Отправлено: 17.04.09 21:41. Заголовок: The smoke of her burning... our love [A]

 Отправлено: 18.04.09 08:35. Заголовок: Fallen angels at my ..

Fallen angels at my feet
Whispered voices at my ear
Death before my eyes
Lying next to me I fear
She beckons me (c)

Вся Европа горела кострами Инквизиции, огонь скрывал заросшие раны и обнажал язвы, огонь вился до самых небес, застилал дымом небеса, кричал человеческими - женскими - голосами, молил о прощении и милосердии у небес, но Бог оставался удивительно глух к этим молитвам - ведь он сам, как заигравшийся ребенок, затеял страшную резню, дал милость на реки крови, пропитавшие землю, сам первый поднес горящий факел к костру у ног первой несчастной женщины. Женщины, которая обвинялась в колдовстве, пособничестве дьяволу, ворожбе, проклятья. Женщине, которая, судя по приговору, насылала мор на скот, беды на людей, уничтожала и сжигала деревни, летала на метле... А после, сотни несчастных, "замучавшие святых младенцев", присоединятся к ней - будут сожжены, утонут, у них разорвет сердце, не выдержавшее жестокости пыток, их повесят на первом же дереве, оставив тело висеть на потеху другим, их забьют камнями, их удушат во сне, их выставят нагими на потеху толпе, им сломают все тонкие кусточки, заставят пить расплавленный свинец и страдать, страдать, страдать...

- Милосердия! - тонкая рука тянется сквозь решетку, к свету - бесжалостные сумерки освещают женскую ладошку, всю покрытую ранами, с запекшейся собственной кровью. Кассандра буквально держится благодаря решеткам - тело, не выдержавшее пыток, ломается, рассыпается, погибает, отказывается ей служить - тонкие железные прутья служат ей опорой, чтобы не упасть на каменный пол, заляпанный все той же алой жидкостью, с разбросанной кое-где прогнившей соломой.
Кассандра просит у своих палачей, играющих внизу в карты и громко смеющихся, предвкущающих казнь завтра прямо на рассвете, на потеху толпе, милосердия - белокурой хочется пить, она задыхается от жажды, разрывающей ее изнутри. У "ведьмы" внутри - выжженные земли, пропитанные еще бегущей по венам кровью:
- Сострадания! - кричит она, протягивая руки, вжимаясь всем телом в решетку, отходя подальше от кромки темноты каменной темнице. В темноте ее ждет старуха с острой косой, кивает ей, приветствует ее, протягивает ладонь, предлагает отказатся от мучений, сдаться. Но Кассандре так хочется жить. Очень хочется. Неожиданно жадно хочется.
Рука в приглушенном свете, с тонкими музыкальными пальчиками, кое-где разорванной кожей, кажется иссохшей и мертвой, бескровной. Свет, сам того не понимая, предсказывал будущее - ведь белокурой совсем немного осталось, ночь да кусочек рассвета, проведенные один на один со смертью и смехом бесжалостных людей.

 Отправлено: 18.04.09 11:32. Заголовок: увы, я не спаситель,..

