Отправлено: 13.07.09 22:16. Заголовок: Бирмингем, "Britannia"

 Отправлено: 13.07.09 22:48. Заголовок: Роджер ей снится все..

Роджер ей снится все реже и реже. А ведь по-началу, сразу после того, как Бриджитт самолично, своими глазами, видела его искареженное заклятьями тела, жених являлся к ней каждый день, стоило светловолосой закрыть глаза. Навязчивый шепот из темноты, истеричный хохот, даже во сне парень, уже сгнивший наполовину, а может быть, прямо насквозь, тянул к Дефо свои скрюченные агонией пальцы, смеялся, смеялся, говоря ей о том, что продал ради пары стройных ножек свою душу. И сбивался сначала на шепот, потом на хрип, подходил ближе, и девушке казалось - она чувствует даже сквозь тревожный сон запах гниющей плоти, запах смерти, и просыпалась, судорожно касаясь лица, стирая тоненькие капельки испарины, стараясь унять безумно быстро бьющееся сердце.
И вот и сегодня Бриджитт видит его, с одной половиной лица, уничтоженной, сгнившей. С впавшими глазницами и ухмылкой, как у черепа с пиратского флага. Роджер, кажется, доволен чем-то, ужасно, предлагает ей "поцеловать своего жениха", и Дефо долго не хочет просыпаться, пока ее попутчица, старушка лет шестидесяти в благообразном клетчатом пальто, трясет ее за плечо. Поезд уже остановился, большинство пассажиров было уже на перроне вокзала Бирмингема, и Бриджитт спешно поднимается, еще ослепленная ужасом от сна, машинально складывает использованный билет в карман пальто, и ловко спрыгивает с подножки на перрон, втягивая голову в плечи, быстрыми шагами идя к стоянке такси.
Бриджитт называет гостиницу, отворачивается к окну, закрывает глаза. Водитель вертит приемник, не попадая на нужную волну, задает какой-то вопрос, на который получает односложный, безэмоциональный ответ и теряет к пассажирке интерес. Дефо занята другими мыслями, аккуратно, с свойственной ей нежностью поглаживая пальцами левое предплечье, чувствуя сквозь ткань, как болезненно пульсирует кожа. Светловолосой кажется невероятно глупо наряжаться, отправляясь на встречу с величайшим волшебником на земле, но она нет-нет, да посматривает на стекло, поправляет расстрепанные пряди, кусает губы, кляня себя за нелепое ребячество. Такси попадает в пробку, водитель нетерпеливо давит на сигнал, подгоняя степенную даму с коляской, получает свою двадцатку, и долго-долго смотрит вслед светловолосой девушки, кутающейся, не смотря на погоду, в пальто, сжимающую лацканы на груди.
Дефо говорит портье, что ее ждут, отказывается от услуг носильщика (багажа она с собой так и не взяла), мимолетом отмечая неприятный масляный взгляд и пятно на форме, и поднимается по лестнице, ведя рукой по перилам, успокаивающе шелестит бархат перчатки, касаясь дерева. Перед нужным ей номером Бридж останавливается, неуверенная, робкая, достает волшебную палочку, испытывая болезненный страх перед Господином, касается механизма замка.
Дверь открывается, приглашая войти в темный номер, и пожирательница, судорожно вздохнув, переступает порог, закрыв за собой дверь. Машинально прячет палочку в карман, делает еще несколько шагов по инерции (мягкий ворс ковра скрадывает цокот каблуков), прикрывает глаза, сгибается в подобострастном, лишенном дешевого лизоблюдства, поклоне:
- Мой Господин, - поклон еще ниже, светлые волосы падают вперед, закрывая лицо - я здесь, как вы и приказывали. - Бриджитт не старается скрыть дрожи в голосе, потому что знает - Темный Лорд настолько велик, что может прочитать все ее мысли, как открытую книгу. Она сама для него - открытая книга. Поэтому бесполезно прятать что-то внутри, Дефо привыкла открыватся своему Хозяину целиком и полностью - и те сны тоже, в которых Роджер зовет ее к себе, в ад.

 Отправлено: 14.07.09 00:49. Заголовок: Уже прошло достаточн..

Уже прошло достаточно времени, чтобы темный маг понял: что-то неправильно. Какая-то мелочь, незаметная сразу, невыносимо царапала сознание, поселяя на душе целую свору скребущихся кошек. Что-то шло не так, что-то было не в норме, и это выводило его из себя. Больше неудач, которые случаются с каждым, больше человеческой глупости Волдеморт не любил не понимать себя самого.
Несмотря на недавний провал, у него все было чудесно - насколько это слово вообще могло быть применимо к данным обстоятельствам. Да, он потерял несколько позиций, да, опустился на несколько ступеней в глазах общественности, но давало ли это право считать свою песню спетой? Вместо этого он вновь укрылся, собирая новых и новых людей в свои ряды, налаживая старые пути сообщения, припасенные к плану "б". Биргингем был идеальным для этого городом - легким, как для покорения, так и для собственной маскировки. Все было чудесно. Только все равно что-то упрямо пыталось пробиться в сознание.
Лишь через несколько дней его посетила догадка: все дело в Бриджитт. Удивительная, сумевшая завоевать его внимание Бриджитт уже давно стала почти неотъемлемой частью его собственного, личного мира. И на ее отсутствие сознание реагировало беспокойством - на грани контроля.
- Черт знает что, - кажется, именно так прокомментировал тогда это событие Волдеморт, возвращаясь к старым делам. Понятая проблема- проблема уже наполовину решенная, а значит и тратить на нее свое внимание больше не имело смысла.

