерики и… и… Рем, куда я дела эту бутылку, а? Действительно – хотя бы так. Лучше налей ещё. Бестолочь, в бокал налей, а не себе на колени. И выпей сейчас же. Угу, теперь можешь продолжать.
- Надеюсь, что хотя бы этот мерзавец Рудольфус больше никогда не встал на ноги после того, что я ним сделала. Это ведь именно он убил Элфиаса… Элфиаса Дожа.
Правильно – о подробностях лучше умолчать. Никаких отрубленных голов – не хватало ещё обмороков. Тонкс, тебе не кажется, что беременность постепенно делает из тебя натуральную истеричку?
- Кингсли, Эмма – у них ожоги страшные… тоже его работа. Рем, это так страшно… Своими руками швырять заклинания в человека, у которого… твои глаза… твои руки…
Всё, Тонкс. Заткнись, пожалуйста. Да, можешь считать, что это твой пока ещё трезвый внутренний голос. Или можешь считать, что ты сошла с ума. Как хочешь. Только – замолчи. Правильно – закрыть лицо всё ещё дрожащими руками. Ему же теперь противно будет смотреть на тебя. Просто смотреть. На тебя – такую.

 Отправлено: 13.11.08 16:30. Заголовок: Одиночество Люпина н..

Одиночество Люпина на диване не было долгим, вскоре к нему присоединилась и Тонкс. В ее дрожащих руках были стаканы, менее везучие собратья которых разбитыми валялись на полу, и бутылка огневиски. Оборотень прислушался к своим ощущениям...Да, выпить сейчас было необходимостью, данью памяти старым друзьям, которых не вернуть. Какая устрашающая традиция...Облегчение...А облегчения не будет. Один только вид страданий жены заставил Рема раскаяться в том, что он попросил ее вернуться в тот кошмар. Ее горе было как соль на не закрывшиеся раны. Только упрочило его собственную боль. Быть виной всему этому. Но он не попросил ее замолчать, не прервал ни словом, ни жестом, как губка впитывая крупицы истины, от которой внутри все переворачивалось. Первый шок уже прошел, но упорядоченность не делала принятие ничтожности жизни более легким. Как просто было забрать жизнь в их жестоком мире, не ведающем сострадания. Для этого не требовалось иного оружия, кроме как своего звериного желания. Война руками Пожирателей одного за другим забирала лучших из них.
Надломленный голос Тонкс был то тих, то переполнен не сдерживаемыми эмоциями. Она и сама была надломлена, от нее отняли часть ее жизни, вырвали с корнем, оставив ее истекать кровью. И мучиться от бессилия поправить случившееся. Римус ощущал тоже самое. Они были вместе в этом переживании, но как всегда бывает при встрече со смертью - через нее ты проходишь в полном сводящем с ума одиночестве. Короткие, отрывочные, но такие емкие и яркие фразы жены помогли Люпину понять, что же все-таки произошло 3 дня назад. Он видел это так, как если бы сам был там и видел все собственными глазами. Это все было так...глупо, бессмысленно. Их сделали как беспечных детей. Поломанные ногти мужчины скрипнули по стеклу стакана, так сильно он его стиснул в руке. Залпом опрокинул в себя свою щедрую порцию виски, обжигающим потоком обдавшую язык, глотку и вырастившую горячий цветок жара в желудке. С непонятно откуда взявшимися силами и отчаянием Люпин вскочил на ноги, смаргивая выступившие из-за огневиски слезинки. Что-то делать...Хотя бы что-то делать...Сам не зная зачем, он опустился на одно колено перед камином, поворошил старые не прогоревшие поленья, добавил несколько новых...Такие привычные действия, такие домашние и уютные. Они помогли ему успокоиться и взять себя в руки. И дальше он просто смотрел, как медленно разгорается ленивый, но прожорливый огонек. Люпин глубоко вздохнул, не отрывая взгляда от потрескивающего огня.
- Я ведь чувствовал... - помолчав, сказал он, обращаясь к оранжевому пламени, - Ничего не знал, но чувствовал там...в Болгарии. Что что-то не так, что что-то произойдет или происходит, непоправимое. И я ничего не мог сделать, ничего. Они забрали мою палочку и я был хуже младенца, - оборотень сокрушенно покачал головой, - Я не мог связаться с Орденом, не мог дать тебе весточку о себе...До того Патронуса, на которого ушли все мои силы... Они ведь ни о чем меня даже не спрашивали. Просто били, измывались, как они это любят. Но от меня кроме моего волоса им не было нужно абсолютно ничего. Значит, у них уже был план, и они знали все, что им было нужно... - Люпин повернулся и встретился взглядом с Дорой, которая приканчивала уже не первый свой стакан виски, - Но откуда? Нахождение мест собраний становится известным только перед самим собранием, и только среди своих. А тот дом даже не был временным штабом, - договаривать очевидное Римус не стал. Скорбь, горе, боль - да, это все было с ними, но были вещи куда как более важные. Он поднялся с пола и снова присел на диван, осматривая раны Тонкс. Тут были сегодняшние, доставшиеся ей в монастыре, и более давние, едва залеченные. Ах, Дора-Дора...Совсем о себе не заботится...
- Сначала ты, то зелье, что ты мне дала хорошо помогло, и сейчас почти не чувствую боли....Мерлин... - выдохнул Рем и сжал зубы, злясь на самого себя. Его волшебная палочка скользнула по руке Тонкс, убирая засохшую кровь и очищая раны и кожу, - И таков конец Ордена? Словно после смерти Дамблдора мы утратили остатки разума. И любое понятие о безопасности вместе с ним. А ведь так просто было бы предотвратить это. Лестрендж никогда не смог бы подтвердить мою личность... Нет, этого больше не должно повториться.
Медицинские заклинания сами собой шли на язык. Конечно, целители Мунго справились бы с задачей лучше, но Люпин тоже не плохо разбирался в этом. Наверное, он мог бы даже работать в госпитале. Да где бы он только не мог работать, если бы оборотней брали на работу. Заклинания стянули более глубокие раны, убрали царапины и синяки, стерли боль...
- И не вини себя ни в чем, слышишь, Дора? - Люпин заставил жену посмотреть себе в глаза, отвел ее руки от ее лица, - Ты ни в чем не виновата. Ты сделала самое лучшее, что могла сделать. Ты выжила. И не оставила меня одного...- он долго серьезно посмотрел в ее родные глаза и нежно поцеловал в пряные от виски губы, пытаясь вложить в этот поцелуй свою силу и уверенность, которой Доре сейчас не хватало. Утешить ее и согреть. Он обнял ее за плечи, привлек к себе как можно ближе, чтобы слышать стук ее сердца рядом со своим.
- Да, это было страшно... Я знаю. Страшнее этого ничего быть не может. Но теперь мы должны решить, что делать дальше, - Люпин осторожно отстранился, - Скоро мне придеться вернуться в Хогвартс, я все-таки там еще работаю. Хотя я не знаю, как смогу это сделать после всего...Но дети-то ни в чем не виноваты...И я хочу, чтобы ты была со мной...А пока...Пока наша помощь может понадобиться тем, кому повезло не так, как нам...Кингсли, Эмма, Невилл и Лаванда...Надо навестить их в Мунго. И Молли...Конечно, Молли, мы ведь теперь в неоплатном долгу перед ее семьей. А что делать с Орденом...Как жаль, что у меня нет ответов на все вопросы...

 Отправлено: 22.11.08 03:13. Заголовок: Пара слов - капельк..

Пара слов - капелька нежности
Я тебя, я тебя…
Одного - до бесконечности,
Как огня, как огня… © Юта

Знаете, как бывает? Когда жизнь, одно за другим отбирает самое дорогое, что у тебя есть тогда за то, последнее, оставшееся и самое важное – ты держишься так, как не смогла бы при любых других обстоятельствах. Раны на теле затягиваются, раны в сердце – остаются. А потом – нежно-горький вкус поцелуя на губах. Наверное, именно в этот самый момент что-то окончательно сломалось внутри. Рухнула та самая стена, возведённая тобою же, оградившая твои же эмоции от тебя самой – после пощёчины Фионы, остановившей подступающую истерику. Или это виски? Она снова ловит его взгляд – и больше не сдерживает себя. Прижаться к его груди, прекрасно понимая, что не заплакать – опять не получилось. Только теперь – совсем другие эмоции. Там, на холодном каменном полу галереи монастыря – только боль, горечь и безысходность, а здесь – дома, у огня, в объятиях любимого человека, просто рвались нервы-струны, натянутые до предела. Внутри что-то разлеталось на части и отпускало одним только чудом до сих пор сдерживаемое напряжение. Без него ты – уже и не ты вовсе, и потом совершенно отчётливо приходит осознание того, что второй раз ты этого можешь уже не пережить. Он много говорит об Ордене, о Хогвартсе, о Мунго. Тонкс молча слушает и тихо плачет, крепко сжимая в одной руке пустой бокал. Надо было высказать всё, вспоминая вновь, чтобы теперь не суметь произнести ни слова. Дора, ты знаешь, что алкоголь тебя отнюдь не красит?
- Обязательно. И я буду с тобой где угодно, хоть на краю света. Только сначала, Рем, пообещай мне…
Снова его глаза так близко, что невозможно отвести взгляда. И тепло не от огня в камине – от его глаз. Потому что он умеет согревать одним только взглядом. А она так благодарна ему – за залеченные раны, за тепло, за слова, за всё, так – что снова не может выразить это словами. Только касается ладонью его щеки – осторожно, нежно, почти отчаянно. Он так устал, так измучился.
- Пообещай мне, пожалуйста…
Тихий шепот, а ладони снова скользят по его плечам, по шее, по волосам. Она сама так истосковалась за эти дни по этим простым прикосновениям, что всё остальное сейчас просто перестаёт быть важным. Наклониться ещё ближе – её губы коснулись его щеки и медленно заскользили по лицу, по вискам. Пальцы снова запутались в его волосах, и она уже не вспомнит, когда успела уронить куда-то под ноги свой бокал.
- Что больше не исчезнешь – вот так. Что и ты больше не оставишь нас… одних, без тебя…
Слова вырвались сами, сорвались с губ, но ты уже и об этом тоже – не думаешь. Нас – меня и нашего малыша, Римус. Он ещё не родился, но он уже так любит тебя, слышишь? Ещё один поцелуй и запоздалая мысль о том, что он решит, будто ты говорила об Ордене. Сейчас так, наверное, тоже правильно.
- Потому что я сойду с ума, если снова потеряю тебя.
Ты говоришь, что ничего страшнее быть не может. Может, родной. Страшнее – это когда тебя нет рядом. И я не знаю – где ты, что с тобой. Жив ли ты. Ты так нужен мне, так нужен – нам – что я ничего не могу с собой поделать. Ты так близко сейчас, с тобой я – живу. Мне больно, я смертельно устала, я почти ни во что не верю, но я – живу. Моё сердце бьётся и я даже рада, что всё ещё могу чувствовать, пусть даже эту боль. А без тебя – меня нет. Просто нет. Твои губы горячие, чуткие, самые родные на свете снова – так близко. И взгляд такой уставший, но невероятно, пронзительно – тёплый. Твои руки такие ласковые и тоже – тёплые. С отчаянной, безудержной нежностью хочется просто сжать тебя в объятиях и не отпускать больше никогда.
- Я… я просто не хочу больше… Рем… без тебя… Не могу…
Дурочка, да прекрати ты эту свою истерику. Тебе что, пятнадцать лет? Откуда только взялось в тебе это детское отчаяние, этот безотчетный страх потерять. Не бойся потерять – не потеряешь, глупая. Но весь окружающий мир вдруг снова перестаёт существовать, в какие-то мгновения сжимаясь до размеров одной гостиной, закутавшейся в полумрак. До далёкого шелеста волн, до падающих снежинок за окном, до треска поленьев в камине. До опустевшей почти бутылки виски. До пронзительного взгляда серо-голубых глаз – напротив. Время будто остановилось – для них двоих.

