Отправлено: 08.05.09 19:19. Заголовок: "И Луна - я ее ждал и любил как невесту"

"…наша участь известна…"


Действующие лица: Нимфадора и Римус Люпины.
Время действия: Начало декабря 1997года, первый день растущей Луны, ближе к рассвету.
Место событий: Хижина, затерянная в лесу где-то в Шотландии.
Краткое описание: Еще одно полнолуние в жизни оборотня Римуса Люпина. Время, когда каждый Люпин получает то, чего заслуживает. *)

 Отправлено: 08.05.09 19:32. Заголовок: Память Рема Люпина б..

Память Рема Люпина была словно подернута сизой дымкой. Пряталась в ее клочьях, как лесная хижина пряталась в серых и густых языках тумана, лизавших ее бревенчатые стены, косую крышу и плотно закрытые ставни. Старая Луна только-только умерла, умерила свой пыл, дав рождение Луне новой, которой предстояло расти последующий месяц. Чтобы снова и снова дарить оборотню то острое переплетение боли и гнева, что терзало его. Чтобы снова преподносить, как бесценный дар, счастье беспамятства.
Ночь померкла, уступая свои права дню. Но сквозь туман, карикатурой которого был лондонский смог, не проглядывал ни один лучик немощного зимнего солнца. Серый мрачный небосвод, висящий так низко над головой, что казалось до него можно дотронуться рукой, оставался беспросветен. Люпин, находящийся внутри хижины, что стояла в самом глухом уголке лесной чащи, вдалеке от любого жилья, был так же беспросветен. И вряд ли он сейчас смог бы понять, оценить как неожиданно гладко гармонировала погода за окном с состоянием его души. Пометка: если у оборотня есть душа… Еще пол часа назад его тело было телом большого серого зверя. Да, он был зверем, и теперь уже в теле человека еще не мог вспомнить – а какого же это. Быть человеком. Разум отказывался поспевать за трансформацией, оттягивал как мог тот момент, когда волшебнику предстояло снова принять всю тяжесть, нет, бездарность и бессмысленность своей жизни. Исхудавшие исцарапанные руки Римуса-человека с легкостью выскользнули из кованых цепей, которые крепко удерживали лапы Римуса-зверя. Он сам сделал эти цепи, сам их заклял, прочно вделав в стену хижины. Никто не должен был из-за него пострадать. Не имел права. Это была личная Голгофа Рема, которой он не хотел ни с кем делиться. На запястьях остались кровоточащие раны, как браслеты обвивающие руки. Оборотню не нравилось сидеть на привязи. Цепь выдержала его трансформацию, не смягченную зельями. Люпин уже начал забывать, как же он жил раньше, без всех этих зелий. Но в это полнолуние он все прекрасно вспомнил. Вспомнил всю боль, а взамен забыл все остальное. Если бы Римус был _нормальным_ магом, то вполне возможно, что он стал бы искать утешение на дне бутылки огневиски… Магглом – тогда может искал бы его в тех многочисленных маггловских аналогах дурман-травы, которые те изобретали со смертоносной настойчивостью..Но у оборотня был другой путь к самоуничтожению. И Рем, не раздумывая, вступил на этот острый и верный путь, отказавшись от волчьих зелий, которые помогли бы уменьшить боль и остаться в своем уме. Он осознанно шел на это…Зачем? Зачем…Неужели в поисках искупления? Или просто чтобы прочувствовать всю глубину страданий. Какая глупость. Ты – дурак, Рем Люпин. А еще – ты жалок. А волк не знал ничего этого. Он знал только голод крови, жажду насилия. Волк не мыслил, не чувствовал. Как когда-то Рем жалел, что вынужден оборачиваться серым зверем, сейчас он жалел, что нельзя остаться им навсегда. И тогда, кто знает, может бы нашелся охотник, который решил бы его проблему. Вместе с памятью к мужчине возвращалось презрение к себе. Что может быть хуже, чем жалость к самому себе? Так вот как ты низко пал, Люпин…Чтобы она тебе сказала на это?
Только здесь, в этой уединенной хижине, Люпин мог отпустить ту пружину, ту духовную сцепку, что держала его все время. Кто-то из людей, окружающих Люпина в Хогвартсе или в СПАСе, не замечал, кто-то видел. Он многое делал на автомате, по давно заученному еще у Дамблдора и старых друзей шаблону. Помочь, спасти, бороться, не сдаваться. Но вкуса жизни, как прежде, не было. И он ведь чувствовал его так мало, так мало успел. Так было надо. Упрямство – не из последних его качеств, не ищущих прощения. Но жило в Люпине то сомнение в собственной правильности, что заставляло его горевать о своих бедах и бедах, принесенных другим…Доре…Как она там? Как ...? Хотелось скулить, как побитой шавке. Надо было подняться с ледяного пола, перетащить свое изломанное тело на койку. Но сил не было, каждая косточка еще помнила это жуткое чувство выворачивания наизнанку, отказывалось подчиняться. Забытье продолжалось слишком не долго. И облегчения оно не принесло.