И вот теперь она здесь, в темном номере местного отеля. Эта темнота сейчас была их союзником, растягивая сам миг их встречи, не давая воспринять информацию целиком. Нет, сначала звуки: щелчок замка, сбивчивое дыхание, сопровождаемое почти оглушительным в такой тишине хлопком двери. Украденный длинным ворсом цокот (кто придумал класть такие кофры возле входа?!) и лишь затем - знакомый голос при почти полном отсутствии зрительного ряда. Нет, темнота еще не готова уступить Бриджитт всю, целиком, очерчивая лишь ее силуэт.
Поднимаясь из глубокого кресла, маг уже проживает вместе с ней и липкие взгляды носильщика, и утомительную поездку в такси, и идет далее, далее по ее прошлому, пока не упирается в ее сны.
Пролегшая между бровями морщинка - единственная свидетельница его недовольства. Темнота скрывает и это, как и его самого, пока он преодолевает разделяющее их расстояние.
- Тебе нужно отдохнуть, - глубокий голос разрезает повисшую было тишину на две части, в одной из которых он сам, а в другой - призрак его ожиданий: ее удивление новым голосом, может быть недоумение, в конце концов, страх. Тот, чье имя не принято называть в обществе, замер, так и не дойдя до нее нескольких шагов.
У них еще много времени...

 Отправлено: 14.07.09 16:20. Заголовок: Что-то меняется. Скл..

Что-то меняется. Складывается потревоженная душа, похожая на кусочки мозайки, начинают затягиваться мелкие раны, напряжение уходит, перестают болеть суставы рук. И пусть светловолосая рядом с ним не может глубоко дышать, пусть держит спину прямой, словно ее привязали к столбу (распяли на кресте?), Дефо знает, что должна здесь быть, здесь, в этом отблеске чужого темного света, в этой тени.
От Темного Лорда исходит энергия такой силы, такой мощи, что Дефо чувствует, внутренний голосок тихо подсказывает ей, как за соседней стенкой плачет ребенок, а сверху, на следующем этаже, молодая пара, безумно любившая друг друга, начинает ругаться. Соседке справа плохо с сердцем, а случайная прислуга, вышедшая из своей коморки и уже потянувшаяся к ручке двери номера, обходит его сторой, тихо бубня себе нос едва слышные слова проклятья, вспомнив о каком-то неотложном, очень важном деле. Это помогает создать иллюзию, что Бриджитт с ним одна, во всем окружающем мире выключился свет и закрылся занавес, эти люди больше не важны.
Проникновение в сознание для нее почти безболезненно, но все равно что-то внутри светловолосой дергается, натяжно и горько, и хочется мгновенно выпрямится. Закрывая глаза, Бриджитт глубоко вздыхает. Проникновение в сознание для нее похоже на чьи-то прохладные тонкие руки, перебирающие любимые вещи, перелистывая страницы невидимого дневника. Расслабляет плечи, расжимает судорожно сжатые нервные пальцы, открывает глаза, рассматривая пол. Правая туфелька поцарапана, шов почти разорван, и это ввергает Дефо почти в пучину отчаяния - она далеко не всегда могла позволить себе новую пару обуви.
Девушка даже и не сразу замечает то, что у Господина другой голос. Нет, вязкие, глубокие, затягивающие в ад интонации остались, но изменилась тональность. Иная, совершенно иная. Но это, безусловно, по прежнему был ее Хозяин (так называла Темного Лорда Бриджитт только про себя, так же, как и Роберт, избегая этого обращения, казавшегося слишком личным, слишком раболепским, слишком преданным), Дефо чувствовала. Не могла объяснить словами свои ощущения, но знала.
Бриджитт медленно поднимает голову, прикусывает губу и замирает. Привычного образа Господина, лишенного человеческого лица, больше нет. Нет бледной кожи, по паучьи тонких пальцев, пугающих красных глаз, одним взглядом - разрезающих на кусочки, убивающих медленно. Перед пораженной Дефо стоит высокий, статный темноволосый мужчина, с волосами, едва поддернутыми сединой. Спокойный взгляд голубых глаз - тоже вырывающий куски откуда-то из сердца. Светловолосая медленно сползает на пол, на колени, не в силах держаться на ногах, словно ей одновременно сломали все кости. Удивление сменяется поражением, поражение - страхом, без единой лишней ноты. Она - словно идеально сыгранный оркестр, не фальшививший и не сбивающийся с такта, с музыки. И пусть этот темноволосый немолодой мужчина мало похож на того Лорда, которого она встретила впервые - болезненно дрожа от его прикосновений, закрывая глаза - Бриджитт он пугал не меньше. И вновь - почти до слез:
- Я... - начинает было Дефо, открывая и закрывая рот, поднося руки ко рту, но окончание фразы остается где-то в груди. Измученное тело реагирует на слово "отдых", и Бриджитт только сейчас понимает, что ужасно хочет лечь, уткнутся носом в подушку, снять тугое платье.
Это так приятно - словно прохладными пальцами по коже, по телу, разгоряченному лихорадкой. Это так страшно - смотреть, сидя на коленях, на мягком ворсе ковра, подогнув под себя ноги в лицо и узнавать и не узнавать одновременно. Дефо не знает, что сказать, и молчит, запрокинув голову вверх - сейчас на ее лице жили только глаза. Ладони неприятно горят, и Бриджитт тянется, чтобы стащить перчатки, но замирает, едва скользнув под бархартную ткань.
Так и остается - в нескольких шагах от Него, замершая, испуганная, не понимающая, не верящая себе, в плену Его глаз.

 Отправлено: 16.07.09 21:32. Заголовок: Аврориат, подозрение..

Аврориат, подозрение Дефо, их встреча - на грани фола. Спираль жизни схлопнулась, заставив первые шаги этого нового витка повториться, совпасть с предыдущими, отличаясь от них только в мелочах. Это было так... волнующе.
Мужчина ловил каждую ее реакцию, каждый вздох, подобно древним духам, выпивающим последнее дыхание умирающего. Будто задался мыслью наверстать упущенное за все время ее отсутствия, восполнить выявленные пробелы в... нет, не в душе, разделенной на части. В разуме, где она поселилась. И это было страшнее.