 Отправлено: 23.11.08 23:36. Заголовок: Римус даже не замети..

Римус даже не заметил, как смог перешагнуть это, оставить позади. Просто задвинуть свое горе даже сейчас, в этот тихий момент междувременья, который он делил только с женой. Единственный, возможно, момент, когда он сможет выплеснуть свои чувства наружу, чтобы потом снова запереть душу на стальной замок, ожесточиться. Люпин уже смотрел вперед в будущее, что ожидало их, представляя сколько работы им предстоит, выстраивая в мыслях сложный и запутанный механизм последствий. Он уже искал выход и планировал действия, так ему было легче, но камень на сердце оставался монолитной тяжестью. Грозный Глаз и Артур ушли вслед за Дамблдором, и оборотень ощущал ответственность за тех, кто остался жив. Заботься о живых, а не о мертвых, - разве не так однажды сказал ему Грюм, когда после смерти Альбуса не прошло и нескольких дней? Он должен был позаботиться обо всех них, он должен был позаботиться о Доре. О ней в первую очередь, оградить ее от опасностей, уберечь. Разве не это и значило быть хорошим мужем? Дело, в котором он не сильно преуспел, как с грустью сознавался сам себе Люпин. Он не был идеальным мужем, он вообще был для Доры неподходящим мужчиной, как об этом можно было забыть. И неужели он хотя бы на секунду поверил в ту несбыточную мечту о возможности их счастливой жизни?
Оборотень оборвал свою речь на полуслове. Слишком рано он начал рассуждать об этом. Тонкс тихо плакала в его объятиях, задыхалась от эмоций и боли, и Рем, как мог, пытался ее утешить и поддержать. Он гладил ее по волосам, убаюкивал в кольце своих рук, давая то тепло и близость, в которых она сейчас так нуждалась. Римус отдал бы за нее жизнь, отдал бы не раздумывая. Но она хотела не этого…Она хотела просто обещания, просто слова, которое дало бы ей силу и надежду. И именно этого обещания Люпин не мог ей дать.
- Не говори так… - глухо шепнул Рем , тонкие черты его лица застыли на отметке мрачность. Он нашел и сжал в своих руках руки жены, поднес к губам и поцеловал ее холодные пальцы. В слабом свете камина на ее пальце сверкнуло обручальное кольцо – тонкая полоска золота. Он сам выбирал его, и это было настоящим мучением. Кольца? А почему бы и нет… - Позволь? – он взглянул на Дору и осторожно стянул с ее пальца колечко. Через мгновение на его узкой раскрытой ладони лежало два золотых кольца, одно поменьше, другое побольше. Их с Дорой обручальные кольца. Знак того, что их жизни неразрывно связаны. Люпин сосредоточился и дотронулся волшебной палочкой до каждого из них. Кольца окутывало красноватое свечение, но больше ничего не происходило, но все шло именно так, как он и ожидал. После этих манипуляций Римус вернул кольца на их законные места, дотронулся волшебной палочкой до своего кольца, и на нем расцвели маленькие рубиновые буквы "Я с тобой" . И спустя мгновение точно такие же буквы загорелись на кольце Тонкс. Слабая улыбка довольного работой оборотня утонула в щетине возле его рта.
- Давно нужно было придумать что-то такое…Так мы всегда сможем быть вместе, где бы не находились… - мужчина тяжело вздохнул, обнял Дору и зарылся лицом в ее волосы, зная, что она ждала от него совершенно другого. Он почувствовал себя больным и слабым, как это бывает перед полнолунием. Хотя до полной луны еще было далеко. Люпин был опустошен, совершенно опустошен, в нем не осталось ничего. Бесконечное утро выпило его до конца. И теперь она говорит, что не сможет жить без него. О, каким же он был дураком, что согласился, что поддался и потерял контроль. Разрешил молодой красивой женщине связать свою жизнь с жизнью проклятого оборотня. Собственными руками накинул петлю ей на шею. О, Мерлин, о чем он думал?! Ведь он боялся, что все так и будет, что она слишком привяжется к нему.
Дора, милая Дора, что же ты хочешь, чтобы я сказал? Был честным или просто сказал, что нужно сказать? Какой ужасный выбор…Потому что честность сейчас означает жестокость. Я так не хочу быть жестоким с тобой сейчас, не хочу развеивать твои грезы сейчас…Только не сейчас, когда на тебя столько свалилось. Ты боишься обернуться, потому что знаешь – за спиной бездна. И только ты не знаешь, что падаешь в нее с того дня, как сказала да…А ведь я в силах остановить твое падение.
Где-то глубоко-глубоко в душе Люпина появились и смешались страх и злость, перерастающая в гнев. Страх за нее, злость и гнев на самого себя и свои ошибки, необдуманные ребяческие решения.
- Дора, послушай меня… - голос оборотня стал суровее и в нем появились стальные нотки, так для него не свойственные, - Я не знаю, что будет завтра. Я не знаю сколько еще дней мне отмерено свыше. Но чтобы не случилось, ты должна жить дальше. Твоя жизнь будет продолжаться, солнце продолжит вставать каждое утро, и ты справишься. Ничего не измениться. Это я виноват во всем, я знаю, но я не хочу больше слышать ничего подобного от тебя. Ты юна, а от того глупа, но со временем ты поймешь, что я прав. Ты поймешь. Я - не тот человек, из-за которого должна заканчиваться твоя жизнь.

 Отправлено: 24.11.08 04:00. Заголовок: Делать надо то, чего..

Делать надо то, чего тебе хочется. Любовь или есть, или ее нет. А всякая там жалость, самопожертвование, этика и порядочность - это из другой сказки. Просто скажи сама себе - чего ты хочешь? И сделай это, не оглядываясь. ©

Он целует её тонкие пальцы, находит кольцо, что-то тихо шепчет совсем рядом. Обручальные кольца – символ союза двух любящих друг друга людей. Рем, ты помнишь, как счастлива была я, когда ты подарил мне его? Повсюду война, боль, страх – а я летала, будто на крыльях от одного только ощущения головокружительного иррационального, ни с чем не сравнимого счастья. Это кольцо было словно наградой после всего того, что мне пришлось пережить, страдая – без тебя. Кольцо, как символ любви. Твоей любви. Это было так просто, так правильно и по-настоящему, что мои глаза в буквальном смысле лучились теплым и ярким светом. Ты помнишь, как счастливо сам улыбался тогда?
Я с тобой. Такие простые, такие важные и нужные сейчас слова. Дора слабо улыбается сквозь слёзы, рассматривая светящиеся буквы. Замечательно придумано! Насколько проще было бы им обоим, будь у них эти кольца три дня назад. Сколько нервов можно было бы сберечь. Я с тобой. Рука сжимается в кулачок. Теперь маленькое золотое колечко стало для Тонкс в десятки, в сотни раз дороже, чем прежде. Это и есть твой ответ, Римус?
- Спасибо тебе… - тихо шепчет Дора, снова прижимаясь к груди мужа. Он не уйдёт, глупая. Он с тобой, видишь? Слышишь? Чувствуешь? Он обнимает тебя – твой родной оборотень, уткнувшийся лицом в твои волосы, переживающий это всё – рядом с тобой. Успокаивайся, слышишь?
А потом… а потом вдруг надломленный холодный голос. В первые мгновения ты не осознаёшь ещё, что голос принадлежит ему, потому что такого просто не может быть здесь и сейчас. Но это его голос – ты никогда не спутаешь его ни с чьим другим. Ты резко отстраняешься и ловишь его взгляд.
Римус Люпин, какой же ты идиот! Ну, не начинай же ты снова! ЗАЧЕМ? Когда мы столько пережили вместе, когда столько всего позади, когда всё давно уже сказано и доказано друг другу не раз.
Тонкс вдруг забывает, как дышать. Совсем. Потому что не ждёт ещё одного удара – сейчас. Ещё и с этой стороны. Она задыхается, не понимая, за что он с такой злостью выговаривает ей, что без него в её жизни ничего не изменится.
Ты считаешь меня глупой, Рем? Ты живёшь с глупой женщиной, чёртов любимый упрямый придурок. Ты живёшь с трусливой глупой слабой девчонкой, которую сегодня с вышеозначенной характеристикой выставили с работы за непрофессионализм и Мерлин знает, за что ещё. Ты женился на ненормальной психованной истеричке, которая по неосторожности бьёт посуду и спотыкается на каждом углу. Которая ждёт от тебя ребёнка. Которая не то, что жить – дышать без тебя, кажется, уже не может. Ну, какой же ты у меня всё-таки идиот. Да чего уж там? Мы оба идиоты. О трижды наимудрейшая великая Фиона Финниган, ты была права! Ты связалась с двумя влюбленными идиотами.
Рука сама собою находит бокал, вторая - недопитую бутылку виски. Дора выпивает очередную порцию в тишине, уже не соображая, для чего и зачем она это делает. Ч-ч-чёрт, как есть – ненормальная!
- Не хочешь слышать? Ничего не изменится? – Голос снова дрожит, солёные дорожки слёз продолжают, одна за другой сбегать по бледным щекам.
- Сколько ты ещё будешь решать за меня, Рем? Решать, что мне чувствовать, а что не чувствовать? Ты же знаешь, что ты не прав.
Внезапно снова стало так холодно, несмотря на количество выпитого, или пламя, горящее в камине.
- Неужели же ты и вправду ничего не видишь, не понимаешь и не чувствуешь? Я не верю. Я тоже не знаю, что будет завтра. Но мне глубоко, извини меня, плевать, что с нами будет завтра, если мне или тебе плохо – здесь и сейчас. Мы все живём для того, чтобы быть счастливыми именно здесь и сейчас. А последний час он, знаешь… обычно как-то не предупреждает.
Слегка покачнувшись встать с дивана, обогнуть столик, ничего не сшибив по дороге, тихо подойти к окну. Снегу вообще всё равно. Он всё падал и падал, застилая внутренний двор.
- Если завтра, или через месяц моя драгоценная тётушка Белла, наконец, не промажет, то солнце всё равно будет вставать каждое утро. И снег будет падать – вот как сейчас. Моя жизнь может закончиться как угодно. И когда угодно. Как и твоя. Мы оба знаем это. Но, как ты не понимаешь, что без тебя для меня закончится вообще всё? И кого из нас сделают счастливее сейчас твои упрямые рассуждения? Меня? – Дора усмехнулась, постукивая пальцами по холодному подоконнику. Снегу – действительно всё равно. – Или, может быть, тебя?
Нимфадора Люпин, ты пьяна. Так что лучше снова – помолчи. Ты вообще не думаешь. Это эмоции. Просто – эмоции. Ты просто любишь этого слепого идиота, который не видит дальше собственных дурацких морально-этических принципов.
- Я выслушала тебя. А теперь ты послушай… своё сердце.
Шёпот – совсем уже тихий. К вечеру, должно быть, будет метель…
Отыскать где-то в кармане волшебную палочку. Торопливо, осторожно прикоснуться к кольцу. Ты нужен мне. Три простых слова. Только ты. Слышишь?
Никто и никогда тебя не заменит. Я не смогу – без тебя. Скажи сам себе – чего тебе действительно хочется? А всё остальное – не важно.