 Отправлено: 09.05.09 03:49. Заголовок: Он сказал ей – проща..

Он сказал ей – прощай, а она отвечала – конечно, до встречи. ©

Какой сегодня месяц? Число? День недели? Где я? Кто все эти люди, вокруг меня? И… где ты? Знаешь, я только и могу теперь, что сидеть у окна и смотреть куда-то вдаль… А что там – зима? Говорят, уже зима… А я вижу только луну в сумеречном небе. И метель. Может быть, её здесь вовсе нет, я не знаю… Но я её вижу. Сегодня опять полнолуние. И я опять тихо плачу, уткнувшись лицом в собственные ладони. А они – уже даже не пытаются говорить мне, что сидеть на ветру сейчас ни в коем случае нельзя, и вообще я чёртова эгоистка, которая совсем не думает о ребёнке. Ах, знали бы они, что о ребёнке я думаю больше всех на свете. Потому что хотя бы так – здесь, рядом со мной осталась частичка тебя. А ещё я помню твои тёплые руки и ласковый взгляд. Потому что когда-то давно, в той, прошлой жизни, я умела смотреть в глаза волка, и видеть там – тебя. А ты страдал, так и не веря до конца в то, как я счастлива с тобой. Где ты? Хочется кричать снова и снова, в это холодное небо, этой проклятой луне, одну единственную фразу. Простой вопрос. Где ты? Почему я до сих пор не могу поверить в то, что ты оставил меня? Почему ты лишил меня права обнять, согреть, давая понять, что ты не один? Что ты не можешь, не имеешь права быть один. Потому что у тебя есть моя любовь. Она и сейчас есть у тебя, я отдала тебе её всю – до конца, без остатка. Но она стала не нужна тебе. Почему душа до сих пор скитается где-то там, рядом с тобой? А те осколки, что остались в моих ладонях – от них только больнее.
Мама, я тебя просила миллион раз – не зажигай ты эти свечи. Только вот эту. Одну. На окне. И не смотри на меня так, огонь – он всегда должен гореть. Для того, кто уходит. Ушёл, какая разница… Я знаю, что навсегда. Зачем? Чтобы было, куда возвращаться.
Луна, как же она коварна, как жестока. Она не оставляет выбора ни тебе, ни мне. Она светит, словно Маяк Судьбы, нашей общей судьбы, разделённой на двоих. Мне уже, наверное, не больно, или просто луна окончательно свела меня с ума этой ночью.
А когда наступил рассвет – стало совсем невыносимо. И… почти физически – трудно даже дышать. Полусон, полубред, размытые очертания реальности сливались воедино с придуманными иллюзиями, выворачивая мир наизнанку. Где ты?..
Какая же ты идиотка, Нимфадора Люпин. Ты прекрасно знаешь – где. Именно сейчас. Ты знаешь. Вдох и выдох. Прогонит? Тихий хлопок аппарации.
Серое небо, лес и туман. Тучи так низко нависли над деревьями, что, кажется, будто ветки на верхушках теряются где-то в облаках. Здесь холодно, тихо и много снега. А ещё когда-то всё началось… именно здесь.
Дверь скрипнула едва слышно, и Дора на миг остановилась на пороге, прислонившись к косяку. Наверное, вот только теперь стало по-настоящему больно. Но эта боль была не своя. Его. За него. Одна на двоих. От него веяло таким холодом, безысходностью, безнадёжностью, одиночеством… что хотелось завыть – подобно волку. А потом броситься к нему, прижать к себе – обнять, согреть. И не отпускать больше – никуда и никогда.
Как же ты измучился за эту ночь, родной мой… За что ты так с собой?!
Она больше походила на собственную тень, нежели на саму себя – прежнюю. Она бездумно шагнула вперёд, через комнату, опускаясь рядом с ним на колени. Без лишних слов. Рука сама потянулась к его плечу. Да так и замерла, едва коснувшись.
Потому что после месяца разлуки это простое прикосновение показалось совершенно невыносимым. Словно одним касанием – вспомнить всё. Всё то, что связывает вас друг с другом, то, что однажды возникло между вами, и останется с вами – теперь уже навсегда.
- Поднимайся, вставай… пожалуйста. Давай, я помогу… - Так тихо, голосом, тут же сорвавшимся на шёпот.
А дальше слова просто закончились. Или ей просто не хватило сил, чтобы произнести вслух то, о чём она только и могла думать теперь. На цепи, кровь и раны на его запястьях она настойчиво избегала смотреть. В первые мгновения. Потому что так – ещё больнее.
Я вылечу твои раны, Рем. Только не прогоняй – сразу.
Потому что я всё равно не уйду.

 Отправлено: 12.05.09 18:17. Заголовок: Римус не спал, но ег..