Кровь быстро вскипала в жилах – ярость отвоевывала себе свое привычное пространство, сжигая его изнутри. Дефо не имела права поселяться там, куда нет входа слабостям. Она не имела права этой слабостью становиться, навязываться ему в его привязанности, отличаться от всех прошлых. Она не имела права.
И именно эта ярость заставляет его вламываться в сознание девушки столь бесцеремонно, выворачивая наизнанку каждую мысль, заглядывая в самые укромные уголки, словно ставя штамп своей власти. Вновь опаляет все внутри – ее лицо даже не дрогнуло, не скривились губы от напряжения или неприязни (она так задержалась, заставляя думать о ней).
Новое лицо предательски подводит его в самый ненужный момент, складывая губы в тонкую напряженную нить, опуская их уголки к низу. Его фаворитка должна была быть рядом. Хоть он и сам отослал ее.

Светловолосая медленно опускается на пол - как будто исполняла часть ритуала приветствия. Два силуэта в темноте этой комнате, полутона серых красок, открывающие их взглядам больше, чем свет. Торжество ритуальной медлительности, в которой одна тень склоняется перед второй. И это стандартное приветствие вновь приводит его в состояние едва контролируемой ярости. Кровь бьет набатом в висках, губы полностью исчезли с лица, оставив в напоминание лишь привычную прорезь рта. О том, что ее жест был вызван слабостью, он догадался, лишь когда на лице Бриджитт умерло все, кроме глаз.

Мягкими шагами съедается разделяющий их ворс ковра. На секунду он замирает, глядя на нее сверху вниз, чтобы после опуститься рядом с ней на пол. По-хозяйски оглядывает девушку и запускает пальцы ей в волосы, разделяя их на аккуратные прядки. Нет, Волдеморт не упивается своей властью. Он ею просто живет.

Бриджитт ожила, потянулась к перчаткам, обессилев на полпути. Он мог бы ей помочь, мог бы ее успокоить, но вместо всего этого лишь жадно втягивает в себя запах ее волос, почти прижимаясь скулой к ее высокому лбу. Ему всегда нравились высоколобые...

Пальцы на мгновение с силой сжимаются, натягивая прядки. Не до боли, лишь до ее предвестника, имеющего привкус горечи. И лишь потом маг мягко, но без возможности отказа, снимает ее руку с перчатки, для того, чтобы взяться за ткань самому. В эти минуты он полностью сосредоточен на участке кожи, виднеющемся между рукавом и перчаткой. Это тоже волнующе. Почти как ощущение дежавю.

Долгое время он не чувствовал этих простых ощущений так ясно, как чувствовал теперь. Мягкость бархата, нежность кожи, запах чужих волос. И сейчас, скользя пальцами по ее руке, он намеренно растягивал каждое движение, вкушая, запоминая, наслаждаясь...
- Все в порядке? - спокойно интересуется он о ее жизни "до", не выдавая сжигающей его изнутри бури. Хищник в нем еще не определился чего он хочет: стянуть эту перчатку медленно, с намеком на нежность, или разорвать ее зубами к чертям, выпуская свою ярость на волю? И пока эта дилемма не нашла своего разрешения, он небрежно отодвигает вверх ее рукав, - пляшут пальцы по белой коже, замирая на том месте, где стоит его клеймо. Спокойствие на мгновение лопнуло, выпуская на волю кривую ухмылку губ, непривычных к улыбке, и вновь вернулось на свое исконное место.
Вторая перчатка так вовремя попалась ему на глаза! Зачем изображать из себя осла, тем более Буриданова, если можно осуществить обе своих идеи? Пальцы на метке вновь ожили, танцуя вниз по предплечью, к отвороту перчатки, тогда как он уже в красках представляет расправу над второй. И, наверное, именно от этого столь аккуратно покидает женскую руку помилованная ткань.

 Отправлено: 16.07.09 23:15. Заголовок: Он действует на нее ..

Он действует на нее странно - сковывает, связывает одним взглядом, одним движением рук, одним осознанием того, что они делят воздух на двоих, в этой сейчас казавшейся тесной комнате. Светловолосая сидит на полу, не делая попытки подняться, зная, что не сможет держаться на ногах, только если Он не прикажет. Ради Него Дефо готова была не только сделать это, но еще и множество других трудновыполнимых вещей, пожертвовать всем, чем угодно, ни ради высоких целей и вдохновенных речей и идеи, а просто ради Него, во имя и именем Его.
Пара шагов, сокращающих растояние, заколачивающих в тесный гроб еще несколько гвоздей, воздух, тревожно холодеющий, кровь, застывающая в жилах. Мужчина опускается около нее на корточки, и теперь их лица на одном уровне, и Дефо судорожно глотает воздух, чувствуя, как веревки, петли, обучи из металла, собственноручно надетые на душу когда-то давно, лишившие на мнгновения-дни чувств и эмоций, давят еще сильнее, вгрызаются в кожу, давят-давят-давят...
Лорд приближает лицо и теперь ее лицо чуть-чуть касается его скул. Бриджитт бы рада чуть повернуть голову, но не может, подчиняясь лишь Его желаниям. Наверное, с таким же блаженным ощущением замерзают люди, окутанные, заколдованные, зачарованные самой зимой с ее яростными снегами и мертвым, ничего не чувствующим льдом. Пальцы касаются растрепанных в дороге светлых волос, путаются в прядках, и Дефо с готовностью прикрывает глаза откидывая голову поудобнее, назад, и болезненно выдыхает, опаляя Его шею своим горячим дыханием, когда рука сжимается. Это еще не боль, похожая на нее - но не боль. От горечи немеют пальцы, подозрительно начинают щипать глаза, быстро теряют чувствительность руки, поэтому светловолосая даже не делает попытку сопротивляться, лишь покорно, повинуясь наитию, расстегивает пуговицы пальто (теперь его остается только стянуть с плеч), дышит тяжело, глубоко, до боли в легких, и когда говорит, не узнает собственного голоса, глухого, болезненного до последнего звука, дрожащего предательски:
- Да - кивает она, и это коротенькое, вырванное из груди "да", похожее одновременно и на "согласна" в конракте на продажу души, едва слышно, едва различимо в оглушающей тишине гостиничного номера. В Его жизни не было полутонов, только черное и белое, и, видит Мерлин, она уже давно расстворилась в чернильной бездне, шагнула в никуда:
- Ваши верные слуги собираются сегодня на неформальную встречу в Сэссексе, в портовых доках - слова даются Дефо с трудом, с большими паузами между ними, похожими на крошечные пропасти в миниатюре, а руки в это время ловко скидывают пальто, бесстыдно обнажая руки, которые кажутся сейчас невероятно голыми в одних перчатках и скрытые широкими лямками платья, словно мы привыкли созерцать женские руки - от кончиков пальцев до предплечья - скованными исключительно непроницаемой тканью - Прикажите отправится туда?
Перчатка в это время сдает позиции, обнажая с каждой секундой новый дюйм тонкой кожи, и Дефо внимательно следит за движением Его рук - новых, не похожих на прежние, но оставшиеся все так же по-паучьи цепкими и ледяными - прислушивается к себе, но все внутри заглушает сердце - отчаянно трепыхавшееся в грудной клетке, бьющееся о стенки, о кости, желающее выбраться на свободу. Сердце, которое так не билось никогда, не умея так биться, но быстро научившись - а ведь Он только снял перчатку с левой руки, обманув нежностью, обманув.