 Отправлено: 26.11.08 20:35. Заголовок: И почему все их разг..

И почему все их разговоры заканчиваются именно так? Почему он не может хотя бы раз похоронить в себе эти мысли и промолчать, просто промолчать? Но кто из них являлся большим упрямцем – Люпин, который пытался объяснить ей то, что для него было очевидно, или Тонкс, которая ни в какую не желала его слушать. Сколько таких разговоров у них уже было – до свадьбы и после – а сколько будет еще…
Рем шумно вздохнул, с силой растирая пальцами бледную кожу лица и оставляя на ней розовые отметины. Спрятал на мгновение лицо в ладонях, чтобы потом снова взглянуть в ее глаза с выражением веры в свою правоту. С выражением боли и безысходности, беспомощности и просьбы – понять и простить. А в ответ увидеть в ее родных глазах, которые умели быть такими разными, но все равно всегда родными, отражение собственного упрямства. На душе и без того скребли кошки, а от того, что он причиняет своими словами боль любимой женщине, их когти становились еще острее и беспощаднее. Но как убедить ее в том, в чем убедить он ее никогда не мог? А что он вообще мог? Сказать десять слов в ответ на каждое ее слово, которые все равно ничего не изменит. Дора не думала сейчас, за нее говорило ее сердце. Любовь к нему, которая могла стоить ей жизни. Люпину почудилось как глубоко в его груди, в пустоте за солнечным сплетением, просыпается глухое звериное рычание. Дыхание оборотня опалило глотку, но не вырвалось наружу. Только почудилось, но испугало Римуса не меньше, чем если бы это случилось на самом деле. Руки предательски задрожали, и мужчина сцепил их в замок. Жена прикончила очередной стакан огневиски, и, покачнувшись , встала с дивана. Люпин хотел ее поддержать, но Тонкс даже не заметила этой его попытки. А вместе с ней ушло и тепло. Полупустая бутылка огневиски осталась валяться на диване. Слова Доры жгли, как искры от костра. Ведь правильно говорят, что по-настоящему страдать может заставить вовсе не враг, а только близкий человек. Римус уже открутил крышку, чтобы сделать себе новую порцию виски, но передумал. На сегодня алкоголя хватит, им обоим. Хорошенько закупорив бутылку, он встал с дивана и отнес ее на кухню. Несколько секунд в одиночестве, чтобы не видеть ее спины, не слышать ее упреков, которые были обоснованы. На кухне было заметно холоднее, и это немного освежило голову Люпина. Но что говорило ему его сердце? Что все это было для ее блага. Но только ли это?...Внезапно палец на левой руке обдало жаром, и мужчина поднес кольцо к глазам. Маленькие буквы, красные на золотом, собрались в слова. Ты нужен мне…А в конце они всегда оставались при собственном мнении. Когда оборотень вернулся в гостиную, жена все так же стояла у окна, наблюдая за белым вихрем начинающегося снегопада.
- Ты слишком много выпила…- тихо сказал Рем, он по-кошачьи мягко подошел к окну, впрочем не ставя цели скрывать свое присутствие. Встал рядом с Тонкс и приобнял ее одной рукой, ткнулся подбородком в ее плечо, коснувшись носом шеи. Как она могла подумать, что он ничего не чувствует? - Ты слишком многое сегодня перенесла. Тебе нужно отдохнуть…поспать, - Люпин поднял голову, переведя взгляд на бело-серое царство за окном.
- Понимаешь…Я прожил долгую жизнь, я видел многое. Я совершал ошибки, но всегда старался, чтобы другие из-за них не страдали. Я не мог допустить, чтобы кто-то пострадал из-за меня…моего проклятия, - оборотень горько усмехнулся, - И я придумал лучший способ для этого, как я считал…Я избрал одиночество своей судьбой. И теперь мне больно…очень больно осознавать, что из всех людей я не смог оградить от опасности, исходящей от меня, только самого близкого мне человека. Единственного человека, который смог мне подарить то, чего я никогда не знал, и даже не думал что такое возможно. И мне очень сложно смириться с тем, Дора, что я выбрал быть счастливым сегодня, вместо того, чтобы позаботиться о тебе и твоей жизни. Я поступил, как мне хотелось вместо того, чтобы поступить как было нужно. А теперь… -Люпин отвел взгляд от окна и посмотрел на профиль Тонкс, - А теперь, если завтра твоя тетушка не промажет, я не знаю что со мной будет. Но ты…ты достойна большего, чем судьбы жены никчемного оборотня, которому нет достойного места в этом мире.

 Отправлено: 30.11.08 05:00. Заголовок: Всё замело – дорогу ..

Всё замело – дорогу и слова.
Всё замело… Наверное, права зима…
Забуду, буду жить,
Тебя любить… пока… ©

Снег так рано выпал в этом году, что, кажется, никто ещё совершенно не успел ни осознать этого, ни привыкнуть к белым снежинкам, кружащимся за окном в неспешном хороводе. Тонкс давно уже не помнила такого снежного и холодного ноября, как в этом году. Или просто не думала об этом? Ты нужен мне…
И снова – сильные руки, ласковые прикосновения, тёплое дыхание – рядом. Мне не страшно обернутся, мне не страшно падать. Потому что ты поддержишь. Защитишь. Потому что ты действительно со мной. Как тот Патронус, принявший твой звериный облик, что порою хранит меня от беды. С тобой я не боюсь ничего. Поэтому я прошу лишь об одном – не оставляй меня.
Я слишком много выпила, мне нужно поспать. А ты, Римус? Я не могла бы даже подумать о том, чтобы уснуть, пока тебя не было рядом. Кошмары будут сниться ещё долго – нам обоим. Но ты совсем не думаешь о себе, любимый. И в этом тоже – весь ты…
Ты ведь и вправду, кажется, не понимаешь, какое ты – счастье. Удивительный мой…
Господи, да я ведь действительно ужасно пьяна. Ты прав, Рем. Но какой же ты всё-таки глупый. Почему ты говоришь все эти ужасные вещи? Ты устал. Тебе действительно больно. Ты просто жутко устал, а мы зачем-то ещё больше мучаем друг друга этими жуткими разговорами. Ох, какая же я всё-таки дура…
- Когда эта проклятая война закончится…
Да, именно так. Не если, а - когда. Потому что, как бы не казалось, что она будет длиться вечно, у всякой войны есть свой конец. В этом Дора не сомневалась никогда.
- …мы ещё будем очень счастливы, Рем…
Ты кому это пытаешься доказать, себе или ему? Он не знает, что под сердцем ты носишь его ребёнка, он ещё совсем ничего не знает, но ты-то уж точно знаешь наверняка, если вы выживите оба – ты сделаешь всё возможное и невозможное для того, чтобы он был счастлив. Чтобы вы были счастливы. Кажется, ты даже улыбаешься чему-то, провожая долгим взглядом очередную вереницу снежных хлопьев. А потом просто разворачиваешься – и снова прижимаешься к нему, ласково и привычно обвивая его шею руками.
- В этом мире многим достойным людям не нашлось места.
Глаза в глаза – на самом дне их плещется боль, здесь нет отражений. Но ты просто поверь мне, слышишь? Я могла бы показать тебе свою память. Это так просто для нас, для волшебников. Ты увидел бы своими глазами, какая я становлюсь – без тебя… Но я не смогу сделать тебе ещё больнее, поэтому просто поверь мне. Ты снова решаешь за меня, кого я достойна, а кого не достойна. Я уже говорила, что мы оба идиоты?
- И ты прав, я достойна самого лучшего мужчины на свете.
Хитрую улыбку не смогла победить даже нечеловеческая усталость.
- Только знаешь… Однажды мне повезло, и я его уже встретила.
Нимфадора Люпин, неужели ты вновь становишься сама собой? Ты, наверное, сама не успела понять, когда всё, что связывает вас двоих, стало для тебя таким родным уже и привычным, что казалось – оно было всегда. Этот дом с его тихим полумраком и пламенем в камине, тоскливое ожидание полнолуний. Возможность засыпать по вечерам, уткнувшись в его плечо и просыпаться по утрам, ощущая совсем близко тепло его тела. Тревога за его жизнь и обручальные кольца. Невозможно ласковые поцелуи и привычка вечно забывать, куда ты засунула утреннюю газету, которую он ещё не успел прочитать. Творческий беспорядок, который ты вечно устраиваешь в спальне наверху и его постоянная забота о тебе. Люпин, неужели же ты сам сможешь теперь без всего этого?
- У него светло русые волосы с серебром на висках… - пальцы Доры тут же, будто сами собою зарываются в волосы Римуса, ласково перебирая седые пряди. - Удивительно красивые серо-голубые глаза… - Поймать взгляд, улыбнуться одними только глазами. – Он такой сильный, упрямый, настойчивый и смелый, что становится совершенно ясно, какой факультет он закончил в Хогвартсе. Помимо всего прочего он ещё и умён, скромен и невероятно обаятелен! Настоящее сокровище, правда? – Коснуться его губ нежным поцелуем, чтобы не поверить стало уже совершенно невозможно. Ну, с тобой же ведь и вправду невозможно по-другому.
- Он называет себя никчёмным оборотнем… кстати, совершенно напрасно. Ведь он действительно самый лучший. Ему не меньше, чем мне сейчас нужен отдых. А ещё… я люблю его – больше жизни.