Римус не спал, но его тело сковала та тяжелая дрема, которая следует за большим испытанием сил. Когда и на то, чтобы просто уснуть, этих сил не хватает. Он пребывал в каком-то своем мрачном иллюзорном мире, где не было ничего реального, а действительность казалось хуже той, что была на самом деле. Легкое прикосновение Нимфадоры к его плечу вторглось в придуманный мир Рема, как единственно материально существующее в нем. Как то, чего просто не может быть. Только если его измученный разум не выдумал и это тоже. Шутка ли. Серые глаза оборотня медленно приоткрылись, чтобы подтвердить догадку – это нежное и родное прикосновение ему просто почудилось. От слова чудо. Зачем ей быть здесь?... Но вот взгляд Рема сфокусировался на лице жены, его слуха коснулся ее голос…Как прежде, совсем как прежде, она сидела рядом с ним на полу. В светлеющей темноте маг с трудом разобрал ее очертания, выражение ее глаз… Она была не такой, какой он ее помнил, но не оставалось сомнения, что это Тонкс. Дора, которая нашла мужа в этом давнем его прибежище, где он скрывался каждое полнолуние вот уже десять лет. Удивление, гнев, боль, стыд, радость…Все смешалось, переплелось в душе у Люпина. Мерлин!, и все же он был рад ее видеть. Знать, что она в порядке. Все его существо потянулось ей на встречу, теплым чувством разливаясь по телу. Но Рем не был бы Ремом, если бы сразу не одернул себя. Запретил себе и думать об этом, хотя все внутри него рвалось сбросить придуманные им же оковы и условности.
Оборотень попытался что-то сказать, но с его губ сорвалось только полушипение-полурычание. После трансформации гортань должна была снова научиться, как рождать человеческие звуки. Римус подтянул колени и, прижав руку к животу, глухо закашлялся.
- Зачем ты пришла? – наконец смог выдавить он из себя. Люпин отстранился от жены, пытаясь собственными силами подняться на ноги.
- Полюбоваться на ничтожного оборотня? - Римус, и это ты говоришь? Но это было важно сейчас – показать, что он в порядке, что не нуждается в ней. Пусть его не жалеет, пусть ничего не чувствует. Нет, лучше пусть чувствует гнев, злость на него. Только не жалеет его, только не привязывается опять. – Уходи.
Со второй попытки Рему удалось подняться. Придерживаясь рукой за стену, он доковылял до узкой койки, стоящей в углу хижины. Там он закутался в мантию, спрятал руки в ее широких рукавах, и бессильно опустился на лежак, вцепившись побелевшими пальцами в деревянный подголовник койки. Как сначала он не мог отвести глаз от лица Доры, так теперь старательно избегал смотреть на нее, пряча глаза. Он гневался на нее за то, что она пришла, и на себя – потому что не подумал, что она может прийти. Как тогда…Теплым и солнечным летом самого полдня их любви. А еще был стыд – из-за того, что она видела его таким. Самый жуткий пропойца сейчас бы Рему не позавидовал.

 Отправлено: 16.05.09 22:27. Заголовок: Это было вчера ещё, ..

Это было вчера ещё, это было и правда,
Это было судьбы расчетом, это было и ладно. ©

Почему люди порой считают, что они вполне вольны решать чужие судьбы, при этом, не переставая действовать из абсолютно искренних побуждений? Мы решаем, что и для кого будет лучше, исходя из собственных соображений, и абсолютно не интересуясь мнением тех, о ком так заботимся. Иногда оно доходит до абсурда, потому что убежать от самих себя всё равно не получится, как не старайся. Но ведь есть на свете упрямцы, которые всегда знают, что и для кого - правильно. Думают, что знают, тем самым обрекая любимых на страдания.
Больно? Да, больно. Но вместе с болью так тесно переплелись любовь и нежность, что о своей боли она готова забыть – сразу же. С этим новым днём, новым рассветом к ней словно возвращалось всё то, что она так старательно забывала последние недели. Убеждала себя в том, что если не забудет, то просто сойдёт с ума, и при этом отдавала себе отчёт в том, что как бы ни старалась – не забудет никогда и ни за что. Проще привыкнуть и принять. Только не забыть. А сейчас ей казалось, что этих дней словно и не было, словно вместо неё всё это время жил кто-то другой. И вот теперь, на холодном полу этой старой лесной хижины, рядом с ним ей снова дали возможность почувствовать себя живой. И тогда какая разница, насколько больно, если ты живёшь?
Память щедро подбрасывала отголоски эмоций, кусочки воспоминаний, - о том, чего не должно было быть. А сердце снова отказывалось верить.
- Чтобы помочь тебе. – Простой ответ на простой вопрос, только ты отстраняешься, не позволяя даже приблизиться, как будто бы даже… боишься? Чего, Рем?
Что за ерунду ты говоришь снова, когда же ты перестанешь говорить о себе – вот так?
И потом, словно ножом по сердцу, вот это – уходи. Но только нет больше слёз в глазах, потому что на слёзы давно уже не осталось сил, потому что она смирилась даже с этим, потому что она пришла не для того, чтобы в очередной раз убедиться в том, что не нужна тебе.
- Я уйду, не бойся. Но только после того, как сделаю то, зачем пришла.
И вот сейчас с ней лучше не спорить – бесполезно. Пальцы рефлекторно находят волшебную палочку в одном из внутренних карманов, она поднимается с колен и вновь подходит к нему, садится рядом. Её безмолвная почти сосредоточенность при всём при этом отчаянно походила на растерянность и плохо скрываемую попытку спрятать нахлынувшие вдруг эмоции.
- Дай мне руку свою. – Ладонь дрогнула, на мгновение осторожно сжавшись на его предплечье. – Рем, прекрати, просто покажи мне руки. – Говорить, видимо, тоже было бесполезно, поэтому, оставив попытки достучаться до мужа с помощью слов, Тонкс накрыла его ладонь – своей. Разжать холодные пальцы, почему-то совершенно некстати вспоминая о том, как когда-то это он вот точно также лечил её раны. Так давно, будто целую вечность назад. Она уже тихонько шептала заклинания, убирая кровь и залечивая раны, оставленные цепями на его запястьях, а сама думала только об одном. И эта мысль была такой горькой, что даже хмурый рассвет за окном казался радужной палитрой на её фоне.
Быть вместе, и быть рядом, - это совершенно разные вещи, родной.