увы, я не спаситель, я палач
я не веселье приношу, а лишь раскаяния и плачь

В жизни есть всего две позиции. Одна это когда "тебя" а другая это когда "ты" и вовсе не сложно догадаться, которая из них для любого человека окажется предпочтительней.
Когда-то Уолдену была неприятна его работа. Безусловно, он видел тяжелые картины перед глазами. Ежедневно его руки оказывались по локоть в чужой крови. Призраки из прошлого, преследовали его на каждом шагу, их голоса плотно засели в голове, и никак было от них не избавиться. Но когда ему был четко поставлен вопрос о жизни и смерти, Уолден предпочел, чтобы чужие головы летели с плеч, а не его.
Удивительно, но почему-то именно жалкие людишки так отчаянно цепляются за свое существование на этой земле. Макнейр был всего лишь вором, его преступления казались невинными на фоне тех злодеяний, которые вершили люди, стоявшие над ним, но правосудие оказалось безжалостным и жестоким, а чтобы не лишиться своей жизни он подписался убивать.
Сейчас ему его работа предоставляла какое-то ненормальное удовольствие. Не было в нем больше жалости и сострадания. Казалось, что эмоции больше никогда не отражались на его лице, а душа испарилась от жара пылающего костра инквизиции.
Уолдену нравилось, что он вершил суд. Нравилось, что с его легкой руки грешники переходили в другой мир. По его велению земля уходила из-под ног, а острейшее лезвие в мире отсекало головы, оставляя на искаженных лицах вечное отражение страха и ужаса перед смертью. Уолдену было плевать, что он лишь выполнял грязную работу, что его сторонятся на улице люди и клеймо палача, ангела смерти, демона, называйте как хотите, останется на нем вплоть до последнего вздоха. По мнению Уолдена - он и есть смерть, и есть в этом что-то невероятно прекрасное. Он палач. В его руках судьбы.
Затянувшаяся допоздна игра в карты, сегодня, и уже которую ночь подряд не могла его радовать. Дешевая выпивка, которую нельзя не назвать «пойлом», превращавшая даже самых уважаемых людей в грязных свиней, а что же можно сказать об «особом народе», вновь обжигала горло, но не затмевала разум, как хотелось бы. Двое его «приятелей» уже давно уткнулись носом в древесину их маленького круглого стола. Третий, отправив в рот последние капли, с грохотом полетел на пол. Вдруг стало так тихо, что крики, доносящиеся сверху стали звучать так громко и отчетливо, точно в его голове…
Он был ее палачом. Причинял уже не раз много боли. Упивался ею, наслаждался, выжигая клеймо ведьмы на оголенной мягкой коже. Но все это было отражением для реальности, для других, а в душе творилась буря. Прекрасная Кассандра, ведьма, взбудоражила его разум. Перевернула мир. Мертвый Уолден как будто вновь проснулся из вечной спячки, впервые увидев ее.
Глаза ведьмы были удивительно прекрасны, но и очень грустны. Они будто отражали горе и страдания тысячи тысяч людей. Таких глаз палач еще никогда не видел, хотя многие смотрели на него в свой последний миг, пытаясь внушить ему весь их ужас перед смертью и добиться тем самым изменения решения палача. Многие надеялись, что он сломается в какой-то момент...
Кожа Кассандры была невероятно холодной. Самый настоящий могильный холод охватил палача, когда ведьма при первой их встрече отчаянно вцепилась в его запястье тонкими нежными пальцами. Она проклинала, но он ее не слушал. Ему тогда казалось, что его касаются те самые отправленные в ад души. Казалось, что хотят утянуть его за собой.
Почему-то только с ней Уолден чувствовал себя живым. С той, которую очень скоро публично казнит на площади. С той, с которой ему быть не суждено. Но это не мешало ему пороть ее плетью, загонять иголки под нежную почти прозрачную кожу, выпытывать то, что они все хотели узнать. Требовать признания в том, что она продала душу дьяволу. Хотя Уолден и сам был готов стать для нее дьяволом, лишь бы она принадлежала ему...
Поднимаясь по лестнице вверх, он будто крался. В сердцах он надеялся, что найдет ее безжизненное тело на холодном полу и тогда ему не придется вершить свой суд, но ведьма была жива. Не смотря на то, что она затихла, он слышал, как бьется ее сердце. Оказавшись у камеры, он потянулся вперед и обхватил ее холодную, исхудавшую руку своей широкой теплой ладонью. Затем попросил ее не издавать не единого звука и протянул сквозь решетку не полную чашу с водой.

 Отправлено: 24.04.09 14:49. Заголовок: Боль вознеслася горо..

Боль вознеслася горою,
Хитрой раскинулась сетью

Кассандра опускает глаза на свое платье, некогда роскошное, красивое, великолепное, спрятаное под темной немаркой мантией, сейчас оно представляло жалкое зрелище робкой, изношенной испорченной ткани. Тронешь - и оно разлетится в прах, станет пеплом, столько раз сдернутое с тело, сколько раз брошенное небрежно обратно, в руки, чтобы пропитаться кровью, алой и очень горячей, из многочисленных ран, причиненных страшными орудиями.
Светловолосая и сама сейчас - прах. В ней почти ничего не осталось от той, настоящей, никогда не пересекавшей порог этой тюрьмы. Прежними у нее оставались лишь глаза - бесцветные, голубые, всевидящие, умеющие смотреть не просто в душу - сквозь нее - и видеть то, что неподвластно ни разуму человека ни Божественному проведению. Кассандра знала - чувствовала? - что ее палачи потом сгорят в Аду. Что чума придет в каждый дом, поцелует каждого спящего ребенка, заберет каждую некрасивую супругу. Они сгниют, все, рано или поздно, как завтра сгорит она. В конечном итоге, они все станут пеплом.
Палач появляется откуда-то из темноты, не дает ведьме сделать ни шага назад - теплая, даже горячая, ладонь сжимает худые пальцы Кассандры, вода призывно блестит в тусклом свете свечей. Англад на секунду прищуривается, всматриваясь в гладь, видя в ней завтрашние костры. Не выдирая пальцы, ни отнимая ладони, другой рукой светловолосая аккуратно взяла чашку, поднесла ее к губам, делая небольшой, сдержанный, не смотря на смертельную жажду, глоток. А потом поднимает снова глаза, пепельные встречаются с зелеными глазами. Даже нет, не встречаются. Вгрызаются.
Боль - удивительно хороший соратник памяти. Ослепленная пытками, кричащая, сломленная, униженная, Кассандра не хотела, но запоминала лица своих палачей, не скрытые ни маской приличия, ни маской позора. Черты удивительно четко врезаются в память, как в мягкий хлеб, как в мягкую плоть вошло железо, оставив на теле несмываемое клеймо. Хотя, в прочем, какая разница - завтра ее все равно не станет.
Белокурая дергается, вырывает пальцы, словно притронулась к прокаженному, делает шаг от решетки, к темноте, которая уже призывно тянет руки. Неожиданно даже для себя, она расжимает пальцы - чашка из глины падает, бьется на сотни осколков. Кассандра делает это только для того, чтобы понять - она не оглохла от этой тишины, пока что, нарушающейся только тиканьем часов, отсчитывающих секунды-минутки:
- Как ваше имя? - неожиданно спрашивает она, сделав еще один маленький шажок, тревожно оглядываясь за спину, словно боясь упасть. Англад хочет знать его имя, очень хочет. Будет, кого проклинать перед смертью. Будет тот, за кого можно будет замолвить слово на Страшном Суде - И где же ваша плеть? - неожиданно, но на бледном лице Кассандры появляется улыбка, хоть и нервный рот немного дрожит. На белой коже - разводы черного и красного, красивое сочитание, но не редкое, к сожалению. Не Мадонна, но тоже умеет плакать кровавыми слезами.