 Отправлено: 05.12.08 00:39. Заголовок: Тихий вздох сорвался..

Тихий вздох сорвался с губ. Руки Доры обвили Люпина за шею, он обнял ее, провел по спине ладонями, осторожно. Помня о ее ранениях и боли. И ничего не было естественнее этого. Две фигуры слившиеся во едино на фоне светлого окна в полутемной комнате. Вдох –один на двоих, выдох - один на двоих, поделенное пополам дыхание. Тонкс казалась хрупкой в его объятиях, и была такой живой, такой настоящей. В груди расползалось теплое молоко, белоснежно-белое, согревающее и светящееся. Оно плавилось внутри грудной клетки, затапливало Римуса, уносило вдаль печальные воспоминания и боль, стирало усталость…А источник всего этого был в ней, в Доре, в ее словах, в которые она так верила. Этой ее непоколебимой веры в светлое будущее было столько, что ее хватало на них обоих.
- Когда это война закончится, все изменится. И если мы сейчас не сдадимся – этот мир станет лучше, - оборотень говорил почти в самые ее губы, голос его был тих и нежен, как спокойный прибой далекого моря. Морщинки на его лице разгладились, а во взгляде появился блеск умиротворения и спокойствия, - Но сейчас…я счастлив, Дора. Я счастлив здесь и сейчас, с тобой.
Это то, что он мог ей сейчас сказать. Это то, что было правдой. Нимфадора Тонкс Люпин – взрослая самодостаточная волшебница, профессиональный аврор, повидавшая на своем веку не мало. Но были в ней какие-то юношеские непосредственность и наивность, которые частенько заставляли Рема думать о своей жене, как о молодой совсем девушке. И это же он в ней любил. Вместе с ее упрямством. Когда война закончится…Ох, Дора…Для меня война не закончится никогда. Я – оборотень, и со мной ты никогда не познаешь нормальной жизни, о которой мечтаешь. Я отгорожен от этого мира прозрачной, но непроницаемой стеной, которую не замечают только подобные Альбусу Дамблдору…и тебе. Всегда будет что-то…Но сегодня был не тот день, когда Люпин настоит на своем до конца. Лишь еще раз взглянув в глаза жены, он уступил. Как уступал и прежде, просто промолчал, скрывая свои истинные источающие горечь мысли. Ведь переубеждать ее было практически бесполезно. И он поддавался ее теплоте, обезоруженный ее милым очарованием. А еще Дора умела рассмешить его, зажечь в сердце искру радости, в одно мгновение улучшив настроение. Вот и сейчас Римус улыбался, слушая глупости, которые Тонкс вещала с абсолютно счастливым и довольным видом. Улыбался иронично, немного снисходительно, но с такой любовью, которую не заметил бы только слепец.
- Тебя послушать, так я просто самый настоящий клад, о котором должна мечтать каждая девушка… - оборотень неодобрительно покачал головой, хотя глаза его смеялись, - Так почему же мне досталась маленькая вредная и очень упрямая девчонка? …Которую я тоже очень люблю…
Душа казалась тонкой-тонкой, большой и воздушной. Все, что было хорошего в его жизни – было сейчас перед Люпином. Счастье вперемешку с горем – таков был его удел. Они живы, но мертвы другие… Как, наверное, были счастливы те, которые могли жить без оглядки. Рем склонил голову и поцеловал Тонкс, прижавшись губами к ее губам. Чувственно, за гранью нежности и эмоций, это было что-то большее, чем просто поцелуй. Еще одно, очередное, доказательство того, что они живы. А главным доказательством было то, что он все еще мог чувствовать боль.
- Не царапается? – когда дыхание кончилось, Люпин еще слабо улыбался. Он поскреб свою заросшую щетиной щеку ногтем, - Нужно побриться…Помнишь, на прошлой неделе я принес мазь для заживления ран? Найди ее, пожалуйста, она должна быть где-то в доме. А я пока поднимусь наверх и приеду себя в порядок. Хорошо?
Доре определенно не было нужды видеть все. Пожиратели старались на славу. Оборотень выпустил жену из объятий, и поднялся по лестнице на второй этаж. Здесь было всего две комнаты, но для двоих их хватало с головой, тем более что Люпины пользовались только одной из них. Спальня выглядела так, как он ее оставил утром четыре дня назад. В шкафу нашлась пара его старых брюк, рубашка и теплый дорожный плащ, который он не надел в тот самый вечер. Поежившись, Рем стянул черную мантию через голову, не утруждая себя ее расстегиванием. Старое мутное зеркало отразило засохшие кровоподтеки, синяки и рубцы, покрывающие его грудь, руки и плечи. Новые рядом со старыми, зажившими, - следами его собственных когтей. Выглядело удручающе. Вода смыла кровь, заклинания подлечили самые сильные раны, но облегчения Люпин не испытал. Но спустя несколько мгновений, он понял, что Дора действительно смогла заставить его чувствовать себя лучше, хотя бы на время. Одевшись, оборотень растянулся на кровати, заложив руки за голову. Он думал о том, что ужасно соскучился по розовым волосам Тонкс, которые ей, как ни странно, шли. Глубоко вздохнув, Римус прикрыл глаза, вовсе не собираясь спать.

 Отправлено: 11.12.08 06:36. Заголовок: Маленькая смешная де..

Маленькая смешная девочка. Маленькая, вредная и очень упрямая девчонка целовала своего мужа, совершенно точно понимая, что в эти мгновения она тоже – счастлива. Когда она целуется с ним сейчас, она не замечает его заросших щетиной скул, хотя, конечно, он решил, что ему непременно нужно побриться, она забывает о том, что смертельно устала, о том, что ранена, переборщила с алкоголем, и вообще переживает самые страшные дни в своей жизни. Потому что рядом с ней – он. Тот, кто так просто умеет делать её счастливой. Своей заботой, лаской, взглядами, поцелуями, прикосновениями. Да что там – одним только фактом своего существования. Ей ни за что не выразить словами все те эмоции, которые её переполняют. Потому что они и вправду – за гранью. Где-то там, по другую сторону этой войны, смертей, этого мира с его нелепыми законами. Потому что любовь – это тоже сила. И, перефразируя одного писателя-фантаста, чёрта с два, к ней имеют отношение Свет и Тьма, мораль и закон, люди и оборотни. Пока мы любим – мы действительно сможем всё, что захотим. Нам хватит сил, ведь мы – вместе. Мерлин, но как же это всё-таки – тепло. Так тепло, так искренне. Как можно в чём-то сомневаться, как можно говорить друг другу все эти бессмысленные слова, если настоящее-то – вот же оно. То, что не почувствовать невозможно. То, отчего забываешь обо всём на свете, кроме самого главного. Самого важного.
- Счастье моё… - Полушепотом, с улыбкой, отрываясь от поцелуя и отпуская его, наконец, привести себя в порядок.
Дора кивает, понимая, что в этом доме найти что-нибудь можно только одним единственным способом. Несколько минут она всё ещё стоит у окна, только теперь вместо снежинок по ту сторону стекла ловит взглядом искорки – отблески каминного пламени. Потому что ей больше не холодно. Потому что он в очередной раз сумел куда-то прогнать все её страхи и опасения. Она не знает, отчего так кружится голова – от его поцелуев, или от выпитого виски, но всё равно улыбается, находя нужную ему мазь с помощью манящих чар. А потом она, конечно же, поднимается по лестнице наверх, всё ещё удивляясь, как умудрилась ничего не опрокинуть по дороге и сама при этом никуда не упасть.
Тихонько скрипнула дверь, пропуская Дору в ванную комнату. Конечно, надо ведь вспомнить о том, что и она, должно быть, выглядит не самым лучшим образом. Впервые за несколько дней Тонкс смотрит на своё отражение в зеркале и приходит в ужас от увиденного. Оказывается, он и такую тебя тоже любит, - мелькает отдающая горькой нежностью мысль, где-то на краешке далеко не трезвого сознания. Ох, чёрт, всё-таки, это ужасно. Одежда летит на пол, она вздыхает и, обернувшись, скептически разглядывает шрамы и синяки на спине. Вот так и живём, господа авроры. Впрочем, Аврорат вспоминать сейчас хотелось меньше всего. Снова вздохнуть, принять душ, опять вглядеться в отражение какой-то слишком взрослой девушки в потемневшем стекле. Поморщиться, попытаться поменять этот ужасный, просто ужасный цвет волос на какой-нибудь более сносный. Получилось, откровенно говоря, не очень. Пряди так и остались тёмными, ничуть не яркими, разве что не такими жутко-серыми, как были до того. Определенно, иногда надо отдыхать. Грустно усмехнуться, накинуть на плечи тонкий халатик, пообещав себе, что ни в коем случае нельзя больше допускать такого мрачного внешнего вида.
Ну, да, конечно, именно при входе в спальню надо было споткнуться на пороге и чуть не опрокинуть стоящие поблизости подсвечники с давно погашенными свечами. Пить надо меньше, Дора. Обнаружив в постели переодевшегося Рема, который, хоть и прикрыл глаза, вряд ли вообще спал, она, опустившись на кровать, присела рядом с ним. Наверняка, он действительно был сильно ранен. Пожиратели Смерти не были особенно ласковыми со своими пленниками.
- Я нашла твою мазь… Рем, ты уверен, что обойдёшься без помощи целителей? – Осторожно спросила Тонкс, потому что сама совершенно не была в этом уверена. Он ведь привык думать о других, совсем не заботясь о себе. – Дай, я посмотрю…
Дора тут же принялась расстегивать пуговицы на рубашке мужа, и другая её ладонь скользнула вниз, торопливо коснулась его обнаженной груди. Сколько же в тебе этого тепла, Рем… И удержаться от того, чтобы просто не прикасаться к тебе, пускай даже так – одновременно ласково и осторожно, – почти невозможно.

 Отправлено: 11.12.08 23:43. Заголовок: Сколько прошло минут..