 Отправлено: 20.05.09 18:40. Заголовок: "Чтобы помочь те..

"Чтобы помочь тебе."
Вынужденно злые слова застряли в горле Люпина. Он споткнулся, запутался во фразах, не в состоянии уже сказать вообще что-либо. Словно что-то с силой дернуло его, потянуло к земле. А язык наоборот намертво примерз к небу. Совесть. Проснулась? Ведь как можно отвечать злобой и отчуждением на доброту, на заботу? Римус никогда не умел этого, и учиться специально для Тонкс не желал. И она была искренней, он не сомневался. Взгляд его упирался в темную стену хижины в надежде, наверное, хотя бы там увидеть ответы на все свои вопросы. Или попросту прячась, стараясь не чувствовать. Оборотень не подал Доре своей руки, оставаясь внешне безучастным к просьбам жены, но и не сопротивлялся, когда она сама взяла его за руку, разжала пальцы. Наклонилась над его ранами, как мать…Да, сейчас она напомнила Рему его мать. Только та женщина, заботящаяся о нем, была давно мертва, а этой лишь своим присутствием в ее жизни он грозил вечными мучениями, и быть может, даже смертью. Волшебник отвернул от Тонкс голову, но часть лица, та, которая оставалась к ней ближе всего, чувствовала живительное тепло ее тела. Что-то истончалось и рвалось. Хрупкая прозрачная оболочка шла трещинами. Люпин сидел на лежаке, Дора сидела рядом с ним, с ловкостью аврора поправляя его раны. Оба молчали. Он ощущал на коже покалывание и ледяное жжение от лечебных заклинаний. Смотреть в угол и дальше было непереносимо. Рем чуть повернул голову, скользнул по жене взглядом. За прошедший месяц она изменилась, и не выглядела такой же живой и яркой, как прежде…И там..прямо перед его глазами было…
А ты что думал? Что она избавиться от ребенка? Сделает то, что даже ты не смог произнести, озвучить в самый жуткий и темный час?
Беременность Тонкс теперь угадывалась, была заметна в плавных изгибах ее тела. Осколок льда зашевелился в сердце Римуса, он задрожал. Потому что понял, что никогда и не ожидал от нее, чтобы она избавилась от ребенка-оборотня, растущего в ее чреве. И тогда что? Он просто оставил ее одну на один с проблемами огромного прогнившего мира. Оставил одну, а ведь она лишь косвенно знала о том, через что предстоит пройти их маленькому сыну…Лучше вообще без отца, чем с таким? Оборотень цеплялся за последние бастионы собственной защиты. Его рука, уже обработанная Дорой, медленно поднялась вверх. Ладонь мягко легла не ее живот. Осторожно, нерешительно.
- Почему ты пришла…Почему помогаешь мне после всего того, что я сказал тебе? После всего что сделал…
Люпин поднял глаза на жену, вглядываясь в ее лицо. Он хотел, чтобы она ушла, оставила его одного. Но больше этого он хотел, чтобы она осталась.

 Отправлено: 22.05.09 18:58. Заголовок: Люпин молчал, и Дора..