 Отправлено: 21.07.09 12:44. Заголовок: нет ничего лучше, че..

сказать: "Апарекиум!"

нет ничего лучше, чем трогать. есть очень глупое слово "трогательно", так вот, это совсем не то. ©

Что же ты делаешь, девочка, что же ты де-ла-ешь? Зачем так горячо дышишь, зачем так послушно выгибаешь спину, зная, что ему это понравится, зачем столь выразительно кричишь каждым своим жестом о своей верности, о своей потребности дышать тем же воздухом, что и он?
Иногда ему казалось, что Дефо забьет себе дыхательные пути ватой, если вдруг он забудет сделать очередной вдох, найдет способ остановить свое сердце, если его – разучится биться. И в этом непонятном жгучем желании другого существа быть рядом – просто так, безвозмездно, не требуя ничего взамен, - он искал и находил силы: сегодня, сейчас, целые жизни напролет.
Легендам, как выяснилось, тоже нужен кто-нибудь рядом.

Горячий воздух из ее легких по шее, подавшееся вперед тело, спавшее на пол пальто - и внутри зародилось что-то иное, тоже жаркое, но не сжигающее нутро дотла. Лорд с изумлением отметил, что вся его ярость схлынула, впиталась в песок чужой готовности эту ярость принять, оставляя после себя одно лишь…
Наверное, поэтому он и держал Бриджитт рядом. Она заставляла вспомнить его то время, когда он был совсем еще мальчишкой; забыть на доли мгновений свою нужду составлять пошаговые инструкции, четко определять цели и задачи, и строить новые модули поведения всей его организации. Не говоря уже о целом ряде действий, которые просто невозможно определить иначе как емкой фразой «заставлять Пожирателей Смерти жить».

Раз за разом он ставил на ней собственную печать, оставлял оттиск своего присутствия (хотя какой незримый оттиск может быть сильнее того клейма – черепа, да змеи – у нее на предплечье?). Даже в мыслях о молодой пожирательнице Бриджитт Дефо, встретившейся когда-то давно и задержавшейся рядом, то и дело проскальзывало слово «моя». И это было совсем не то «моя», которое относилось к любой из прочих. Нет, любой другой он бы простил двойную жизнь, любой другой он простил бы мужа, еженощный сон в одной постели с другим мужчиной, и редкое, но такое ритуальное исполнение супружеского долга. Нет. Не простил бы – ему было бы просто все равно, разве что в один день его обуял бы приступ брезгливости, и вместо равнодушного кивка женщине, он кинул бы такое же равнодушное «убирайся». Но не Дефо. Нет, именно сейчас, смотря на бледную, отливавшую в неверном свете перламутром, кожу ее оголившихся рук, Волдеморт понял, что с ней все было бы не так. Он ее бы убил. Просто убил бы – настиг, выпил бы кровь досуха – до последней капли, которая тоже принадлежала ему, – оставляя пустой красивую, молодую оболочку. Потому что она была той (не) вещью, которой он не был намерен делиться.
Он вообще делиться не любил…

Вторая перчатка так и осталось не сорванной, вопреки всем его планам и мыслям – голубые глаза, не отрываясь, смотрели в такие же голубые, словно без всякой легиллименции пытались постичь подтекст ее слов.
- Зачем? – все так же спокойно раздался очередной односложный вопрос, опять вместивший в себя несколько – зачем собираются пожиратели, зачем им отправляться туда, нет, зачем хочет туда отправиться она? Затекали ноги от долгого сидения на корточках (вот дьявол, а ведь в прошлом варианте собственного тела, кажется, было куда удобнее!), неестественно неподвижно замерли пальцы над распластанным по полу черным бархатом. В этом было что-то безжизненно трагичное: в пустой перчатке, небрежно брошенной, в ее сестре-близнеце, являющейся полной противоположностью первой – своей наполненностью. Очередной немой укор одной из пар перчаток Дефо. Она вообще умела показывать свое состояние не_словами. И это тоже ему нравилось.
Кажется, кто-то когда-то говорил «если вещь тебе нравится – избавься от нее». Что ж, с избавлением от Бриджитт он, кажется, затянул – надо было избавиться сразу, когда она только ступила на темный ворс того старого ковра, что лежал в его поместье. Она собиралась получать метку, и за нее, срывая голос, ручался ее отец, ручался приведший их пожиратель, проводивший процедуру дознания (в миру называемую процедурой перетряхивания грязного белья), и ручались ее голубые глаза, отражавшие все, что происходило в вечно юной душе. Надо было тогда от нее избавляться…
А сейчас он слишком к ней привык.
А сейчас он уже не хотел.
Избавляться.

 Отправлено: 21.07.09 21:10. Заголовок: Вдохну терпкий ветер..

Вдохну терпкий ветер, наслаждаясь – ровно шестьдесят секунд свободы. Ибо тоже ниточки паутинные, хоть и сладко тают на языке. И прочны ведь – не порвать никак. Одна минута – двенадцать вдохов полной грудью. Всего одна на тысячи часов. Выдохну вольно одиннадцать раз – а на двенадцатом ты меня вспомнишь.