Сколько прошло минут? Совсем немного. А Римус не собирался спать, но усталость и лишения взяли свое, и он задремал против своей воли, едва его тело привыкло к комфорту кровати. Но сон не успел затянуть его в свои глубины, был совсем поверхностным. Иногда сновидения можно увидеть и за несколько секунд сна, но по ту сторону зрачков мужчины была только чернильная оглушающая мгла. Люпин проснулся в тот момент, когда Дора проскользнула в спальню, чуть не уронив подсвечники. Его разбудил то ли шум, то ли колебание воздуха, то ли само ее присутствие. Веки Рема дрогнули, но глаза он открыл только тогда, когда жена присела рядом с ним на кровать. Он потер пальцами глаза, удивляясь тому, что успел задремать и улыбнулся Тонкс. Она выглядела менее бледной и освежившейся, хотя под глазами все так же залегали глубокие тени. Она чувствовалась милой и домашней в этом ее скромном халатике, подчеркивающем ее стройную фигуру, по-настоящему уютной. И она была чистой, чистой от скверны, от предубеждений и пороков этого мира, от дурных мыслей. Внутренняя красота Доры была так же совершенна, как ее красота внешняя. И он был ее мужем. Ох, Рем, откуда же в тебе столько везения? И за все свое счастье – быть рядом с ней – он мог дать ей только свою любовь. Любовь оборотня. Не слишком ли низкая цена? Проклятое слово…Оно снижало ценность всего в сто крат.
Дора решила лично удостовериться в серьезности его ранений, и Римус уже не смог от нее отмахнуться, как делал до этого. Руки жены коснулись его обнаженной груди, и в первое мгновение волшебнику показалось, что они обжигающе холодные, как лед. После недавнего коротенького сна голова плыла, и все вокруг казалось немного нереальным. Поэтому впечатление это было обманчиво. Ее руки были нежные и теплые, ласковые. Они возвращали его в реальность.
- Уверен, - ответил Люпин в своей мягкой, но убежденной манере, когда становилось ясно, что переубедить его ничто не сможет. Он приподнялся на подушках и принял сидячее положение, покорно помогая Доре расстегнуть последние пуговицы своей рубашки, - К тому же…Если я дышу до сих пор, значит целители мне уже ни к чему. Критический момент пройден, я выживу.
Потянувшись, Рем снял рубашку и аккуратно повесил ее на изголовье кровати. Кажется, это была последняя, которая оставалась дома и имела приличный вид, еще какие-то его вещи хранились в Хогвартсе. А вот его торс имел вид весьма неприличный. Но все-таки основные раны он уже успел залечить. Кроме мелких ссадин и царапин, на его правом боку расползался большой наливающийся синяк. Отступать было некуда, поэтому Римус повернулся, показывая жене спину. Ее пересекали несколько ярко-красных глубоких рубцов, от поясницы до самых плеч. Явно следы заклинания магической плети, но Люпин не помнил, когда их нанесли.
- Ну ты же знаешь, что на мне все заживает как на..кхм..волке, - коротко усмехнулся Рем, вертя в пальцах новенький не распечатанный еще тюбик с мазью. Он взял Тонкс за руку, раскрыл ее ладонь и выдавил на нее немного мази, остро пахнущей шафраном и лавандой с вкраплениями бадьяна. Улыбнулся, глядя в ее глаза, чтобы еще раз показать, что с ним будет все в порядке, и беспокоиться тут совершенно не о чем. Мелочи какие. А сам подумал, что тогда..в темные непроглядные дни и ночи заключения в Болгарии именно Дора связывала его с жизнью прочной ниткой. Именно ее образ согревал его и хранил рассудок. Что все эти раны действительно мелочи, по сравнению с тем, что могло бы быть, обернись все по-другому. И тогда она была далекой и недостижимой, но теперь они снова были вместе. Сидели совсем рядом, касаясь коленями. И она всегда была желанной.
Внимательный взгляд оборотня скользнул по красивому контуру ее губ, по очертаниям подбородка, по шее. Он посмотрел на нее по-другому, впуская ее женскую притягательность в свое восприятие. То, что он видел дополнялось воспоминаниями, наскакивающими друг на друга в безумной гонке. Внутри все замерло и напряглось, а дыхание наоборот убыстрилось, как будто ему не хватало воздуха. Желания, которые Люпин научился контролировать еще в школе, с Дорой контролю поддавались редко. И еще была нежность…море нежности, щемящее чувство в сердце, не поддающееся описанию. Медленно, словно в нерешительности или словно околдованный неведомыми чарами, Рем наклонил голову, приникая губами к шее своей возлюбленной. Поцеловал, наслаждаясь шелковистостью ее кожи, запоздало вспоминая о невыполненном пункте в списке дел – побриться. Он потянул за рукава ее халатика, и тонкая ткань послушно съехала вниз, обнажая плечи Доры. Так мало, но уже достаточно, чтобы ощутить накрывшую с головой волну . Он мог бы смотреть на нее вечность, любуясь в тишине ее завораживающей красотой и смакуя то чувство, которое она порождала… Люпин провел пальцем по ее шее к плечам с бережностью боязни причинить боль, наметил путь, который спустя мгновение повторили его горячие губы. Когда его язык изучал милую впадинку между ключиц жены, Римус вспомнил еще кое о чем.
- Хммм….Кажется, мы собирались куда-то идти..? – и обращался он то ли к Тонкс, то ли к самому себе. Вероятнее всего к себе, хотя уже заранее знал ответ. Куда бы они не собирались, прямо сейчас они явно туда не отправятся.

 Отправлено: 13.12.08 14:31. Заголовок: Ведь счастье - это к..

Ведь счастье - это каждый миг нашей жизни, даже если мы этого вовсе не понимаем. ©

Конечно, Дора понимала, что если муж её в чём-то уверен, то не доверять ему в таких вопросах просто глупо. Однако, когда он, наконец, снял рубашку, она так и не смогла сдержаться от того, чтобы вздохнуть и покачать головой. Ссадины, синяки и царапины – следы недавних мучений, следы боли и пережитых испытаний – всё это действительно рано или поздно заживёт, кое-где останутся едва заметные шрамы – всё это, конечно, произойдёт, но потом. А сейчас он пытается даже шутить, а она послушно принимает мазь из его рук и снова тихонько вздыхает. Сейчас он кажется ей таким сильным и таким уверенным, но одновременно с этим волна безумной, щемящей нежности накрывает с головой – и, кажется, что ты готова сделать всё, что угодно, лишь бы ему не было больно – вообще никогда.
- Знаю… - Слова вообще не нужны. А зачем? Когда и без слов всё понятно.
И вот её тёплые руки уже осторожно касаются его кожи. И скользят по спине так бережно, так легко – мягкими неторопливыми движениями, словно она действительно боится сделать ему больно этими простыми прикосновениями. И ощущение того самого тепла – никуда не уходит. Наоборот, становится таким настоящим, таким сильным, таким - ради которого можно было пережить всё, что угодно.
- Не больно?.. – Тихо-тихо спрашивает Тонкс, осторожно втирая мазь в его кожу, а сама едва сдерживается от желания прикоснуться губами к тонкому шраму на шее, и вот здесь тоже – к позвонкам между лопатками, покрыть медленными поцелуями его плечи, бесконечно целовать каждую клеточку тела любимого человека, задыхаясь от желания и головокружительного, пьянящего ощущения настоящего, ни с чем не сравнимого тепла. И когда он, словно прочитав её мысли, коснулся своими губами её шеи, то сдерживаться стало уже незачем. Совсем. Ведь вот же он, совсем рядом. Такой горячий, настоящий, такой любимый.
- Идти?
Рем, ты с ума сошёл, куда можно идти, как можно вообще думать о чём-то ещё, когда ты становишься – вот таким. Да это я же ведь с ума схожу, когда ты такой… Я готова позабыть обо всём на свете, о целом мире, лишь бы ты не отпускал меня сейчас – никуда. Сколько в тебе этой нежности, ты сам-то понимаешь? Сжимать твои расслабляющиеся плечи, цепляться за каждый твой вздох, каждое движение, каждое прикосновение. Слышать твоё дыхание рядом, ощущать тепло, и чувствовать, как бьётся твоё сердце – рядом с моим.
- Рем… - Тихий, отчаянно-счастливый какой-то стон, и пальцы снова зарываются в его волосы, - не хочу… - так искренне, так просто – коснуться губами его виска, - ты же не думаешь… - ещё один торопливый поцелуй, - что мы в самом деле… - прикрыть глаза, ласково провести по его щеке кончиками пальцев, - можем сейчас куда-то пойти…
Что же ты делаешь со мной каждый раз, родной мой? Тебе ничего не стоит сделать так, чтобы от маленькой искорки вспыхнул целый костёр – бесконечной жажды теплоты и сумасшедшего желания.
- Как же я… соскучилась… по тебе…
Как будто и вправду прошла целая вечность с момента последней близости, а теперь эта вечность, наконец, закончилась и в первые мгновения даже не верится в то, что это происходит – с тобой. Кто бы мог подумать, что Римус Люпин умеет быть таким ласковым, таким нежным? Просто – весь, и можно раствориться в его поцелуях, теряясь в его дыхании, отзываться на его ласки и не понимать, как ещё полчаса назад вы могли говорить с ним о том, что должно быть, и чего не должно быть в ваших жизнях. Да ведь и жизнь-то у вас теперь – одна на двоих.
- Счастье моё… – Можно повторить это ещё раз. Сбивчивым шепотом, снова и снова, и каждый раз – по-настоящему искренне. Сотни раз… Теперь её глаза потемнели, но даже в тихих сумерках спальни невозможно было не заметить этого блеска, пришедшего на смену привычной уже за последние дни усталости. Одна только пьянящая мягкость его горячих губ заставляет льнуть к нему всем телом, снова накрыть его губы долгим, нежным и одновременно настойчивым поцелуем. Ох, чёрт… он рядом, а там – пускай хоть мир перевернётся наизнанку. Пока он рядом – ты живёшь, а остальное – уже не важно. И так просто забыть обо всём, потеряв счёт времени. Ведь можно же просто целовать, всего его целовать, каждый дюйм его тела – пока всё остальное не имеет значения.

 Отправлено: 15.12.08 19:36. Заголовок: - Не больно. Ты ведь..