Люпин молчал, и Дора тоже молчала, и всё то невысказанное, но прочувствованное несмотря ни на что будто соединяло их невидимыми узами в этой глухой тишине. Говорят, что браки заключаются на небесах – наверное, для этого даже не обязательно заключать их перед людьми, достаточно просто по-настоящему любить и верить.
Она даже не ожидала от Римуса этого жеста. По правде говоря, сейчас она вообще ничего от него не ожидала, слишком хорошо зная своего мужа. Но его ладонь, коснувшаяся её живота, неожиданно заставила Тонкс улыбнуться. Едва заметно, одними только уголками губ, но – улыбнуться. Когда она в последний раз улыбалась? Вряд ли кто-то мог бы это вспомнить теперь. Но от этого простого прикосновения холодной руки стало вдруг так неожиданно тепло на сердце, что она никак не ожидала от себя улыбки – здесь и сейчас. А потом – вопрос, и его взгляд. Их глаза встретились, и несколько мгновений Дора в растерянности просто смотрела на мужа, будто пытаясь понять, что же такое странное он у неё спрашивает.
Глупость какая-то. Стоп. Ты что там себе такое придумал? Рем Люпин, ты идиот, конечно, решил всё за нас двоих, бросил меня и ребёнка нашего, но… Мерлин, но любить-то я тебя от этого не перестала! Знаешь же, что сердце не судится с тем, кто в нём оставил след. А это как раз тот самый случай, когда ничего не имеет значение, кроме самого главного. Почему, почему ты даже этого не понимаешь?! Не всем же быть гордыми и упёртыми, как… как Гриффиндорцы. Так странно.
Она снова улыбнулась, чуть заметно, и накрыла его ладонь своей. Чуть пожала плечами, словно давая понять, что ответ на заданный вопрос – он очевиден.
- Потому что я люблю тебя.
Этим утром Тонкс была немногословна, как никогда. А он дрожал, и она, кажется, ещё не поняла – отчего. Холодно? Ну, конечно, холодно здесь! Что же ты стоишь - за окном зима, а где вы видели тёплый декабрь в Шотландии? В этом суровом северном краю, да ещё и в затерянной где-то в лесу хижине…
- Сейчас. Сейчас будет совсем тепло, только потерпи немного.
Выдохнуть, найти в себе силы разнять руки. Вот тут, в самом углу есть старый очаг, который непременно нужно разжечь. Сухие ветви, торопливый взмах палочкой – и вот уже языки пламени разгораются, один за другим, и хворост слегка потрескивает в огне. Да и потом – ему же нужен горячий чай, и это в худшем случае, в лучшем – даже и не чай вовсе.
Старая медная кружка выскользнула из рук, со стуком приземлившись на пол. Кстати, да – пора было, видимо. Что-то давно ничего не взрывалось, не ломалось и не падало… вспомнила, что такое быть собой?
Время, Рем… такая ценная штука, я не замечала этого раньше. Нужно ценить время, которое отводится нам для того, чтобы быть рядом с теми, кого мы любим. Чтобы ни одна минута, ни одно мгновение не были потрачены понапрасну. Скоро ты снова попросишь меня уйти, и даже если не уйду я – ты уйдёшь сам. Но пока у меня есть время – теперь я знаю его цену, есть ты… и больше нет сотен лишних слов и ненужных истерик.

 Отправлено: 25.05.09 17:36. Заголовок: И этот взгляд. Неодо..

И этот взгляд. Неодолимый, как притяжение планет. Люпин почувствовал, как он отдается где-то в позвоночнике, слабостью под коленями. Она не ощутила его напряжения, не поняла. А Рем боялся увидеть в ее глазах гнев, злобу, боль. Презрение. Это неизбежное зло, что он ей причинил. То, чего он заслуживал на самом деле. Боялся, но ждал этого. Ждал, замерев и помертвев, что жена оттолкнет его руку. Разве не потерял он право на этого ребенка, когда оставил его. На какое-то мгновение ему показалось, что он уловил далекий отблеск ожидаемых им чувств в ее глазах. Но она лишь накрыла его руку своей ладонью, приворожила теплом и улыбнулась. Для нее все было очевидно, все просто. Потому что любовь для нее не знала границ. Потому что для Доры любовь стояла выше всего. Ах, если бы действительно все было так просто! Но разве он заранее не знал ответ на свой вопрос? Ведь как бы ни старался, разлюбить своей милой Тонкс Римус не смог. Противоречивые эмоции боролись в душе оборотня, и он дрожал. Холод? Нет, он не чувствовал холода…Только вихри, подобие схода лавины, что обрушивались на него один за другим. А Тонкс уже побежала к очагу, принесла в хижину огонь, свет, тепло. Совсем как когда-то принесла их в жизнь Люпина.
Сухой треск ветвей, густой душистый запах дыма наполнили хижину. Огонь завораживал. На протяжении долгих тысячелетий человек не мог оторвать взгляда от пляшущих язычков пламени. Рем тоже поддался этой магии. Завороженный игрой света и тьмы, безмолвный. И Дора была богиней, что принесла в дар ничтожному человеку огонь собственного сердца. Не прося ничего в ответ кроме тепла его сердца, его ласки, его заботы. А что сделал он? Предал ее. Предал, предал, предал… Звучало как набат в голове одно единственное слово. Предательство. Худший грех для гриффиндорца, самый страшный. Не прощаемый. Как воспоминание из дурного сна, в разум Люпина ворвалась картина полной жестокой луны… Поднятая к ней серая оскаленная морда… Уши заполнились эхом тоскливого вынимающего душу, зовущего воя. Он прикусил губы, чтобы не выдать себя, пальцы снова впились в подголовье кровати, стиснули ее. Тонкс ничего не заметила, пытаясь напоить его чаем. Как всегда что-то разбила, и, наверное, как всегда сконфузилась из-за этого… Ох, милая, милая Тонкс.
Вспомни-вспомни сейчас же, что нужно сказать… Что это ничего не значит. Что когда солнце засияет не небосклоне, они снова расстанутся. Быть может для того, чтобы никогда больше не встречаться. Что это ни на что не влияет, ни на что. Потому что ничего не значит.
Но слова не шли на язык. Губы не осмеливались выговорить такую откровенную ложь.
Потому что значило.
- Ты могла бы простить меня?
Броситься к ней, обнять, прижать к себе...Люпин все так же оставался недвижим в своем углу. Словно боялся неосторожным движением спугнуть видение. Спугнуть ее. А говорить сегодня было очень сложно. Практически невозможно. Насколько легче было просто молчать. В оранжевой полутьме глаза оборотня блестели.