Их отношения удивительно беззвучны. Прислушиваешься - и только звенящая тишина, лишенная любых переливов, вздохов, стонов, музыки. Привыкшая во всем слышать что-то, идущая в темноте всегда по звукам, пусть даже собственных шагов, Бриджитт неожиданно не боялась молчания. В пустоте можно найти тоже свои премущества, в вакууме тоже можно дышать.
Все, что Дефо делает рядом с ним, делает по наитию, не зная точно, почти не дыша. У нее под ногами вместо пола - зыбкая почва, готовая в любой момент поглотить ее, каждый жест может оказаться последним, каждое слово - критическим. Ей подсказывает внутренний голос, тонкий, едва различимый шепоток, не подсказывает даже - приказывает, что делать.
Белокурая аккуратно сжимает и расжимает обнаженные пальцы правой руки, больше не спрятанные изящной тканью дорогой - настолько, насколько она может себе позволить - перчатки, и касается второй, еще надетой, еще стягивающей кожу. Ладонь ныряет под бархат, начиная медленно-медленно стягивать ее вниз, и кто-то когда-то говорил Бридж, что нет ничего соблазнительнее женщины, снимающей перчатки, медленно, в такт музыки, звучащей в голове. В ее случае - в такт беззвучию, пустоте и молчанию. У них тоже есть свой ритм.
Девушка знает, что она в Нем запуталась. Как в самой крепкой паутине, бьется, трепыхается, маленькая глупая неразумная девочка, еще ни разу не пожалевшая о своем решении. Уже давно к рукам в тех самым роковых перчатках тянутся ниточки - тонкие, на первый взгляд, но похожие на стальные тросы. Бриджитт радуется, что избавилась от одной, неловкое движение делает, а путается еще сильнее, сама не понимая этого. В Нем можно было расствориться, утонуть, просто захлебнутся волнами исходящей от него силы, уверенности, власти. Почувствовать такой маленькой, ничего не значащей, бессмысленной, крошечной пешкой из плоти и крови. И сказать "Да". Сотни раз "да", на разные лады, да-да-да-да, слышите, да! Пешкой, разменной манеткой, любовницей дьявола, мерзкой девчонкой, непослушной и гадкой, продажной шлюшкой, да кем угодно, Мерлин, кем угодно, только здесь, только рядом с ним, только бы никто не спас, не вытащил, ни трогал.
Перчатка медленно покидает ладонь, обнажая пальцы с неловким шрамом чуть повыше запястья на левой руке. Бриджитт снимает дешевое кольцо, откидывая его в сторону. Беззвучие нарушает только звон металла о деревянный паркетный пол (в омут кто-то бросил камень, пустил круг по воде, а потом все снова затихло), и ничего больше. Дефо даже говорить не хочется сейчас, ничего, просто молчать (иначе захлебнешься, уже в горле, нет, ты уже утонула), и она с трудом находит слова, и фраза затухает на последних звуках, которые Бриджитт произносит, едва шевеля губами:
- Некоторые из них думают, что Вы... - Дефо медленно поднимает руки, снимая серьги и откидывая их к кольцу - исчезли. Многие считают, что эта встреча может быть... последней. - какие глупые, нелепые слова, зачем они теперь, зачем они сейчас? Пальцы касаются лямок платья, медленно опуская их с точеных плеч, неуверенно, словно в первый раз. Круг на воде последний раз дрожит, и расходится, оставляя только спокойную гладь.
С звоном лопается один из обручей в груди, тоже нарушает спокойствие. Бриджитт подвигается чуть поближе, находя в себе новую смелость, аккуратно подается вперед, все равно неловко задевая Его ладони пальцами (удар, разряд, новая паутина, еще крепче прежней), утыкается носом в Его шею, покорно голову опустив, судорожно делая вдох - как готовый утонуть падает вверх, оказываясь на поверхности, неслыханная дерзость, неслыханная наглость, неожиданно успокаивающая, и шепчет голос - все правильно, все хорошо. Пальцы вцепляются в лацканы Его мантии, мнут ткань, судорожно дрожа. Тонуть одной так страшно, стра-ашно.

 Отправлено: 23.07.09 16:57. Заголовок: - Вот как, - тяжело ..