- Не больно. Ты ведь не можешь причинить мне боль, - полувопрос-полуутверждение. Лицо Римуса оставалось безмятежным и спокойным, хотя конечно больно, не смотря на всю ее нежность и осторожность. Но Люпин не подавал виду, увлекаемый совсем другими ощущениями. Запах лаванды становился сильнее, по мере того, как Дора обрабатывала его раны. И кожа оборотня под ее пальцами нагревалась, то ли это было действие мази, то ли от самих ее прикосновений. Кожа на груди и спине, где его тела касались ее руки, горела, ее покалывало, но это было приятно и электризующе. Рем смотрел на жену и видел любовь, которой светилась каждая клеточка ее существа, ощущал ее ответное тепло на тепло его собственное, и оттого хотел подарить всю свою нежность без остатка. Замкнутый круг, как змей Уроборос, ухвативший себя за собственный хвост. Только без отчаяния и пытки холодной вечности. И в тоже время Люпин знал, что как бы Дора его не любила, полностью она никогда не сможет его понять. Не сможет понять, что значит быть оборотнем. И какого этого - хранить и сдерживать в себе зверя. Постоянно. Держать его за глотку и не подпускать близко. Дора никогда не видела его, хотя он всегда оставался в нем, так близко, что она бы испугалась, узнав о таком соседстве. Даже находясь в человеческой форме далеко от полнолуния, Люпин чувствовал его в себе. И это был очередной его страх. Каждый раз он на мгновение стискивал грудь оборотня, когда его разум терял контроль над разгоряченным телом. Но эта близость с ней была так для него важна и желанна, что затуманивала любые страхи. Близость, которая была продолжением их душевной близости. Быть с ней одним целым, быть ее продолжением, как она будет продолжением его собственного я. И Рем нуждался в этом, как нуждался в воздухе. Ведь он так ее любил…Как не любил никого до того, и не сможет любить после. Никогда.
Дора многое делала с улыбкой, Римус в тайне обожал ее чувство юмора и ее шутки, которые и делали ее самой собой. И даже когда она становилась серьезной, вот как сейчас, ее милое личико выражало скрытое лукавство. Она знала наперед, что никуда он сейчас от нее не денется, да и не захочет. И от того его ответа вовсе не дожидалась, прижимаясь к нему всем телом. Таким хрупким, таким нежным и трепетным, таким волнующим. Ну в самом деле, куда им сейчас идти? Не сдерживая себя, Люпин рассмеялся тем счастливым смехом, который могла ему подарить только эта особенная чудесная женщина.
- Ох, как же я тебя люблю. Моя девочка, - пробормотал Римус, крепко обхватывая талию жены руками, прижимая к своей обнаженной груди и падая на живописный ворох подушек. Вдвойне возвращая ей настойчивость ее губ, углубляя поцелуй, от сладости которого замирало сердце, а потом начинало колотиться где-то в горле с бешенным темпом. А об этой настойчивости Тонкс можно было слагать легенды. Ведь это именно она перевернула жизнь уравновешенного оборотня верх тормашками, вытряхнула из него дух, чтобы потом вдохнуть в него новую жизнь. Он целовал ее с упоением и жаром, сменившим чувственную нежность. Запустив руку в ее не длинные растрепанные волосы – которые теперь были темными – ласкал языком ее губы, живо чувствуя пыл и желания, исходящие от Доры. Ведь сейчас он не хотел ничего больше, кроме как сделать ее счастливой. И благодарил судьбу за то, что у них есть это время, которое они могут посветить только себе, побыть вместе, не думая о других, не заботясь больше не о чем, кроме друг друга. Вскоре руки Рема принялись путешествовала по ее телу, плечам, спине, бедрам, едва прикрытые сбившимся домашним халатом. Пришлось чуть приподняться, чтобы развязать поясок и стянуть с Доры халатик, который еле удерживался на ее плечах. Оборотень улыбнулся, чувствуя теперь под пальцами нежную обнаженную кожу жены, неспешно изучающими плавные изгибы ее тела. В его глазах она была прекрасна. И он уже не мог думать ни о чем другом, кроме нее. Она опьяняла его сильнее любого огневиски.

 Отправлено: 18.12.08 19:53. Заголовок: Странно, правда? Вок..

Странно, правда? Вокруг война, смерть, убийства, страх, горе. А эти двое, забыв обо всём, просто – любят друг друга. Вот только никто не посмеет сказать, что они не заслужили этих минут долгожданного счастья. Потому что на войне любые эмоции обостряются в десятки раз, и любые прожитые мгновения счастья ценятся в сотни раз больше. Потому что давно уже нет у них ничего дороже, чем вот эти кусочки счастья. И нет никого важнее.
Так бывает, так случается – встречаются двое, таких разных, таких не похожих друг на друга людей. Он многое видел в жизни – взрослый, сильный мужчина, волк-одиночка, который не боится любых битв и сражений, но иногда так боится просто быть рядом с той, которую полюбил. А она совсем ещё девчонка, мечтательница с ворохом эмоций, вечно меняющимся настроением и способностью впутываться в самые разные истории. Она не боится любить его, но иногда слишком боится потерять. Им ведь нельзя быть вместе, наверное, это безумие – скажет кто-то. Мерлин, какая чепуха. Им нельзя не быть. Не быть вместе. Достаточно услышать его счастливый смех, её тихий шепот, увидеть эти их сладкие поцелуи, непрекращающиеся ни на секунду ласки, просто посмотреть на них – на таких. Случается в жизни такое, что нельзя объяснить никакой логикой, никакими словами. Что-то вовсе не поддающееся разумному объяснению. И тогда остаётся только чувствовать и верить. Потому что не почувствовать насколько оно настоящее – тоже уже невозможно.
- Твоя. Только твоя… - Выдыхает она в его губы, тихонько и счастливо смеётся в ответ, словно растворяясь в его поцелуях. Так сладко, трепетно, нежно. Он дарит ей столько счастья – этим своим смехом – настоящего, радужного, светлого. Такого, что хочется подарить в ответ – в сотни, в тысячи раз больше. Помножить всё это счастье на свою безграничную любовь и целый океан щемящей нежности – для него.
Теперь можно забыть обо всём на свете, и Дора почти физически ощущает, как все тревоги и переживания минувших дней отступают, уходят куда-то далеко-далеко, сменяясь ощущением покоя, тепла и уверенности. Уверенности в том, что пока он рядом – можно просто быть собой и любить. Любить его, не заботясь больше ни о чём.
От него пахнет лавандой и виски, у него такие горячие ладони и… век бы его целовать – настойчиво, отчаянно, нежно, чувственно. Прижаться к нему всем телом – разгоряченным, обнаженным, полностью оказавшись во власти его ласковых рук.
А как я люблю тебя, чувствуешь, видишь? Родной мой… Единственный мой… Твои ласки – как тёплый вечерний ливень после душного, жаркого и невыносимо долгого летнего дня. Когда выбегаешь на улицу, слыша раскаты грома, сердце бьётся часто-часто, и не можешь надышаться этим пьянящим воздухом, жадно вдыхая запах приближающейся грозы. И смеёшься, с упоением ощущая, как струйки воды сбегают по коже, как, наконец, стихия во всей своей одуряющей красоте, приносит тебе такое долгожданное ощущение целостности, правильности, неизбежности. Гармонии. Потому что убегать от этого дождя также глупо – как убегать от самой себя.
- Рем… Какой же ты… - Шептать, покрывая медленными поцелуями его плечи, ладонями лаская его тело. Тонкие пальцы скользнули вниз – спускаясь от груди к животу, ловко расправляясь с застёжкой на ремне брюк. И не подобрать слов – какой же ты всё-таки, потому что от твоей близости можно окончательно сойти с ума и забыть все слова на свете. И это было так потрясающе – раздевать его, не переставая целовать – ни на секунду. И, наконец, отбросить в сторону давно уже мешающуюся одежду, счастливо улыбаясь, сгорая от любви и сумасшедшего желания.

 Отправлено: 04.01.09 23:43. Заголовок: Так вот что значит в..

Так вот что значит вернуться домой. Домой – сладкое вязкое слово, способное наполнить до верха блаженством и опустошить до безмолвия. Зачарованное древней забытой магией, которую не замечаешь, а только чувствуешь. Домой – когда есть к кому, когда есть куда. И вот он дома, наконец-то дома. Потому что его дом там, где она. Наверное, впервые за долгое-долгое время Римус смог называть это место, наполненное дурными для него воспоминаниями детства, не очередным временным пристанищем, а именно домом. Именно сейчас – лежа в постели, обнимая и целуя милую Дору. Она дала ему это малознакомое, но такое нужное и приятное чувство. Что волнуются, ждут и обязательно дождутся. Великий дар, чтобы принять которой требуется большая смелость. Смелость, которая по идее должна идти с ним рука об руку, но которую еще только предстояло приручить. Она вертелась в руках, как воздушный змей в дрожащих руках ребенка. Не давалась, непокорная волевым решениям, изменчивая под напором любого даже самого слабого ветерка. И Люпин боялся поверить, что все действительно будет хорошо, потому что разочарование будет подобно смерти. И что, если Дора – вторая половинка его души? Но так и есть…Так и есть…Так и есть?
Серьезный цепкий взгляд на жену сквозь опущенные ресницы. Люди не меняются, если не хотят измениться. И он не может измениться, изменить свои взгляды даже ради нее? Не хочет? Люпин, ты – зануда! Только зануда может думать о таком…да и вообще думать! ..когда такая женщина у тебя в объятиях! Черт! И с чего это чертов внутренний голос до черта похож на чертова Сириуса? Оборотень тихонько фыркнул себе под нос, губы сами собой расползлись в широкой улыбке, сразу сделавшей его лет на 10 моложе. Короткое мгновение, и серые глаза Рема, обращенные к Тонкс, заблестели, серьезность перешла в признаваемое восхищение.
- Я люблю тебя. Люблю… - и сейчас других слов для Рема просто не существовало. Да и как выразить в ничтожных и приземленных словах все то, что он чувствует, что переполняет его душу? Что заставляет его кровь вскипать? Весь его мир сузился до нее, весь его мир – это она. Да что там мир, целая вселенная состояла из них двоих. И Люпина это полностью устраивало, больше им никто не нужен. Одиночество на двоих. Мечта. Он поспешил снова притянуть Дору к себе и порывисто поцеловать, увлекая ее за собой в глубины безграничной нежности. Она так красива, и до сих пор для него это – откровение, так сложно привыкнуть не удивляться. Ее шея, ее плечи, ее грудь, ее бедра. Он хотел коснуться каждой частички ее тела, почувствовать ее тепло. Потому что от ее прикосновений его занудные мысли начинали путаться и переставали что-то значить. Ее пальцы были подобны язычкам пламени, горячим, но не обжигающим. Воздух исчезал из легких поразительно быстро, и внутри все переворачивалось, стоило ей только посмотреть на него и улыбнуться вот так, по-особому. Когда рука жены коснулась его живота, Люпин вздрогнул от накатившей одуряющей волны желания и тягуче прикусил в поцелуе ее губу. Его собственные руки, неловко ласкающие грудь Тонкс, тоже двинулись вниз по ее телу. Одновременно знакомому до боли, но всегда - удивительно новому и неизведанному. Римус прижал ладонь к ее животу, упиваясь его отступающей прохладой, другой рукой обняв жену за шею. Поцелуй не прерывался ни на мгновение, губы покалывало, и голова шла кругом. Его и только его…Такая нежная, женственная и пылкая…Его ладонь осторожно скользнула между ее стройных бедер, сводящий с ума жар оплел пальцы. Люпин судорожно и глубоко вдохнул, позволяя себе действовать более решительно. Звякнула пряжка его ремня, и за несколько секунд Дора избавила их от последней преграды. Брюки полетели на пол вслед за остальной одеждой.
-Иди… Иди сюда, - хрипло прошептал Римус на ухо любимой, целуя и лаская губами мочку, не сильно ее прикусывая. Он уже не справлялся ни со своим дыханием, ни с сердцебиением. Все переплелось в тугой нетерпеливый клубок, запутанный и одновременно простой. Его руки легли на ее бедра, притягивая к своему телу и помогая ей устроиться сверху. Их бедра соприкоснулись, и Люпин приподнял спину с подушек, чтобы в этот сладко-мучительный момент поцеловать Дору, дышать ее дыханием.