 Отправлено: 06.06.09 22:46. Заголовок: Ох, Мерлин. Мне, кон..

Ох, Мерлин. Мне, конечно, далеко до... в общем, до. Но ты знаешь, безумие - это заразно. Посему будет нечто очень бредовое в виде аудиопоста. Предупреждаю заранее, что оно дико страшно и с жуткими косяками : )

Простить? Так я давно простила тебя, Рем. За то, что было и за то, чего не было. За то, что сбылось и за то, чему не суждено было сбыться. И даже за то, что сбудется. За всё простила. Потому что иначе – невозможно. Потому что любить можно только всем сердцем, а иначе, что же это за любовь такая? И оттого, что я с моей безумной любовью в один прекрасный момент перестала быть нужна тебе, она никуда не исчезла. Это не свечка, которая погаснет, стоит ветру подуть чуть сильнее. Это вечный огонь.
Ты всю жизнь себе всё усложняешь, родной. А у меня, знаешь… у меня и вправду всё просто. Что угодно – делать, говорить, брать и отдавать, любить вот… тоже. Просто и искренне, где-то, наверное, даже по-детски. А без тебя в моём мире пронзительно пусто, и это тоже – совершенно просто. Иногда я спрашиваю себя – как же я жила до тебя? И не могу вспомнить. Единственное объяснение, которое приходит мне в голову – ты был в моей жизни всегда. Просто это я, глупая, не замечала раньше своего неправильного счастья. А если бы мне было дозволено выбрать свой путь ещё раз – я снова оказалась бы рядом с тобой. Снова прошла бы через всё то, что прошли мы – вместе. Даже зная, что ты вновь оставишь меня, и я стану задыхаться от боли, отчаяния и безысходности в наступившей вдруг безмолвной пустоте. Ради того счастья, что было у нас. Ради нашего малыша, который ещё непременно будет счастлив. В том самом будущем, за которое боролись мы с тобой. Тоже вместе. Я же… я же чуть с ума не сошла – без тебя. Но какая, к чёрту, разница, Рем? Если я по-прежнему люблю тебя.
Я не нужна тебе… да будь ты счастлив без меня! Только не прогоняй – вот так. Для чего тебе нужно моё прощение? Чтобы не мучиться угрызениями совести, не страдать, видя меня – вот такую. Или, может быть, для того, чтобы окончательно поставить точку в нашей истории? Так оно есть у тебя. У тебя будет всё, что ты попросишь. Ведь я так сильно люблю тебя.
Как бы я хотела сейчас подойти к тебе, просто обнять, понимаешь? И не отпускать, пока не отогрею – всего. А потом ощутить этот завороженный, мягкий и горький вкус поцелуя, от которого мгновенно сшибает дыхание - и от обхвативших лицо ладоней, и от сдавленных выдохов. От твоей близости, от тепла, разделенного на двоих, от моих потерянных рук, скользящих по твоим плечам, от твоих глаз, в которых не будет боли. И закрыть глаза и просто согревать, просто… просто? Так сложно, так нечеловечески трудно удержаться.
Я ведь, кажется, действительно только теперь поняла, что значит чувствовать себя живой. А за это можно простить всё на свете, и ждать сколько угодно, и верить, и — просто любить.
- Да. Конечно. Я давно простила тебя. – Негромко, но твёрдо – без капли сомнений. – Выпей, пожалуйста.
Пей, и тебе станет легче. И, может быть, даже чуточку теплее. А у меня по-прежнему дрожат ладони, я отдаю тебе кружку и снова вздрагиваю, коснувшись твоей руки.
Священная вера в собственную правоту? Вот только правд всегда как минимум несколько. А любовь она одна. Вот только времени – его становится всё меньше. Но я могу любить тебя, и никакие расстояния мне не помешают. Веришь?

 Отправлено: 10.06.09 00:48. Заголовок: До изобретения волчь..