- Вот как, - тяжело падают слова, и это единственное замечание, которое прозвучит по этому поводу. Вот как! Шесть букв, вместивших в себя все его бешенство - да что размениваться на слова, когда уже сейчас-сегодня-завтра он сможет приложить тонкий палец к любой из меток, и каждая (каждая!) из них вспыхнет болью и его гневом. О Салазар, пусть же осыплется их кожа пеплом, под стать его ярости и тем головам, что полетят с их маленького филиала Олимпа!
Да что размениваться на слова, тогда как и магглу понятно, что "думать" - не самая сильная сторона большинства пожирателей смерти в отсутствие их лидера. Что после слов "некоторые из них думают" можно было ставить точку, и это было бы самым коротким анекдотом в истории человечества за последний десяток лет. Дьявольски досадное упущение. Полетят головы. Полетят!
Холодная ярость созвучна с упавшим кольцом, с отлетевшими в ту же сторону серьгами. Звенящий стон металла, помнившего еще ее тепло, встретившегося с непреодолимой преградой. А что может быть непреодолимее тупости человеческой? Тупости, которая так же разнообразна, как и ум, и в ней, как и в нем, все обратно. И узнаешь ее, как и ум, по тону…
Эта ярость требует выхода, требует действа, чужой боли и страданий. Много-много боли, в которой можно будет утопить свою злость, заставить ее насытиться, уснуть, перестать сжигать его изнутри. Но вместо действа маг лишь опускает веки, скрывая опасное потемнение глаз, а когда они вновь открыты – все опасное спряталось в их уголках. В этом номере больше не было места для троих, и сосущий его силы гнев на прихлебателей вновь оказался тем самым мифическим лишним, что всегда занимает третий номер. Ему просто пришлось затаиться, пришлось быть вытесненным плавной линией ее плеч, медленно обнажающейся под натиском ее рук. Это был танец – самый своеобразный и самый естественный, который только был на этом свете. Бриджитт Дефо в который раз, не боясь, танцевала над пропастью, и в который раз побеждала.
И это. Ему. Тоже. Нравилось.
Иногда.
Все правильно, все хорошо, - шепчет ей голос, и уголок Его губ едва приподнимается, обозначая улыбку. Все правильно, девочка, танцуй свой танец, держи свой ритм, - живи с молнией, пока она и тебя не спалила дотла, пока не утянула за собой в могилу.
Он ее не целует – лишь прикладывает сухие губы к подставленному виску, но ему самому кажется, что он одним этим выпил ее – до дна, прорываясь еще глубже. У него не было место нежности, - лишь власть, сила и слово «мое», которое так подходило к Бриджитт.
Руки скользнули по женским бедрам, сминая тонкую ткань. На мгновение сжались, разжались, чтобы продолжить свой путь вверх, остановиться на талии и рывком поднять девушку на ноги, чтобы подняться самому. Они так и оставались у самой двери, почти в прихожей, откуда чувствовался весь дом. Вот соседка с сердцем отсчитывает свои последние секунды, милосердно не проклиная так и не зашедшую прислугу. Маленький ребенок сбоку – обладатель бесподобной интуиции – продолжает нарываться от притаившегося рядом чудовища, но его родители слишком увлечены собой, чтобы попытаться малыша хотя бы заткнуть.Пара сверху, безумно любившая друг друга, достигла пика в своей ссоре, и сейчас юноша с темпераментом Отелло мысленно раскачивается между острым желанием схватиться за нож и попыткой бегства – куда-нибудь в парк, к озеру, к ванной, куда, в конце концов, можно сунуть голову под ледяную голову. Его девушка видит это так же ясно, как чувствует Волдеморт, как чувствовала Бриджитт, но и не думает бежать. Человеческая любовь глупа – она обладает тягой к самопожертвованию, даже к такому, обделенному всяким смыслом.
Нет, вокруг было слишком много чужого прошлого-настоящего-будущего, все происходило слишком близко к дверям – чтобы просто случиться.
Еще какое-то время Волдеморт блуждающим взглядом изучал лицо Дефо, ее чуть дрожащие пальцы, которые так и не успели отпустить ворот его мантии, он изучал ее, улыбаясь все той же полуулыбкой, прежде чем подтолкнуть девушку к очередному дверному проему. Дальше-дальше, где совсем темно, где всегда занавешены окна, независимо от времени суток, где спит Темный Лорд, пока наносит свой «визит вежливости» этому городу. Дальше, в комнату, обложенную заклятиями, отсекающими ее от остального мира, где Темный Лорд развернется и пытливо заглянет Бриджитт в глаза. Чтобы медленно, с напускной осторожностью сминая Ее защиту, положить руку на границу между белой кожей и черной тканью, с нажимом повести ее вниз, не слишком озадачиваясь вопросом "что случится первым: найдется застежка или раздастся треск ткани". Ему было все равно.

Две перчатки темнеют в полумраке гостиной, когда в ней уже никого нет. Такие вещи всегда становятся свидетелями каких-то маленьких историй, от лица таких вещей любят вести свой рассказ многие…

 Отправлено: 30.07.09 01:52. Заголовок: Не думаю, не жалуюсь..

Не думаю, не жалуюсь, не спорю
Не сплю.
Не рвусь ни к солнцу, ни к луне, ни к морю.
Ни к кораблю.

Сухие губы, аккуратно касающиеся виска. Тонкие новые руки, касающиеся старой кожи. Сдающее позиции тонкое дешевое платье. Судорожно прикрытые глаза. В голове - обрывки мыслей, воспоминаний, слов, страшная мешанина из прошлой жизни, оставшейся за дверью.
Это уже не омут. Это уже огромный океан, пустой, холодный, безжизненный, одинокий. Камень на шее - лишняя деталь антуража, Дефо и так чувствует, как стремительно направляется на дно. В самую темноту, в объятье единственной подруги - Тоски.
Господин рывком поднимает светловолосую на ноги, и она едва не падает, придавленная весом целого мира к полу. Этот мир не просто давит, он одновремено и крест, и гвозди, и палач. Видит Мерлин, Бриджитт с удовольствием осталась бы в темноте навсегда, но не может. А что, если темнота поглотит ее полностью и это будет обозначать смерть? Расстворится в ком-то без остатка, не ощущая ничего кроме, закрывать глаза на солнечный свет, на глубокую тьму, жить вечно слепой.
Дефо была готова. Подписать контракт кровью.
У светловолосой в теле словно сейчас ни одной кости. Руки и ноги не слушаются ее, Дефо вот-вот кажется, что упадет, и она позволяет себе невиданную дерзость, снова - цепляется пальцами за Его локоть. Все суставы разломаны, вывернуты, чуткий механизм не слушается. Дефо закрывает глаза, зная, что сейчас ее починят - в темноте комнаты, в мертвой глубине, подкрутят маленькие винтики, соберут по частям - только чтобы снова потом разломать.

На, кажется, надрезанном канате
Я - маленький плясун.
Я - тень от чьей-то тени. Я - лунатик
Двух темных лун

Бриджитт чувствует себя смертельно усталой. Прикосновение к виску словно выпило из нее последние соки, последние силы, свило из тонких вен крепкие стальные нити. Он, наверняка, знал, как действовал на свою "тайную любовницу" - медленно отнимал у нее силы. Дефо сползла по стене, стоило Ему отвести взгляд, судорожно облизывала пересохшие губы, поправляла волосы не слушающимися руками.
Девушка перехватывает руки своего Господина, когда они бережно скользнули по плечам вниз, стаскивая платья. Внутри что-то предательски треснуло, одновременно с тем женщина за стеной судорожно сделала последний вздох, парень прошипел девушке "Заткнись", а ребенок затих, измотанный истерикой и слезами. Дефо отходит на пару шагов, запускает пальцы в волосы, низко опускает голову - тени бросают на ее лицо еще более глубокие пепельные краски, и может показатся, что француженка сейчас - вся пепел, от кончиков нежных пальцев до светлых волос.
«Я так устала» хочет сказать пожирательница, но молчит, судорожно сжимая и расжимая пальцы. Несколько шагов прочь, за, медленно отступая, отказывая глазам, не привыкшим слышать коротенькое слово "Нет" и рукам, не терпящим этого отказа, Дефо понимает, как дорого может за это расплатится.