 Отправлено: 07.01.09 23:08. Заголовок: Только мне не нужен,..

Только мне не нужен,
Слышишь - мне совсем не нужен
Мир, где мы с тобой друг другу не нужны. ©

Мир снова перевернулся с ног на голову – за несколько минут, показавшихся вечностью. Страхи, терзания, смерти, сражения, плен, борьба, бегство, отчаяние, непонимание – всё это словно осталось в какой-то прошлой, уже не твоей – жизни.
А здесь есть только любовь, тепло, нежность и ты… Самый желанный мужчина на свете.
А Дора ведь даже никогда не была особенно красивой. Нет, она, конечно, могла бы. Могла бы придумать себе какую угодно внешность, но просто… не хотела? Не стремилась, не пыталась. Ей далеко было до совершенной красоты всё той же Флёр Уизли, до идеальности, правильности – как угодно. До того, чтобы ею невольно любовались, или восхищались. Она просто была вечно неуклюжей девчонкой, с этими её растрепанными прядями волос, неловкими жестами, шрамами, заработанными в сражениях, и смешной какой-то, по-детски искренней порою улыбкой. Но сейчас она и вправду была красивой. Красивой, просто потому, что любимой. А как ещё можно чувствовать себя, когда он смотрит – вот так? Как не сойти с ума от одного только его взгляда? И надо ли…
- Люблю тебя… - Откликаясь, словно эхом, выдыхая в его губы.
Каждый вдох – для тебя. Каждый поцелуй – для тебя. Слышишь, как оно бьётся, Рем? Моё сердце тоже бьётся – для тебя. И теперь я верю, что ты больше не уйдёшь, не исчезнешь, не оставишь меня. Потому что ты – моё родное, наверное - неправильное, но единственно возможное счастье. А знаешь, как говорят? Даже если кажется, что совсем нет будущего – на двоих, то нужно просто беречь настоящее. Даже если кажется, что в настоящем, не бывает так хорошо… так, словно не можешь поверить, что тебе это всё не снится. Боже, дай мне силы не сойти с ума от счастья…
А потом Римус притянул жену к себе, и её тихий стон, едва сорвавшийся с губ, уже растворился в долгом чувственном поцелуе. И она снова тонула в его глазах, выгибаясь ему навстречу, обнимая коленями его бедра, прижимаясь к нему всем телом. Такой настоящий, такой искренний, такой невозможно тёплый и пронзительный взгляд – почему же, ну отчего же нельзя, чтобы так было – всегда?
- Да… родной мой… да, вот так… - Ещё один жаркий выдох, и на какое-то мгновение закушенная губа, и торопливый поцелуй. Потому что ближе уже невозможно - она сама начинает двигаться – плавными и сначала как будто даже осторожными толчками. Стискивая его плечи, и смотреть на него – абсолютно счастливым, совершенно необъяснимым, бездонным взглядом широко распахнутых глаз. – любимый мой… мой…
Наверное, со стороны могло бы показаться, что Тонкс уже давно не соображает, что с ней происходит, а её тело отзывается само, вздрагивая от прикосновений, двигаясь в сбивчивом, торопливом ритме, отдавая всё тепло и получая в ответ – целый океан любви и желания. И они оба задыхались, потерявшись в волнах эмоций, ощущений, чувств, в этом почти мистическом полумраке спальни – а за окном кружилась метель, будто где-то далеко-далеко, на самом побережье. Просто принадлежать друг другу – до конца, без остатка, просто отдавать и получать, любить и быть любимым. И было столько поцелуев, ласк и прикосновений, столько стонов и звуков, что это ну никак не могло быть реальностью – это было какое-то совершенно ненормальное, иррациональное, невозможное счастье. Глаза Рема, потемневшие от желания, блестели в сумерках — совсем близко, и она целовала их, целовала веки, и дрожащие ресницы, и скулы, и волосы, и плечи…

 Отправлено: 10.01.09 20:29. Заголовок: Неровное прерывисто..

Неровное прерывисто дыхание. Переплетающееся с ее именем в диковинном узоре вдохов и выдохов. Горячечное, как в лихорадке, обжигающее. Но все равно не сравнимое с жаром, растекающимся ручейками по венам. Холодно. Как холодно в доме, заброшенном хозяевами. Там, где-то внизу в гостиной еще грел засыпающий огонек огня, который был слишком слаб, чтобы добраться сюда. Холодно? Воздух прохладным покрывалом ложился на плечи, укутывал тяжестью, забирался в волосы. Томительный сладкий вкус ее кожи и нестерпимое желание быть к ней еще ближе. Ближе. Чтобы достичь всей ее хрупкости, всей ее силы, провести через себя и показать обратную сторону медали – свою собственную силу и желание. Шутка ли - сегодня стороны медали были близнецами. Холодно? Осторожное плавное движение, сменяющееся завораживающей страстью. Но сначала замереть, прочувствовать всю глубину слияния и близости, услышать биение ее сердца совсем рядом со своим. Не различить. Пальцы, сжимающие ее бедра, скользящие по согнутым в коленях ногам с ленивой нежностью. Стискивающие ее податливое тело в самые острые приближающие моменты. Губы, прильнувшие к ее груди, собирающие с полупрозрачной как бы светящейся изнутри кожи теплую пряность…Холодно? Собственные напряженные мышцы, натянувшиеся до предела нервы, ритмичное движение бедер и ее вес, не тяжелый, но ощущаемый каждой частицей тела. Испарина на лбу и над верхней губой, помыслы, сосредоточенные только на одном, горячее подступающее забытье.
Все чувства и ощущения, оттенки их, обрывки мыслей – абсолютно все смешалось для Люпина в оглушающий вихрь эмоций. Поднимающий, уносящий вверх. И нет, сейчас не было холода, не было снега и метели за окном. Холод –последнее что он чувствовал, когда размывалась граница реальности. Когда уносились прочь все причины, по которым они не могли быть вместе. Не имели значения ни возраст, ни шрамы, ни прошлая боль, живущая в душе. Когда ее тело живо реагировало на каждое его прикосновение, когда она целовала его в ответ, снова, снова и снова убеждая, что это все - его, что любим и нужен. И замирала где-то в уголках сознания неуверенность, что не слишком хорош для нее. Это ли не счастье? Видеть любовь в ее глазах и ощущать любовь самому. Маленькое земное счастье, доступное и понятное только двоим…
Все ближе и ближе к пропасти. Еще немного... Пересохшие губы, переполняющий приятный жар, захлестнувшей с головой. Сильные быстрые движения, гудящая в ушах кровь, когда не слышишь ничего кроме собственного хриплого дыхания. Дрожь, которая пробегает по всему телу и ослепляет. И в последний момент – уткнуться лицом в груди, прижать к себе, чтобы чувствовать ее всю, чтобы насладиться вспышкой наслаждения сполна, вместе с ней. И не отпуская ее, откинуться на спину, упасть на сбитые простыни, не переставая улыбаться и повторять ее имя. Почувствовать, как отпускает напряжение и исчезает внутри невидимая пружина, как разливается по телу приятные нега и опустошение. И ни о чем не думать. Как хорошо.

 Отправлено: 11.01.09 05:12. Заголовок: Знаешь, иногда мне к..

Знаешь, иногда мне кажется, что я никогда не смогу выразить в словах даже сотую долю всей моей любви к тебе. Всего этого тепла, нежности, трепетности, чувственности, откровенности, искренности. Этого желания обнять весь мир, просто оттого, что в этом мире есть ты. Просто потому, что Богу было угодно подарить мне встречу со счастьем. Головокружительным, невозможным, огромным счастьем по имени Римус Джон Люпин. Я готова каждый день благодарить небеса, судьбу, кого угодно за то, что я могу просто любить тебя. Любить – и делиться с тобой своей любовью. Обнимать, прикасаться, целовать, слушать, поддерживать, понимать, просто – быть рядом. Я готова отдать жизнь за тебя и так хорошо, что иногда мне не нужны слова, для того, чтобы сказать – я люблю тебя.
Сладкие тихие стоны – она тонула в нём, вся, без остатка. Ведь давно уже нет никаких я и ты, есть просто мы. Две соединившихся воедино половинки одного целого. Без тебя нет её, это же так просто. Не думать ни о чём на свете, только чувствовать, слышать, ощущать, отдавать. Бесконечно, слышишь? Не останавливаясь, еще и еще.
Такой невозможно горячий… с тобой не может быть холодно – никогда. Огонь, чей жар заполняет каждую клеточку разгоряченного тела. Пламя, которое согревает, не обжигая. Тепло, которое уже не отнять. Его дыхание будто опаляло кожу, а собственное имя, произносимое им в череде прерывистых вдохов и выдохов, кажется, окончательно сводило с ума. Мысли, запутавшись, потерявшись, исчезли совсем — от скользившего по напряженной груди влажного языка, и горячего рта, и жарких льнущих губ, сильных рук, и торопливого шепота, и непрекращающихся движений. Лишь бы – ещё, лишь бы – не кончилось никогда. Отдаться, раствориться, забыть, любить. Как он умудрялся касаться её, как будто – везде? Каждое прикосновение, словно отчаянно било по нервам, заставляя потеряться – целиком и замереть, каждый вдох, каждый поцелуй был откровением, нежностью, близостью, теплом. Как же тепло – с тобой. Моё неправильное счастье…
И дрожащие губы, и торопливый бессвязный то ли стон, то ли шепот – люблю, люблю, хороший мой, родной мой, люблю, люблю… Выгнуться навстречу – чтобы ещё дальше, ещё глубже. На самой грани ускользающей реальности. А потом – яркая, ослепительная вспышка наслаждения, и сладкая судорога, и несколько секунд, словно выпавших из памяти. И больше не оторваться, не отстраниться, вместе, рядом, до конца. И вздрагивающее тело в его руках, и её руки тоже ещё дрожат, обвивая плечи, тонкими пальчиками зарываясь в его спутанные влажные волосы. Прикрыть глаза, прижаться губами, и тут же без сил упасть на постель, расслабляясь в кольце его рук.
- Рем… Как же я… люблю тебя. – Повернуться на бок, улыбнуться только одними глазами. Уткнуться лбом в горячее плечо, вдохнуть пряный запах лаванды, рассеянно провести кончиками пальцев по все еще влажной коже, по расслабившимся мышцам. – И всё-таки поверить не могу, что я не спала трое суток… - Тихонько рассмеяться, снова уткнуться, зарыться носом куда-то в его шею. А потом снова зажмуриться и уже не увидеть, а просто осознать, что собственные тёмные пряди волос теперь отливают яркими, тёплыми отблесками пламени. Огня, который не погаснет никогда. Такого настоящего, трепетного, жаркого огня их любви.