До изобретения волчьего зелья полнолуние для оборотней было не только временем боли и физических терзаний, это было временем перемен. Но неправильно было бы сводить это лишь к смене тела и трансформации. Потому что каждый раз превращаясь из человека в зверя, а потом снова – из зверя в человека – оборотень переосмысливал самого себя. Это ощущалось практически как второе рождение, болезненное и жестокое. Оказавшись в своем теле, оборотень первые несколько минут чувствовал себя чужаком, и собственные мысли тоже казались чужими, непривычными. И воспринимались с неоспоримой чистотой и ясностью сознания. Потом все постепенно возвращалось на круги своя, но оставалась тень воспоминания от этого чувства первого знакомства с самим собой.
Впервые за долгие десятилетия Люпину не понравился тот незнакомец, которого он повстречал, вернувшись в свою человеческую ипостась. И если бы у него было время прийти в себя, пережить боль и слабость, он забыл бы этого незнакомца. Но появление Тонкс солью прошлось по открытой ране. Заставило Рема задуматься о самом себе, о своих поступках и о жене. А задумавшись – пути назад не было. Он считал себя за хорошего человека, но сам не заметил, как стал худшим из возможных. Но был ли Люпин слепцом, чтобы не признать собственных ошибок? И все бы ничего, только за его ошибки почему-то расплачивалась Дора. Нет…Теперь Римус видел себя с другой стороны. Сожаление рождалось быстро, подпитываемое отчаянием и чувством вины. А Тонкс говорила, что простила его. Но как такое можно простить?! Но она ведь действительно простила, потому что иначе не умела, Рем это знал. Порой слова прощения бывают пусты, как шелуха. Пустая оболочка без смысла и значения. И на такие слова улыбнешься и кивнешь, или даже вздохнешь с облегчением, но в глубине души все равно знаешь – не правда. Не простил. Не понял. Но слова Доры были другими. Им нельзя было не поверить. Но поверив, он все равно не чувствовал, что заслужил прощение.
Кружка с чаем обожгла руки. И вдруг с глухим треском упала, покатилась по неровному полу, разливая горячее содержимое. Он уже просто не мог, не мог больше. Люпин порывисто сорвался с места, непонятно как оказался на коленях перед женой, обнимая руками за бедра и прижимаясь к ней щекой. Так долго сдерживаемые эмоции перелились через край, захлестывая с головой, не давая дышать.
- Прости меня…Прости меня, Дора. Прости, прости… - горячо зашептал Рем, удерживаясь за Тонкс словно она была его спасительной соломинкой. Его мягкий обычно голос прерывался и дрожал от раскаяния и чувства вины. Но ему надо было сказать еще так много! – Я был таким глупцом, иначе и не скажешь…Думал так будет правильно, думал что так надо. Но теперь я вижу, что был не прав. Прости меня, прости, что причинил тебе столько боли, что был так слеп…Прости…
Не переставая шептать, Люпин поднялся на ноги, разрываемый противоречивыми чувствами. Он был в смятении, но при этом четко знал – чего хочет. Римус обнял жену за плечи, думая, что не достоин такого чуда.
- Я когда-то обещал, что никогда не оставлю тебя…Как я мог? Прости меня, Дора, прости. Я сам себе сейчас противен. Но я не могу без тебя, не могу, ты понимаешь?
Как говорят, истинная мудрость приходит с годами. Но не всегда большие лета являются стопроцентной протекцией от ошибок. И не всегда холодный разум является ее основой. И потому, открыв правду, сердце быстрее, чем разум, подскажет как быть.

 Отправлено: 24.06.09 01:24. Заголовок: Кружка снова со стук..

Кружка снова со стуком ударилась об пол, только на этот раз не её руки – не удержали. Нервы на пределе, эмоции – тоже на пределе. Кажется, будто ещё немного, ещё чуть-чуть, и сдерживаться станет больше невозможно. И молчать о том, что чувствуешь – абсолютно невозможно.
А потом она сама не поняла, как он оказался перед ней на коленях. Она, кажется, уже вообще ничего не понимала. У Рема дрожал голос, а Тонкс теперь дрожала сама – всем телом, от нахлынувшей вдруг теплоты, оттого, что теперь он прикасался к ней – почти как раньше, только этого никак не могло быть на самом деле. Казалось, уже ничто и никогда не сможет заполнить ту пустоту, что появилась в её жизни тогда, когда он забрал с собой её сердце – уходя. Даже их сын, ещё не родившийся, но такой долгожданный для неё, и такой нежеланный – для него.
Она ведь боялась даже подумать о том, что станет говорить ребёнку, когда тот подрастёт и задаст такой простой вопрос – а где папа? Маленький мой, а папа твой – герой войны и последний из Мародёров, самый лучший мужчина на свете. Только не спрашивай меня никогда, где он. Потому что мне страшно оттого, что я не смогу подобрать слов, чтобы ответить тебе. Я никогда не смогу сказать, что мы с тобой просто стали не нужны ему. Мне будет стыдно, но я стану врать тебе, придумывать какие-то бессмысленные оправдания, а потом просто сама в них поверю. Круг замкнётся, а я так и буду мучить себя самообманом. До тех пор, пока ты не вырастешь, и, может быть, сам всё поймёшь. Только лучше бы – не понимал. Никогда.
Тонкс действительно не сразу поняла, что муж просит у неё прощения, потому что его руки на какие-то секунды лишили её возможности вообще что-либо слышать, и тем более – соображать. Она, даже не успела попросить его подняться с колен, - он поднялся сам. И уже обнимал её за плечи, а она смотрела – просто смотрела в его глаза. Сердце стучало часто-часто, а разум отказывался верить в то, что происходящее – не сон, и не плод её воображения. Ведь она так истосковалась по нему, что не мудрено, если ей уже начали мерещиться его объятия.
Ты не можешь без меня? Да это я не могу без тебя, родной ты мой…
Её рука осторожно поймала его ладонь. Неловко, но так отчаянно, что не ясно было, у кого так дрожали пальцы – у неё, или у него? Тонкс вглядывалась в лицо мужа – она знала наизусть каждую черточку, а теперь, после недавней трансформации, боль и усталость оставили свой отпечаток везде – в уголках глаз, подрагивающих ресницах, тонких морщинках на лбу. Он говорил, а она теперь коснулась его щеки кончиками пальцев – так осторожно, несмело. Будто всё ещё не веря в то, что всё это – не сон.
- Это ты… не больно, когда ты… больнее, когда тебя нет. Я понимаю, то есть…
Шепотом, тихо-тихо. Едва ли треск хвороста в очаге не перекрывает её сбивчивый шепот. Потому что, то ли сил нет говорить в полный голос, то ли слишком страшно, что эта иллюзия рассыплется, стоит только заговорить чуть громче, или вот коснуться его – и второй рукой тоже.
- Если это ты… если я не сошла с ума от тоски, и это в самом деле ты… просто обними меня покрепче, а? Пожалуйста…
И не отпускай больше – никогда-никогда.