 Отправлено: 06.08.09 12:03. Заголовок: Столь яркие взлеты и..

Столь яркие взлеты и падения настроения, казалось, могли утомить кого угодно. Если бы только Лорд Волдеморт соизволил себя к оным причислить! Может быть это причисление, сродни признанию проблемы, стало бы первым шагом к обретению мирного, домоседского характера, однако Волдеморт не соизволил, пьеса не задалась с первого же акта, и маятник настроения вновь неудержимо понесся к отметке "ярость".
Это не было вопросом желания - он вообще легко отказывался от подобного рода влечения, когда того требовали обстоятельства. Это было проявлением невозможности принять отказ. Последний раз ему отказывал, кажется, Дамблдор. О! Нет, пардон! После этого Темный Лорд наведался к его любимчикам, и бравый Джеймс попытался сказать ему свое "нет". Он плохо кончил, этот Джеймс Поттер!
Волдеморт, впрочем, тоже...

Эхо звонкой пощечины огласило комнату - голова девушки дернулась в сторону, на щеке заалел пятипалый след. Тот-кого-нельзя-называть с легким изумлением взглянул на свои руки - право слово, как будто в этой комнате было что-то еще, способное устроить подобное. Пелена гнева пульсировала перед глазами, передавала свои импульсы в мозг, наполняя его безмолвным ликованием. Я, я – кричала она, - это я проделала за тебя этот длинный, кошачий шаг, это я исказила лицо и заставила мстить за отказ и необходимость вспоминать свое поражение!
Любую другую он бы убил. Сразу. На месте. Но не эту. Дефо хотелось сломить, заставить пожалеть, что пропустила тот редкий момент его почти-нежности.
- Полукровка, - выплюнул он как оскорбление и как оправдние ее вопиющего поведения. Выплюнул и взметнул ладонь снова, чтобы еще раз ударить с силой, наотмашь по белым скулам.
Надо было все же избавляться от Бриджитт, менять на какую-нибудь высокородную, чопорную леди, куда более подходящую для него, как для лидера организации с подобными лозунгами. Тишайшую полукровку - каприз он позволить себе мог. Полукровку, вообразившую, что высота ее полета теперь позволяет ей дерзить - никогда и ни при каких обстоятельствах. А значит, пора избавляться от Бриджитт, самым надежным из всех способов. Вот только... Сначала...
Тонкая ткань порвалась под порывистым движением его рук. Клок платья безвольно, беспомощно обвис, обнажая грудь. Ни малейшего признака желания в человеческих, но все равно страшных глазах. Он не потрудился даже обнажить палочку. Холодные пальцы скользили по мягкой коже - вверх, вверх, изучая, запоминая каждую впадинку от ключиц, до горла. Сомкнулись вокруг шеи - без силы, просто в объятиях, и тонкая нить рта задрожала в сдерживаемой, злой усмешке. Он так и не сдавил эту шею, уведя от соблазна руки к подбородку, приподнимая его двумя пальцами:
- Ты забылась, - ласковым шепотом сообщает маг, и снова бьет. Наотмашь. По белым скулам.

 Отправлено: 29.08.09 16:41. Заголовок: Время остановилось д..

Время остановилось для нее сейчас - часы в гостиной, направленной палочкой, остановились, впала в летаргию кукушка, стрелки на наручных часах замерли на определенной отметке, и дальше не пошли. Где-то могли разрушаться горы, погибать народы, умирать люди, у кого-то заканчивалось то самое время, которое для Бриджитт Дефо остановилось в ту самую секунду, когда первая звонкая, нарушившая тишину, пощечина заалела на левой щеке, запульсировала болезненно кровь в висках, и тело по инерции отступило на маленький шажок еще, назад, к тому самому "Нет", присоединившись к тому самому роковому "Нет".
Да, могли - погибать герои, рождаться предатели, создаваться величайшие шедевры, а хрупкой светловолосой блондинке было все равно, потому что весь ее мир сейчас сосредоточившись в одном человеке, пульсировал в висках, отзывался в четких, расчетливых ударах по скулам.
Дефо даже не представляла, на какой ад, на какие страдания себя обрекает, добровольно отдавшись в рабство к этому величайшему человеку на земле, посвятив всю себя, от кончиков пальцев до голоса, только ему. На вечное коленопреклонное, послушное поведение хорошей девочки, которую обязательно похвалит строгий учитель, оставив в классе после уроков, и накажет, стоит совершить одну маленькую, крошечную провинность. А если представляла, то предпочитала не думать об этом. Неприспособленная для этого мира хрупкая фарфоровая девочка, столь похожая на Ребеку Болейн изнутри, и так непохожа - снаружи, отличающаяся льняными локонами и еще более невесомостью, еще более тонкой кожей и пальцами, которые так легко сломать, стоит только приложить некое усилие - и перебить птице крылья.
Удары - первые колокольчики, Дефо выносит их стойко, один за одним, зажмурив глаза, ненавидя себя за свой поступок, не достойный и мерзкий. Человеческая слабость, одна человеческая слабость, в маленькое словечко превратившаяся. Они не играют больше, конечно же, но Бриджитт только что проиграла всю партию - сдалась в плен.
Бриджитт открывает глаза только тогда, когда чувствует на шее тонкие, такие знакомые руки и оказывается лицом к лицу с жестоким взглядом голубых глаз, невыносимо осознавать, что можно противостоять такому взгляду, идти против него... Очередной удар.
Хладнокровное сердце Дефо парадоксально стало биться еще медленнее, когда девушка сделала шаг в сторону, опустившись на постель, неуверенно проводя пальцами по волосам, обрадованная неожиданной передышкой, взглядом побитой собаки смотря на своего Хозяина снизу вверх. В тишине гулко бились одинокие удары - раз-перерыв, тихо... тихо.... тихо... раз...
Липко. Холодно. Рядом.
О, как рядом...
До ласковой дрожи.