 Отправлено: 18.01.09 23:22. Заголовок: По плечам Доры струи..

По плечам Доры струились огненные ручейки, они обрамляли ее лицо как потоки живого пламени. Ее волосы разметались по подушке, образуя небольшое пламенеющее желтым и оранжевым озеро. Шевелюра, которой позавидовал бы любой из Уизли. Люпин шумно вздохнул и улыбнулся, глядя из-под полуопущенных ресниц на это чудо. Он провел по волосам жены ладонью, с замершим сердцем ожидая почувствовать огненный жар, исходящих от них. Одна из ярких прядок обвилась вокруг его пальца, к удивлению Рема она не была горячей, а только мягкой и приятной. Порой Тонкс было так легко читать. Когда она расстроена или огорчена – ее волосы становились невзрачного серого цвета, наоборот – и они наполнялись яркими сочными оттенками. Это он любил в ней тоже. Но в которой раз поражался, и не устанет поражаться до конца своей жизни, что он – Римус Люпин был именно тем мужчиной, который может сделать ее счастливой так просто.
- Я тоже, милая, я тоже, - шею оборотня щекотало дыхание жены, и он не видел ее лица, но знал, что она улыбается. Они так и не разняли объятий, и для Рема было наслаждением вот так лежать, держа в руках любимую женщину, насыщаясь и подпитывая свои силы ленью, негой и отдохновением, - О. А вас там в Академии действительно хорошо готовят. Особенно выносливость, - откинув голову на подушки, рассмеялся Люпин. В его серых глазах искрились насмешливые огоньки, - Но только теперь я знаю вашу тайну. Вас так тщательно готовят не для поимки темных магов, а для занятий любовью после долгой смены, - вкрадчиво заключил он, лукаво улыбаясь и неторопливо поглаживая кончиками пальцев спину Доры, - Но ты бы знала, что ты делаешь со своим престарелым мужем, - Римус, не переставая улыбаться, вздохнул и нежно поцеловал лоб Тонкс, - Наполняешь меня силами, чудо мое…Так хорошо я себя не чувствовал уже несколько недель. И кажется готов сразиться сегодня еще не с одним Пожирателем…Но ты поспи, если сможешь. Тебе это необходимо, - мягко посоветовал он, снова крепко обнимая ее и переплетая ее тонкие пальцы со своими, - Я никуда не денусь.
Но в себе Люпин не чувствовал никакой сонливости, которая одолела его перед приходом жены в спальню. Оборотень устремил взгляд в потолок, зная, что на исходе последние часы и минуты их краткой передышки. Не было необходимости напоминать о планах, о которых они договорились. Они висели над ними Дамокловым мечом. Но Дора заслужила свой отдых, заслужила не окунаться в поджидающий их кошмар еще немного. И начав думать об этом, Римус уже не мог остановиться. Опять его голову наполнили мрачные образы произошедших за сегодняшних день событий. Столько всего предстояло сделать, столько горечи пережить…И решиться бросить себя во все это было очень трудно. Сделать выбор между ними с Дорой, между собственными желаниями и нуждами и тем, что сделать необходимо помимо своих желаний. В память об Ордене и людях, которые были его частью…
Дора кажется заснула, убаюканная тишиной и покоем, или тоже думала о чем-то своем. Сколько времени они провели в постели Люпин не знал. Позолоченные вычурные часы, оставшиеся в доме еще от родителей, стояли, застывшие во вневременье. Разгоряченность давно ушла, и оборотень укрыл их обнаженные прильнувшие друг к другу тела одеялом. Вдруг у него в животе заурчало, и только сейчас Римус понял, что не помнит, когда в последний раз ел. Огневиски на голодный желудок не считается, а в Болгарии Пожиратели не особо следили за его нуждами. Осторожно высвободившись из объятий жены, он опустил босые ноги на пол, которые тут же заломило от холода. Обернувшись через плечо, он посмотрел на Дору долгим взглядом и шепнул: "Не вставай", прежде, чем подняться с кровати. Одежда оказалась разбросанной по всей комнате, и улыбка не сходила с губ Люпина, пока он ее собирал. Натянув брюки и рубашку, он спустился вниз. Огонь в камине погас, все поленья уже прогорели, Рем добавил новых и проследил, чтобы огонь согревал дом еще по меньшей мере несколько часов. На кухне было пусто. С тоской вспоминались шикарные хогвартские трапезы. Но Люпину было не привыкать, за его долгую одинокую жизнь ему не раз приходилось изобретать что-то из ничего в обход любых правил трансфигурации. Через 15 минут он поднялся наверх с двумя чашками черного крепкого чая, хорошо прожаренным беконом, стопкой тостов и джемом, найденным в глубине одной из кухонных полок.
- Наверное, это все же завтрак, - задумчиво протянул Римус, устанавливая поднос на кровать и устраиваясь рядом.

 Отправлено: 21.01.09 00:30. Заголовок: - О, ты и впрямь дог..

- О, ты и впрямь догадался! Именно ради этого я когда-то поступила в Академию Авроров. – Дора тихонько рассмеялась в ответ. Хотя, конечно, тут всё было гораздо проще. И выносливость, и силы, всё это было – для него, ради него. Благодаря ему. Лучшему мужчине на свете. Вот и сейчас – его объятия, нежные прикосновения и каждое из слов – всё это было лучшим подарком судьбы. Тем, ради чего стоило и жить, и сражаться, и проходить всё новые испытания. Чтобы потом, когда всё остаётся позади – в очередной раз, просто засыпать рядом, с улыбкой на губах. – Рем, перестань ты уже вспоминать про свой возраст. И знал бы ты, что сам делаешь со своей совершенно ненормальной женой… - снова тихий смех и нежный поцелуй. Он знал, наверное. Сложно не заметить огненно-яркие пряди волос, появившиеся вместо тусклых и тёмных.
Уснуть оказалось совсем легко. Особенно вот так – не тревожась ни о чём. В кольце его рук. Когда тепло. Когда рука в руке. Когда родное сердце бьётся рядом. Просто счастье.
Однако сон оказался беспокойным и каким-то слишком реальным. Пережитые события последних дней поспешили напомнить о себе отголосками, размытыми картинками и нечеткими очертаниями. Всё смешалось в один сплошной эмоциональный вихрь. Когда непонятно – отчего и почему, но чувство неизбежности преследует повсюду. Это потом, проснувшись, Тонкс запоздало подумает о том, какая же всё-таки правильная и хорошая штука – зелье для сна без сновидений. А сейчас были только яркие, изумрудно-зелёные вспышки и лучи, скользящие и появляющиеся со всех сторон. Те самые, от которых уже не спастись. И смех. Зловещий, издевательский, громкий смех Беллатрисы Лестрейндж, давно уже ставший ночным кошмаром. От него не спрятаться, не скрыться. Её невозможно заставить замолчать, она каждый раз появляется не вовремя, неся с собой смерть, и каждый раз неизменно уходит победительницей. И снова – яркие лучи. И он. Почему-то он. Патронус-оборотень, и мягкий серебристый свет, - осколками надежды. Грохот падающих камней, рушащихся стен и всё тот же смех. Неизбежность.
Только она не вспомнит – уже ничего. Проснётся от того, что Римус поднимется с постели, и снова закроет глаза, кутаясь в одеяло. Не вспомнит ни одной картинки из этого странного сна. Останется лишь чувство какой-то горькой, отчаянной безысходности. Но и оно – прошло почти сразу же. Сразу же, как только пришло ощущение того, что он по-прежнему рядом.
Но теперь, окончательно осознав, что спать ей больше не хочется, Дора несколько минут бесцельно разглядывала окно, пытаясь определить, какой сегодня день недели, какое время суток и сколько она вообще умудрилась проспать. За окном было темно – поздней осенью всегда темнеет рано. Луна, метель и ветер. На луну смотреть хотелось меньше всего, с некоторых пор Тонкс отдала бы что угодно, чтобы той не существовало вовсе. А в спальне по-прежнему - всё те же сумерки. Наверное, надо было встать, одеться, спуститься вниз и поискать Рема. Однако он вскоре появился сам – с подносом еды в руках. Ну, и как не любить его – вот такого? Как не улыбаться сейчас? Завтрак в постель! Романтика, о которой в книжках пишут. Дора глупых женских романов не читала, но, кажется, тоже начала думать о том, что забыла, когда в последний раз что-нибудь ела. И это тоже – явно не пошло ей на пользу. И ведь ладно бы только ей одной, но пора уже, в конце концов, думать не только о себе. Нимфадора Люпин, вспомни, пожалуйста, о ребёнке в следующий раз, когда тебе не захочется думать о еде.
- Если это завтрак, тогда доброго утра тебе, любимый. Или что у нас там? Ночь? Вечер? – Она улыбнулась и, поднявшись на постели, коснулась щеки Рема поцелуем. – У меня самый заботливый муж на свете. – Ещё одна тёплая улыбка и чашка чая в руках.
Почему-то именно сейчас, в эти мгновения, меньше всего хотелось думать о том – а что же теперь? Хотелось просто сидеть вот так, смотреть на него, вместе завтракать и решительно ни о чём другом не думать. Но ведь он, конечно, думает. Как и она. И они оба это знают. Рано или поздно приходится вспоминать, что кроме мира на двоих, существует мир, в котором идёт война.