 Отправлено: 02.05.09 11:03. Заголовок: Is this the moment w..

Is this the moment where I look you in the eyes?
Forgive my broken promise that you'll never see me cry

Всего какие-то секунды он касается ее холодной руки. Наблюдает за тем, как она подносит чашку к губам. Ловит себя на мысли, что тоже желает к ним прикоснуться. Но ведьма не разделяет с ним эти чувства, она опоминается, смотрит ему в глаза и выдирает руку. Она отскакивает назад, бьет чашку, нарушая их маленький договор сохранять тишину. Она предпочитает его обществу пугающую темноту. Даже в ее объятиях женщина чувствует себе лучше.
Волна накатывает на Уолдена. Ему вдруг становится нечем дышать. Ком в горле мешает поступать кислороду и ему приходится сделать несколько жадных глотков пропитавшегося запахом смерти воздуха, чтобы не задохнуться. Он понимает ее. Считает, что поступал бы также… да куда там, вспоминает, как ненавидел своих палачей, когда те пришли за ним в его дом. Но ему все же обидно. Ему очень хочется хоть что-нибудь изменить.
Женщина нарушает ход его мыслей, прорывается сквозь поблекшие образы и задает свой вопрос. Не успевает Уолден ответить, и она задает еще один. Криво улыбается и плачет.
Он каждой клеточкой своего тела чувствует ее страх. Особенно, когда молча, открывает ее камеру и, нарушая границы, проникает в ее темное царство. Он все еще молчит, но знает, что блондинка жаждет ответов. Предполагает, какие еще вопросы она задаст, но прежде, ему жизненно необходимо вновь к ней прикоснуться.
Чтобы понять, что это не сон, и она действительно существует. Что она не одна из тех призраков являющихся к нему во сне. Чтобы прежде чем открыть ей свою душу, убедиться, не сошел ли он с ума.
Вопреки ее желанию, палач вновь протягивает к женщине свою руку. Касается огрубевшими пальцами ее щеки, стирает дорожки на фарфоровой коже. Ему неприятно видеть ее слезы. Ему хочется пообещать, что не будет больше никакой боли. Но, к сожалению, он знает, что на рассвете, с первыми лучами солнца ему придется вновь ее причинить. Хоть и в последний раз, но это ничего не меняет. Ничего не меняет в отношении Кассандры к нему. К ее палачу. Для блондинки он навсегда им останется. До самой последней секунды. До того, как померкнут все краски и навсегда затихнут звуки. После той точки боли, когда она уже перестанет что-либо чувствовать и осознавать.
- Мое имя – тайна века. – Шепотом произносит палач, опуская свою руку и отходя от нее на шаг. Он опускает голову, будучи не способным более подвергаться пыткам ее голубых глаз. – Мне очень жаль… - добавляет он, отвечая, таким образом, на второй вопрос женщины о плети и объясняя, таким образом, причину ее отсутствия. Затем Уолден разводит в сторону руки и демонстрирует голубоглазой пустые ладони. Он безоружен, хоть и опасен.

I know you're living in hell every single day
And so I ask oh God is there some way for me to take this place

current music