 Отправлено: 03.07.09 01:34. Заголовок: - Это я, конечно, эт..

- Это я, конечно, это я. Еще не придумали таких злых чар, чтобы это не было правдой. Сейчас и здесь, - поток горьких растерзанных слов иссяк. Люпин был опустошен. Душа горела. Но Дора придавала ему сил, чудодейственным эликсиром снимая его боль, его страдание, его неуверенность. И так было всегда, сколько он помнил их недолгие еще отношения. А он был слаб, почему он всегда настолько слаб? Почему всегда Дора поддерживала его, ее юность и сила духа, самоотверженность. Почему же не наоборот. Он оказался не в состоянии поддержать ее в критическую минуту. Что, когда успело сгнить в тебе, Римус Люпин? Но нет, отныне все будет иначе, и он будет лучшим мужем. А если нет – то будет ежедневно, ежечасно и ежеминутно расплачиваться душевными муками, раскаяньем, что длинными серебряными лезвиями резало его – все же существующую - душу оборотня. И он будет помнить свои ошибки, всегда они будут живым грузом на его плечах. Потому что он не такой, как она, его доброты хватит на многих, но только не на тех, кто не заслуживает ее. Люпин не заслуживал. И если жена смогла простить, то сам себя простить он вряд ли сможет. Но сейчас ей этого знать не надо, ничто не должно мешать ее радости, ее счастью. А рядом с ней будет счастлив и Рем.
Он горячо целовал ее пальцы, мгновение назад касавшиеся его щеки. Лишь теперь осознавая насколько паршиво ему было без нее. Без ее тепла, заботы, слов, взглядов, рук…Насколько велика была его боль, насколько он был упрям и глуп. Беспросветно.
Он крепко обнимал ее, прижимая к себе, баюкая в кольце своих объятий. Трепетно поглаживал волосы, пока ее голова прильнула к его плечу. Хотя слова и не произносились вслух, они звучали в каждом прикосновении. Я здесь, с тобой и никуда не денусь. И прикосновения эти звучали обещаниями. Пусть он и прежде делал обещания, но в этот раз все будет иначе. Потому что в этот раз у него на пути не будет стоять его злейшего врага – его самого. Порочный круг был разорван.
Его сухие подрагивающие губы целовали ее щеки, ресницы, брови, подбородок…Губы. И теперь речь шла о любви. В этом он ее не предавал, ведь никогда не переставал любить. Его простили, его приняли назад. И тихая благодарность, что стояла в шаге от умиротворенности, изливалась на Рема. И он чувствовал себя мальчишкой у ног мудрой женщины. Но в этом не было ничего неправильного, потому что Дора на самом деле была мудрее него. Губы, ее губы, родные и знакомые, источающие жар. И сладость. Вот теперь, теперь она должна поверить, что он – не мираж, не игра воображения. Потому что они – две половинки одного единого существа. Они связаны. И эту связь не оборвет непонимание. Не оборвет даже самая большая глупость в мире. Как не смогла оборвать война и величайшая злость.
А еще Римус хотел многое спросить жену, но не хотел отпускать ее, прерывать поцелуя. Давно пора было волшебникам научиться общаться телепатически. Очень пригодилось бы в такие моменты.
- Я словно в каком-то другом мире, - хрипло рассмеялся оборотень, не разжимая объятий, - И мне здесь чертовски нравится. Прости, что так долго лишал тебя его. Теперь я всегда буду с вами, с тобой и малышом.