Даже у пустоты есть своя глубина, своя мера, у пустоты есть свое дно и своя собственная пустота. И кажется, что сейчас нет человека более пустого, чем Бриджитт, так и не поднявшаяся с кровати, прячущая лицо в подушке, закутанная в белую простынь. Изредка ее морозило, самым яростным холодом, который чувствует обреченный на медленную смерть в холодной мертвой белоснежной пустыни, и Дефо закутывалась посильнее, поджимая под себя ноги, судорожно вздыхая. Часы так и не пошли, скулы, опаленные ударами, до сих пор болели, кости ломило нещадно. Механизм разобрали... и собрали, забыв завести завод.
И не было человека в этом мире, которому было настолько все равно, день, вечер или ночь за окном сейчас, сколько время и что происходит в тщательно отлаженном мире, и эта самая пустая из самых пустых сейчас лежала на боку, рассматривая свое отражение в зеркале - бледное лицо с едва заметными дорожками мертвых слез, спутанные пепельные кудри, лежащая на простыни левая рука с Черной Меткой, ставшей угольной и четкой - его вечная радость и ее вечное проклятье.

 Отправлено: 05.09.09 17:26. Заголовок: Серый, бесцветный, о..

Серый, бесцветный, он целовал мое сломанное тело и плакал когда-то морями, стонал от боли и гладил языком губы, молчаливо требуя чувств на стерильно равнодушных простынях. Меня вырывало криками и спертым воздухом, а он по-своему обыкновению, безразличным голосом шептал: «не дыши». Убивал дыханием рот в рот, я захлебывалась моим циничным мальчиком, тонкостью и хрупкостью его сознания, попытками найти истину в этом мире и резкому его переходу из состояния «равнодушный в раю» в состояние «бездыханный в аду». Я перестала дышать. Как он и просил ©

Он не знал, сколько времени продлилось забытье. Сколько тысяч секунд его контроль давал трещину, выпуская на волю все то темное, что таилось внутри. Сколько десятков минут прошло с момента начала до того резкого толчка, выдернувшего его обратно в реальность, в темную комнату с занавешенными окнами, где два зеркала на противоположных стенах образовывали коридор отражений, повинуясь больной фантазии дизайнера интерьера. Белеющим пятном выступало в этом мрачном лабиринте его лицо – слишком темное, чтобы что-то можно было разглядеть, слишком светлое, чтобы сливаться с антуражем. Он был как будто весь – там, и неожиданно в голову закралась мысль, о том, что, наверное, так и выглядела бы его душа, будь она в целости и сохранности…
Глухой звук, зародившийся где-то внутри, так там и остался, безмолвным рычанием ярости, которым не будет вырвано – резкий взмах палочкой отдернул тяжелую занавесь с окна, впуская в комнату тусклый, серый цвет унылого утра – свет, рассеивающий наваждения. Голубые глаза прикипели к зеркальной поверхности, где мужчина неопределенного возраста так же внимательно смотрел на него, проводил рукой по лицу, будто пытаясь разгладить резко обозначившиеся морщины вокруг рта, заставить исчезнуть тени под запавшими внутрь глазами. В конце концов, он, этот двойник, бросил свое гиблое дело, опустил руку, упираясь в кровать, опустил голову – совсем ненамного, лишь чтобы упереться взглядом в своего «близнеца» исподлобья, пытаясь подавить его своей тяжестью, количеством мыслей и жизней, поселившихся глубоко внутри.
Часы так и не пошли, кукушка отправилась в лучший мир, а внутренний счетчик сбился. Сколько времени длилось забытье, сколько? Час, ночь, сутки? Рассеянный полумрак комнаты то и дело отступал еще ненамного, еще на шажок, вырывая из себя куски реальности, отдавая ее равнодушному взгляду голубых глаз. Вот выбились из общей картины светлые пряди, разметавшиеся по подушке, светловолосый затылок, хрупкая линия плеч. Судорожный вздох сломанного тела, чуть выпирающие позвонки на том месте, где кончается шея, наливающийся на плече кровоподтек в форме пяти пальцев, который обязательно окажется впору, вздумай Волдеморт приложить к нему руку. Он безразлично скользил по нему глазами, перетекал взглядом на стерильно белые простыни, искал его вновь и вновь, пока, наконец, не сдался, не остановился мертвым взглядом бездушных глаз на пяти фиолетовых пальцах на белой коже.

Движение в рваном ритме, тяжелый воздух и вязкий вдох сквозь зубы. Запах кожи, своей, чужой, сводящий с ума, сведенные судорогой на древке палочки пальцы, так и не пожелавшие с ней расстаться в этом бездумном хороводе жестокости. Оргия зазеркального мира, пришедшего, не иначе, оказать им поддержку, и это вызывало раздражение еще большее, чем все «до». Они обнажали зубы по волчьи, вцеплялись пальцами в плечи своих подружек, будто хотели удержаться на краю какой-то слишком глубокой пропасти, с силой вдавливали пальцы в их плоть; и белокурые девицы улыбались им сквозь боль на лице, закусывали губы, кидая взгляд в стороны, взгляд голубых глаз Дефо.

Внутри ворочалось что-то терпкое, утробно звучащее, встревоженное нахлынувшим образом и им же довольное. Четыре лиловых пальца на его стороне плеча, еще один – в противоположном зеркале, белые простыни, почти сливающиеся с бледной кожей, по которой текут две дорожки почти мертвых слез. Два пятна краски, пролитые по неосторожности художником на эту изломанную белизну – два прозрачных голубых омута, почти пересохших от отсутствия влаги в резерве, отдавших все свои слезы подушке. Глаза в глаза. Без остатка.